Артур Конан-Дойль - Торговый дом Гердлстон
Внизу Эзра беседовал с отцом.
- Уже восемь часов, - сказал он. - Пойдет она или не пойдет, хотелось бы мне знать.
- Пойдет, можешь не сомневаться, - уверенно сказал отец.
- А если все же не пойдет?
- Тогда нам придется найти другой способ выманить ее из дому. Мы слишком далеко зашли, чтобы в последнюю минуту отступать перед мелочами.
- Мне надо чего-нибудь выпить, - помолчав, сказал Эзра и налил себе виски. - Я весь продрог и просто сам не свой, точно кот, учуявший мышь. Не понимаю, как это вам удается сохранять хладнокровие. Вы так спокойны, словно вам предстоит проверить счета или подписать накладную. А я думаю только об одном - скорей бы! Это ожидание непереносимо.
- Что ж, тогда проведем время с пользой для души, - сказал Джон Гердлстон, и, достав из кармана небольшую пухлую библию, голосом торжественным и звучным начал читать из нее вслух. При этом он наклонился поближе к свече, и в желтом ее свете отчетливо выступили его крупные, резкие черты. Ястребиный нос и впалые щеки придавали ему хищное выражение, которое еще усиливалось блеском его глубоко посаженных глаз.
Отблески огня играли на осунувшемся, но все же красивом лице Эзры; развалившись в кресле, он с недоверчивым изумлением наблюдал за своим отцом. Эзра никогда не мог до конца решить для себя вопрос: что за человек его отец - отъявленный лицемер или религиозный маньяк? Бурт, взгромоздив ноги на каминную решетку, спал непробудным сном и громко храпел; голова у него свисала с ручки кресла.
- Не пора ли его будить? - спросил Эзра, прерывая отца.
- Да, думаю, что пора, - отвечал старый коммерсант, благоговейно закрывая священную книгу и пряча ее в нагрудный карман.
Эзра взял свечу и, подняв ее повыше, осветил лицо спящего Бурта.
- Ну и животное! - пробормотал он. - Видели ли вы когда-нибудь второй подобный экземпляр?
Рудокоп и вправду представлял собой малопривлекательное зрелище. Он полулежал в кресле, раскинув в разные стороны руки и ноги, голова у него как-то нелепо свесилась набок, а огненно-рыжая борода торчала вверх, обнажив массивную жилистую шею. Налитые кровью, остекленелые глаза были полуоткрыты, толстые губы вздрагивали всякий раз, как дыхание со свистом и хрипом вырывалось из его груди. Грязная коричневая куртка была распахнута, и из кармана торчала короткая, толстая дубинка со свинцовой головкой.
Джон Гердлстон вытащил дубинку у него из кармана и подбросил в воздух.
- Мне кажется, этой штукой можно убить быка, - сказал он.
- Не крутите ее у меня над головой! - рявкнул Эзра. - Посмотрели б вы сейчас на себя со стороны - как вы стоите, на фоне огня: длинные ноги врозь, и размахиваете дубинкой!.. У вас и так-то не слишком привлекательная внешность, а с этой штукой в руках и подавно.
Джон Гердлстон улыбнулся и сунул дубинку в карман спящего Бурта.
- Проснитесь, Бурт! - крикнул он и потряс рудокопа за плечо. - Уже половина девятого.
Рудокоп с проклятием вскочил на ноги и тут же рухнул обратно в кресло; он тупо озирался по сторонам и никак не мог сообразить, куда это его занесло. Но тут на глаза ему попалась бутылка голландского виски, уже наполовину пустая, и он обрадованно потянулся к ней, как к старой знакомой.
- А я вздремнул, хозяин, - пробормотал он хрипло. - Надо бы промочить горло, чтобы очухаться. Говорите, приспело время за работу приниматься?
- Мы все подготовили так, чтобы она к девяти часам была в парке у сухого дуба.
- Так до девяти же еще целых полчаса, - хмуро сказал Бурт. - Могли бы пока меня не будить.
- Нет, нам следует уже сейчас направиться туда. Она может прийти немного раньше.
- Ну, тогда пошли! - сказал рудокоп, застегивая куртку и обкручивая шею рваным шарфом. - Кто идет со мной?
- Мы оба пойдем, - сказал Джон Гердлстон твердо. - Мы должны помочь вам оттащить ее на рельсы.
- Будто уж Бурт не может сделать этого сам, - сказал Эзра. - Что она весит-то!
Гердлстон отвел сына в сторону.
- Не будь дураком, Эзра, - сказал он. - Мы не можем довериться этому полупьяному кретину. Все должно быть выполнено крайне тщательно и четко и притом так, чтобы не осталось никаких следов. Ты знаешь старый девиз нашей фирмы: наблюдай за всем сам, и сегодня мы, безусловно, должны им руководствоваться.
- Вся эта затея чудовищна! - передернувшись, словно от озноба, сказал Эзра. - Как я жалею, что ввязался в нее!
- Завтра утром ты уже этого не скажешь. Да, завтра утром - после того, как поймешь, что фирма спасена и никто ничего не знает и не узнает. Бурт уже направился в парк. Не теряй его из виду.
Отец и сын поспешили к выходу и увидели, что Бурт стоит на пороге. Пронизывающий, ледяной ветер все крепчал, предвещая шторм. Голые вершины деревьев уныло и глухо шумели, и время от времени доносился треск - это ветер отламывал и швырял наземь какой-нибудь высохший сук. В просветы рваных, гонимых ветром туч порой проглядывала луна, и старый парк и стены древнего монастыря то серебрились в ее лучах, то погружались во мрак. Горевшая в прихожей лампа бросала широкую золотистую полосу света на лужайку перед домом, и на фоне желтого проема двери три темные фигуры и три длинные причудливые тени казались чем-то жутким и нереальным.
- Прихватим с собой фонарь? - спросил Бурт.
- Нет, ни в коем случае! - воскликнул Эзра. - И без фонаря прекрасно все видно. Свет нам не нужен.
- У меня есть с собой фонарь, - сказал старый коммерсант. - Мы им воспользуемся, если понадобится. А сейчас, мне кажется, надо поспешить на место. Она может появиться раньше, чем мы ожидаем. А дверь мы так вот и оставим - настежь. Тогда она сразу увидит, что путь свободен.
- Пошевелите мозгами, - сказал Эзра. - Если оставить дверь настежь, она еще может заподозрить ловушку. Дверь столовой надо затворить совсем, а выходную прикрыть так, чтобы осталась небольшая щелка. Так будет выглядеть натуральнее. И она решит, что Бурт и вы, отец, дома.
- А где Джоррокс и Ребекка? - спросил Гердлстон, притворяя дверь, как было предложено.
- Джоррокс у себя в комнате, и Ребекка, само собой разумеется, тоже у себя.
- Ну, как будто все в порядке. Пошли, Бурт. Вот сюда.
Все трое зашагали по усыпанной гравием аллее, потом свернули с нее и по мокрой траве углубились в парк.
- Вон сухой дуб, - сказал Гердлстон, когда впереди из мрака проступили темные очертания дерева. Дуб стоял несколько в стороне на довольно большой лужайке, и вокруг него не было кустов куманики, разросшейся по всему парку.
Бурт обошел вокруг толстого ствола дуба и тщательно, насколько позволял мрак, осмотрел землю.
- Может быть, вам нужен фонарь? - спросил Гердлстон.
- Нет. Все в порядке. Я уже знаю, как с ней расправиться. А вы спрячьтесь вон там за деревьями или еще где, мне все равно, лишь бы не путались под ногами. Помощников мне не надо. Джим Бурт - мастер своего цела, и если уж он за что взялся, так все будет в ажуре. Только чтобы никто сюда не совался.
- Мы и не помышляли вмешиваться в ваши дела, - сказал Гердлстон.
- Вот и не вмешивайтесь! - проворчал Бурт. - Я спрячусь за этим дубом, понятно? Она прибежит, посмотрит и решит, что он еще не пришел. Будет стоять и ждать. А я улучу удобную минутку, подойду сзади, и пусть себе думает на том свете, что ее молнией убило.
- Превосходно! - воскликнул Джон Гердлстон. - Превосходно! Ну, нам, пожалуй, пора отойти в сторонку.
- С ней надо покончить одним ударом, понимаешь? - сказал Эзра. - Чтобы не было никаких криков и воплей. Я могу вынести что угодно, только не это.
- Вы что, не знаете, как я бью? - промолвил Бурт со зловещей усмешкой, оставшейся незамеченной в темноте. - Череп у вас больно крепок, а то бы не стоять вам сейчас здесь.
Рука Эзры невольно потянулась к старому шраму.
- Да, пожалуй, такого удара будет для нее предостаточно! - пробормотал он, отходя в сторону вслед за отцом. Они укрылись в густой тени деревьев, ярдах в пятидесяти от сухого дуба, за которым, в ожидании своей жертвы, притаился Бурт с дубинкой в руке.
Эзра, обычно смелый и решительный во всех своих действиях, на этот раз совсем утратил самообладание; он дрожал, как в лихорадке, у него зуб не попадал на зуб. Старый коммерсант, наоборот, был бесстрастен и хладнокровен, как всегда.
- Уже почти девять, - прошептал Эзра.
- Без десяти минут, - отвечал отец, с трудом вглядываясь в темноте в циферблат большого золотого хронометра.
- А что если она не придет?
- Придумаем какой-нибудь другой способ выманить ее из дома.
Оттуда, где они стояли, все здание старого монастыря было видно, как на ладони. Кэт не могла пройти незамеченной. Над входной дверью дома было высокое стрельчатое окно, выходившее на лестницу, и взоры отца и сына были прикованы к этому окну - они знали, что увидят Кэт, когда та будет спускаться с лестницы. И вот тускло освещенная амбразура окна потемнела, затем осветилась снова.
- Она спускается по лестнице!
- Молчи!
Протекло в ожидании еще несколько секунд, и входная дверь медленно отворилась. Золотистая полоса света снова легла через всю лужайку, едва не достигнув деревьев, за которыми спрятались заговорщики. На крыльце в этой полосе света стояла темная фигура - фигура девушки. Даже на таком расстоянии было видно, что она закутана в серый плащ, который всегда надевала Кэт, и на голове у нее низко надвинутый на глаза капор. Чтобы спастись от бешеных порывов ветра, она повязала на шею шарф, закрыв им нижнюю часть лица. С минуту она стояла неподвижно, вглядываясь во мрак и словно не зная, на что решиться: спуститься с крыльца или воротиться обратно. Затем внезапно стремительно повернулась и притворила дверь. Полоса света исчезла, но заговорщики знали, что их жертва стоит там, на крыльце, и что встреча состоится.
