Джастин Мароцци - Тамерлан. Завоеватель мира
Смерть, как знал старый император, все ближе подбирается к нему самому. Даже люди, многие годы разделявшие с. ним победы, начали уходить. В последние месяцы смерть унесла нескольких закаленных боевых товарищей. Сейф ад-дин Нукуз, давний и верный амир Тимура, умер вскоре после решающего столкновения с Баязидом. Марионеточный хан Султан-Махмуд, который все-таки был бесстрашным воином и захватил после битвы оттоманского султана, тоже скончался вскоре после сражения. И его пока никто не заменил.
Тимур приказал устроить погребальное пиршество по Мухаммед-Султану в Авнике. Повелители Азии прибыли со своими придворными, они восхваляли Аллаха, одарившего мир таким мужественным принцем и воином. Муллы[112] монотонно и уныло читали коран. Боевой барабан Мухаммед-Султана прогрохотал в последний раз. Затем все придворные и принцы, вассальные короли и амиры, солдаты и слуги испустили громкий вопль горя. После этого по монгольскому обычаю барабан был разбит на куски. Никогда более он не загремит в честь другого принца.
Из Авника гроб принца был доставлен в Султанию, а потом в Самарканд, где Тимур приказал народу наблюдать за церемонией похорон. «При его приближении жители Самарканда вышли наружу и облеклись в черные одежды. Благородные и уважаемые люди шли в чёрном, величественные и прекрасные, словно лицо мира укрыл туман самой черной ночи».
* * *Тимур в течение многих лет неоднократно доказывал, что просто физически не может пройти мимо христианского королевства Грузия, не вторгнувшись туда. Хотя смерть Мухаммед-Султана больно ударила по нему, хотя его солдаты были утомлены боями, а в своих размышлениях он все чаще обращался к грядущему походу в Китай, Тимур в этот момент опять не сумел устоять перед соблазном. Он приказал провести еще одну карательную экспедицию против царя Георгия VII, который не пожелал лично прибыть к императорскому двору. Это был шестой и последний поход Тимура против горного королевства.
Наступило время жатвы, и татары опустошили поля зерновых. Затем они двинулись в горные проходы, где начались упорные бои. Хроники упоминают осаду Куртина, сильно укрепленного города, который его жители считали неприступным. Так как цистерны были полны воды, а подвалы ломились от бочек с изысканными винами, во дворах паслось множество овец и свиней, защитники были уверены, что попросту пересидят татар. Но однажды ночью, когда инженеры строили осадные машины и тараны, один воин прополз по узкой трещине в скале и нашел путь в крепость на ее вершине. В течение ночи к нему присоединились еще пятьдесят человек. На рассвете на вершине раздались крики «Аллах акбар!», загремели татарские барабаны, зазвучали трубы, и начался штурм. Ворота были выбиты камнями, которые швыряли осадные машины, а гарнизон был раздавлен. Правитель и воины были обезглавлены, а воины, рисковавшие жизнью во время приступа, получили щедрое вознаграждение. Тимур выдал им богатые одежды, мечи, расшитые пояса, лошадей, мулов, палатки, зонтики, деревни и сады на родине и, разумеется, десятки молодых девушек.
Кампания продолжалась всю осень 1403 года. Тимур двинулся в центр страны, где он «разграбил семь сотен городов и деревень, опустошив возделанные поля, разрушив христианские монастыри и до основания спалив их церкви». Рвение, с которым он вдруг начал преследовать неверных, после того как в течение многих лет истребил тысячи и тысячи мусульман, можно счесть признаком того, что Тимур понимал: долго ему не прожить. Из Смирны он поспешил в Грузию, а оттуда направился в Китай.
Захватив в плен много знатных грузин в самом начале похода, Тимур начал переговоры о капитуляции Георгия. Учитывая подготовку к новому походу, он не собирался задерживаться в Грузии надолго. Хотя король отказался прибыть ко двору Тимура, он отправил правителю тысячу золотых монет, отчеканенных от имени императора, тысячу лошадей, золотую и серебряную посуду, роскошные одежды и исключительно большой рубин. Тимур заявил, что полностью удовлетворен этим выражением покорности, и армия двинулась дальше на восток. Сначала татары спалили множество церквей и монастырей вокруг столицы Грузии Тифлиса, а потом их орды внезапно исчезли. Грузия была разорена в очередной раз. Ее поля были вытоптаны, а закрома опустели. Целые города и деревни просто исчезли. Гниющие трупы валялись на обочинах дорог. Повсюду стояли пирамиды черепов, кошмарное напоминание о завоевателе. Приближалась зима, и холодные ветры уже засвистели в горных ущельях. Татарские орды Тимура грабили, жгли, убивали, насиловали, пока не оставляли после себя настоящую пустыню. Тишина повисла над опустошенным королевством. Поистине божьей милостью было то, что Непобедимый Господин Семи Климатов больше не возвращался в Грузию, хотя тогда об этом никто не догадывался.
В последний раз Тимур зимовал на высокогорных пастбищах Карабаха. Казалось, его неуемная энергия не иссякнет никогда. Он полностью отдался делам управления империей, отстраивал древний город Байлакан и раздавал земли сыновьям и внукам. Царство Хулагидов, которым когда-то правил недостойный Мираншах, он разделил между старшим сыном принца Абубакром, который получил Багдад и Ирак, и его вторым сыном Омаром, который получил северные районы, включая Тавриз и Султанию. На Тимура навалились династические проблемы. Стареющего императора очень заботил гладкий переход власти после его смерти. Его внук Пир-Мухаммед получил город Шираз. Брат юноши Рустам получил в управление город Исфаган, а еще один брат Искандер — Хамадан. Принц Халил-Султан получил земли между Кавказом и Трапезундом на северном побережье Малой Азии.
После смерти Баязида и Мухаммед-Султана, амира Сейф эд-дина Нукуза и Султан-Махмуда Тимуру уже не требовались новые напоминания о приближении его смерти. Однако весной 1404 года, — когда основные силы татарской армии перебрались на пастбища после грандиозной охоты с целью заготовки мяса, он потерял еще одного близкого человека. Шейх Барака, его духовный наставник, который сопровождал его во всех походах долгие годы, который привел Тимура и его войска к нескольким блестящим победам, отправился на запад, чтобы выразить свои соболезнования по поводу смерти наследника. Радость повелителя татар от этой встречи оказалась недолгой. Вскоре после встречи Барака последовал в могилу за Баязидом и Мухаммед-Султаном.
Путешествие домой продолжалось, но не прерывалось управление империей. Тимур путешествовал вместе со своим походным двором, что позволяло ему править суд, принимать прошения и жалобы, получать дань от покоренных правителей и их послов, наказывать провинившихся чиновников. Но все это никак не касалось рядовых воинов. Их мысли и мечты были сосредоточены на одном — как можно скорее вернуться о Марвераннахр. Каждый шаг приближал их к дому.
В 900 милях на восток от Карабаха в пустыне находилось памятное место, здание, поднимавшееся среди песков, словно подножие небес. Ветераны походов Тимура с волнением рассказывали о нем молодым товарищам, которые никогда не видели такого величественного монумента и с трудом верили, что минареты могут быть такими. Причина радости стариков была очень простой. Эта башня означала, что их пятилетнее странствие завершилось. Они благополучно вернулись в Марвераннахр. Это была Благородная Бухара, Средоточие Ислама, второй город империи.
* * *Минарет Калон, при виде которого в 1404 году так радовались воины Тимура, и сегодня высится над Бухарой. Он на 150 футов поднимается в небо и виден практически из всех закоулков города.
Холодным, ясным осенним вечером я сидел в чайхане на площади Ляб-и-Хауз, которая является душой и сердцем старого города. Я наслаждался дымящейся пиалой душистого зеленого чая и потрясающим видом построенной в XVII веке ханаки диванбеги Надира, мечети и пристанища святых паломников. Я намеревался посетить минарет Калон, но был просто зачарован красотой самой очаровательной городской площади Центральной Азии. Здесь, по крайней мере, царил покой. Хауз, построенный еще в 1620 году крупнейший бассейн города, представлял собой большую квадратную чашу, наполненную зеленой водой. Крутые ступеньки сбегали с мостовой к воде. Вдоль улицы стройными рядами тянулись тутовые деревья, причем самое корявое и древнее из них было посажено еще в 1477 году. На вершине самого высокого дерева виднелось старое гнездо аистов.
Стоял тихий южный вечер, сияли звезды, время для прогулки было самым подходящим. Я пошел прочь от тихого бормотания Ляб-и-Хауза по темным улицам старого города. Люди играли в карты в полосах света, который падал из открытых дверей. Если какой-то силуэт и показывался на крошечных аллейках, то сразу таял в темноте. По улицам носились ребятишки. Вокруг мерцающих огней над неработащим фонтаном порхали летучие мыши, бешено хлопая тонкими, словно бумага, крыльями. Лавки торговцев коврами были закрыты, и шаги эхом отдавались под их сводами. Здесь и там высились громадные порталы, окруженные угловыми башнями. Это были мечети и медресе, некоторые из них были освещены. А более далекие таяли в темноте. Но самым потрясающим памятником был самый высокий минарет, какой я когда-либо видел, огромная золотая башня, которая пронзала ночь. Это был один из самых знаменитых символов Бухары. Он неудержимо влек к себе, и я пошел по улицам мимо мечети Магок-и-Аттари, на базар горшечников, вокруг мечети Базар-и-Корд, вдоль медресе Амир Алим-Хан, туда, где стояло величайшее здание, уцелевшее от старой Бухары.
