Алексей Бычков - Московия. Легенды и мифы. Новый взгляд на историю государства

В тяжелую годину выпало вступить на престол юному Федору Борисовичу Годунову. Лишь около двух месяцев отвела история его царствованию. Он даже не успел венчаться на царство и принять сан Богопомазанника.

Шестнадцатилетний, красивый, мужественный, с черными глазами юноша — новый царь всем нравился своей наружностью. Способный от природы, рано познавший науку управления государством, он мог бы дать, вероятно, многое отчизне и народу.

Жители Москвы спокойно присягнули Федору, поклявшись при этом: «И к вору, который называется князем Дмитрием Углицким, не приставать, с ними его советниками не ссылаться ни на какое лихо, не изменять… и того вора, что называется царевичем Дмитрием Углицким, на Московском государстве видеть не хотеть».

Но многие россияне уже искренне верили, что находившийся в Путивле самозванец, созывающий к себе народ и русское воинство, и есть истинный Дмитрий.

Начались измены и в армии. Правительство на смену нерешительным прежним воеводам послало к войску Петра Басманова, недавнего героя Новгород-Северского, считая, что на него можно положиться. Но случилось неожиданное.

Басманов вместе с войском присягнул Дмитрию. Вероятно, он понял, что дни Годуновых сочтены и вряд ли ему был смысл подвергать свою жизнь опасности, видя вокруг ликующие лица россиян, признавших в самозванце Дмитрия. 7 мая 1605 года войско провозгласило самозванца государем и направило к нему своих выборных лиц с мольбой о прощении за то, что «по неведению стояли против него, своего прирожденного государя». Теперь движение Дмитрия на Москву походило на триумфальное шествие победителя. Города и крепости сдавались ему без боя. На всем пути встречали его радостно, с хлебом и солью.

Весть о переходе войска на сторону Дмитрия была смертным приговором Федору. Он хотя и пользовался царской властью, но уже плыл по воле волн, ожидая, чтобы жребий его свершился. Вокруг себя он видел только несколько преданных друзей. Скорее по инерции отдавал он последние указания о подготовке столицы к обороне, но ратные люди работали вяло, неохотно. Все чувствовали, что это теперь ни к чему.

1 июня явились в Москву послы самозванца с грамотой к москвичам. Звоном колоколов созвали на Красной площади народ, который с благоговением слушал царскую грамоту. В ней Дмитрий прощал народ, бывший в неведении о зле Бориса, и обещал награды в случае его признания. Заканчивалась грамота угрозой: «А недобьете челом нашему царскому величеству и не пошлете просить милости, то дадите ответ в день праведного суда, и не избыть вам от Божия суда и нашей царской руки». В толпе поднялось сильное смятение. Одни выкрикивали здравицы: «Буди здрав, царь Дмитрий Иванович!»; другие сомневались: «Да точно ли это Дмитрий Иванович? Может быть, это не настоящий?»

Затем раздались голоса: «Шуйского! Шуйского! Пусть скажет по правде: точно ли похоронили царевича в Угличе?» Шуйского возвели на лобное место. Площадь замерла в ожидании. В руках Шуйского была теперь судьба Годуновых.

«Борис послал убить Дмитрия-царевича, но царевича спасли, а вместо него погребен попов сын!» — провозгласил Шуйский.

Толпа неистово взревела: «Долой Годуновых! Всех их искоренить! Нечего жалеть их, когда Борис не жалел законного наследника!» Людская масса хлынула в Кремль, ворвалась во дворец. Стрельцы отступили перед громадной толпой, и защищать Годуновых больше было некому. Федор кинулся в тронную палату и сел на престол, надеясь, что народ не осмелится наложить руку на своего царя. Трепещущие царица с царевной Ксенией стояли с иконами в руках, умоляя о пощаде. Но в глазах народа Федор уже не был царем. Его стащили с престола и вместе с матерью и сестрой отвезли на водовозных клячах из дворца в дом, где жил Борис, когда был боярином. К дому приставили стражу. Расходившаяся чернь предалась грабежу и разгулу. Царский дворец был опустошен и разграблен. Все в нем, как якобы оскверненное Борисом, было поломано, испорчено и растащено. Были разграблены усадьбы близких к Годунову людей, а также жилища немецких лекарей, которых особенно жаловал Борис.

Дмитрий в это время находился в Туле. К нему были направлены выборные от Москвы с повинной грамотой от всей столицы. Грамота приглашала царя в столицу на престол. Она была написана от лица всех сословий. Впереди всех было поставлено имя патриарха Иова.

10 июня в Москву приехали князья Голицын и Мосальский с приказанием устранить Годуновых и сместить с престола патриарха Иова. С патриархом обошлись жестоко. Прямо во время богослужения вооруженные мятежники ворвались в храм, сорвали с Иова святительскую одежду, надели черную ризу, таскали по храму и площади, а затем вывезли на телеге из города и заключили в монастырь. Немедленно решили и судьбу семейства Годуновых. В дом, где семья Годуновых сидела под стражей, пришли Михаил Молчанов и Шеферединов с тремя дюжими стрельцами.

Они растащили по разным комнатам Федора, царицу Марию и Ксению. Царицу удавили веревкой. Федор, молодой и сильный от природы, отчаянно защищался, но его ударили дубинкой, а потом удавили. Царевну Ксению, лишившуюся чувств, оставили в живых на безотрадную жизнь.

Народу сообщили, что Федор и Мария покончили с собой с помощью яда, и их гробы были выставлены на показ. Затем извлекли из Архангельского собора гроб Годунова, переложили тело в деревянный гроб и перезахоронили в убогом Варсонофьевском монастыре. Рядом с ним похоронили без всяких обрядов, как самоубийц, Федора и царицу Марию.

Трудно сказать, совершилась ли казнь над Годуновыми по прямому указанию Дмитрия или бояре без его приказа постарались услужить новому царю, сказав при этом, что Годуновы сами себя лишили жизни. Всем своим видом названный Дмитрий показывал, что верит рассказам о самоубийстве Годуновых.

Так совершилась Божья казнь над убийцей истинного Дмитрия, и для России началась новая жизнь под скипетром того, кто принял это несчастное имя.

Описывать это время сложно, так как в тот период одновременно действуют несколько персонажей, в разное время объявленные царями.

Недаром это время получило название «Великая смута».

Борьба внутри правящей среды между княжеской знатью и чиновным боярством, влияние и авторитет которого подорвано было антагонизмом главных его представителей — Годунова и бояр Романовых, — породила страшное орудие политической интриги — самозванщину и тем вынесла смуту из дворца в войско и народные массы. Фантастический успех первого Дмитрия был обусловлен бессилием государственного центра, разладом общественных институтов, служивших опорой старому порядку, поддержкой самозванца буйным населением Северской Украины, выходцами из разных областей Московского государства, бежавших от нараставшей крепостной неволи.

История бедного царевича сложна и запутанна.

Одни считают его внуком Ивана Грозного (возможно, от убитого Ивана), другие — сыном.

Одни настаивают на том, что он был зарезан подосланными убийцами, другие — что вместо него убили подставного младенца.

Спорят даже о том, зарезан он или удавлен. Другие же считают, что он сам упал на нож в приступе эпилепсии.

Было и такое сообщение:

Борис Годунов начинает преследовать племянника. Сначала он подсылает в замок немецкого рыцаря того самого Басманова, который пытался соблазнить невестку Ивана Грозного. Но благородный немецкий рыцарь указывает на своего спящего сына — его и душит басмановский солдат, а сам рыцарь с Дмитрием скрываются.

Некоторые же утверждали, что невинной жертвой злобы Годунова пал не сын посланного убийцы, а малолетний сын священника Истомина, принятый убийцами за царевича.

По всей стране распространяется слух о смерти Дмитрия — правда, не от удушения, а от чумной заразы.

Как видим, даже среди «очевидцев» не было единства мнений.

А наш Дмитрий? Его, если он был подменен, либо того мальчика, которого держал при себе Борис Годунов на случай осложнения на пути к престолу, позже взяли под свою опеку Романовы.

Возможно, и даже вероятно, что Дмитрий действительно погиб своей смертью, а мальчика готовили к роли, внушив ему, что он — царский сын.

А. Нечволодов писал: «Вместе с тем, несмотря на весьма несхожие мнения, высказываемые об истинной личности этого Лжедимитрия различными исследователями, из коих иные принимали его то за побочного сына Стефана Батория, то за уроженца Западной Руси, наиболее вероятно предположение, что он был подданный Московского государства и принадлежал к семье небогатого служилого рода Отрепьевых — Нелидовых».

Один из этих Отрепьевых, галицкий боярский сын Богдан, был убит каким-то литовцем в Немецкой слободе в Москве и оставил после себя вдову Варвару и сына Юрия; этот Юрий, по всей вероятности, и был тем лицом, которое выступило затем под именем убиенного царевича Дмитрия. Но по некоторым известиям, Богдан и Варвара Отрепьевы только усыновили Юрия, который в действительности был побочным сыном какого-то очень знатного лица и получил при крещении имя Леонид; при этом он, по-видимому, рано узнал о своем высоком происхождении, но знал ли он точно, кто были его родители, или только строил об этом различные предположения, к сожалению, совершенно неизвестно.