Владимир Бешанов - Кадры решают все: суровая правда о войне 1941-1945 гг.

У хорошего хозяина собаке живется лучше, а маршалу весело, его не беспокоит, что вверенные ему войска косят простудные заболевания, по весне — цинга. Маршал прочитал лекцию о международном положении, призвал «потерпеть», затем приказал «сусликам» совершить марш по сопкам, проверил стрелковую подготовку и убыл, очень довольный. Потом он ставил 314-й полк в пример другим. Отсюда можно сделать вывод, что условия, в которых размещался полк, не считались экстраординарными, что таких соединений краснозвездных «неандертальцев» на Дальнем Востоке хватало. Люди в норах — это считалось вполне нормальным.

Начальник Политуправления РККА приводил и вовсе дикие примеры из жизни блюхеровской губернии. Так, красноармеец, посланный охранять несуществующий полигон, «жил один в землянке в течение 13 месяцев (!), про него все забыли и в течение этого времени никто его не навестил». Или высланный на два дня на обеспечение предстоящих учений караул пробыл на месте «17 дней без горячей пищи и продовольствия, вследствие чего была попытка к продаже обмундирования и охраняемого имущества».

Правда, продавать им особо было нечего: не прельщали потенциальных покупателей обноски забытых Богом и начальством «солдатов Чонкиных». Многим выдавали шинели неподходящего размера, ношеные, рваные, даже «сшитые из разноцветных кусков материала», а также дырявые ботинки и брезентовые сапоги. Нередко отсутствовало зимнее обмундирование. В частности, после проведенной в конце января 1938 года проверки 5-й мотомеханизированной бригады отмечалось, что зимнего обмундирования не получили 60 человек: «кто не получил брюки, гимнастерки и ходят в рваных брюках и гимнастерках… на что бойцы проявляют свое недовольство».

Проверка Ленинградского ВО показала, что штаб округа не знал даже, сколько в округе военнослужащих: «По одним данным — некомплект 8000 бойцов, по другим данным сверх комплекта 12.000 бойцов. Поэтому в ряде частей имеется излишнее обмундирование на складах, а в ряде частей часть бойцов ходит раздетыми».

Факт наличия на складах вещевого имущества еще не означал, что его получит личный состав. Обмундирование приходило в негодность в помещениях с протекающими крышами, нередко оно просто гнило под открытым небом, разворовывалось, продавалось или использовалось «не по назначению». Никакого контроля и учета материальных ценностей, в первую очередь, со стороны командиров и политработников, не существовало, народные деньги выбрасывались на ветер.

17 августа 1940 года группа бойцов и командиров направила анонимное письмо первому секретарю Ленинградского обкома партии:

Положение в Красной Армии стало совершенно невыносимым.

1. Срок службы стал самым длинным, по 3–4 года держат в целях муштровки…

2. Питание стало самое отвратительное — равноценное на броненосце «Потемкин» в старое время.

3. Одевание у нас как у партизан, ходим кто в чем попало.

4. Семьи наши тоже голодают.

5. Порядок и дисциплина как в старой армии, только лишь одного нет, не бьют по морде.

6. Работаем по 13–15 часов, только нас еще не лишили сна 6-ти часов.

Благодаря этому у красноармейцев и мл. командиров моральное состояние самое отвратительное, это показала война в Финляндии, где наша армия показала свою беспомощность, многие наши товарищи сдались врагу. Такое же настроение и в данное время. Бойцы в открытую протестуют и выливают свое возмущение перед средними командирами, они молчат и никому не доносят, т.к. оно сами это осознают и сочувствуют…

Бойца, как личность, унизили до невозможности; за малейшее — дают гауптвахту и наряды, политруков и не слушают, т.к. их считают пустышками, трепачами, в их агитацию никто не верит.

Мы сознаем, что в стране у нас экономическое положение тяжелое, поэтому просим:

1) отпустить нас домой;

2) сократить срок службы, т.к. длинный срок хуже отражается на моральном состоянии;

3) приравнять бойца к человеку;

4) в корне изменить питание;

5) дать хорошее обмундирование;

6) выпускать из расположения части хоть часа на три, Вы видите, какие результаты, когда не выпускают;

7) уменьшить рабочий день;

8) предоставить свидание с родными.

Поверьте, т. Жданов, если это будет выполнено, то все недостатки в армии ликвидируются и моральный дух будет высокий, и бойцы будут сражаться. Убедительно просим, проделайте эти мероприятия. Вы сами хорошо знаете из опыта царской армии — репрессии, наказания порядка не восстановят».

Прошедший войну солдатом-пехотинцем и артиллеристом, ныне профессор искусствоведения Н.Н. Никулин написал в своих мемуарах:

«Если бы немцы заполнили наши штабы шпионами, а войска диверсантами, если бы было массовое вредительство и враги разработали бы детальный план развала нашей армии, они бы не достигли того эффекта, который был результатом идиотизма, тупости, безответственности начальства и беспомощной покорности солдат».

Так может быть, презрев мелочи быта и скудость пайка, красноармейцы и командиры все свое время отдавали подготовке к войне с «озверевшим фашизмом»? Отнюдь. Боевой подготовкой Красная Армия практически не занималась, а лишь изредка имитировала её.

Расходы на боевую подготовку в смете Наркомата обороны были крайне низкими — 0,34–0,41 процента. На проведение политической и культурно-просветительной работы средств тратили вдвое больше, ведь: «моральные силы Красной Армии являются решающим средством в деле организации современного боя». Поэтому время политических занятий всегда было святое время.

Кадровый политработник, генерал армии Е.Е. Мальцев (1910–1981) вспоминал, сколь тяжко приходилось ему трудиться на должности комиссара 72-й стрелковой дивизии:

«Каждый командир и начальник, какой бы пост он не занимал, в обязательном порядке должен был посещать занятия по марксистско-ленинской подготовке и по определенной программе сдавать зачеты и экзамены, которые проводились очень строго. Результаты их заносились в личные дела военнослужащих, и это придавало идейно-политической закалке командных кадров строгую плановость и целеустремленность…

Мне, как комиссару дивизии, приходилось, честно говоря, нелегко. Надо было осуществлять квалифицированный контроль за всеми формами политической учебы, самому готовится к лекциям для командного состава и бойцов. Буквально целыми ночами приходилось просиживать над изучением произведений классиков марксизма-ленинизма, книгами, журналами, газетами».

И все же самым главным занятием советских бойцов всегда и везде были хозяйственные работы. Плюс к ним несение дежурства. Даже в публикациях открытой советской печати систематически обращалось внимание на потери учебного времени из-за отвлечения красноармейцев на строительные, хозяйственные, погрузочно-разгрузочные работы.

Например, в марте 1938 года в батарее 60-го артиллерийского полка «из 134 учебных часов, отведенных на боевую подготовку, было использовано только 42 часа»; во взводах 49-го полка 17-й стрелковой дивизии МВО «из 150 часов, отведенныхдля учебы в июне, использовано по назначению» менее 50 часов. В итоге «программа занятий по тактике, штыковому бою, огневой подготовке усвоена слабо».

В декабре 1938 года Л.З. Мехлис на Военном совете докладывал о состоянии дел в дальневосточных армиях:

«Боевая подготовка частей 1 -й и 2-й армий и войск ЗАБВО еще находится на низком уровне… До сих пор еще много людей в частях отвлекается на всякие подсобные работы, не связанные с боевой подготовкой. Некоторые округа медленно ликвидируют подсобные хозяйства, особенно ЗАБВО. Одна из дивизий ЗАБВО имеет до 670 га посева, стадо коров и тысячу овец».

Газета «Красная Звезда» вынуждена была констатировать, что результат такой боевой подготовки был «везде один и тот же — невыполнение учебной программы». В одной из частей Белорусского округа на вопрос красноармейцев, «почему у нас до сих пор нет занятий по боевой подготовке?», проводивший политинформацию политрук ответил: «сперва нужно поработать, а после будем учиться».

По неопубликованным письмам военных корреспондентов, боевая учеба во многих частях происходила неорганизованно и неэффективно: то стрельбы начинались с опозданием на 3–4 часа из-за отсутствия дежурных и сигнальщиков, то за 3— 4 часа успевали отстреляться лишь 2–3 человека, то вместо трех положенных патронов каждому бойцу выдавали по одному. Бывало и так, что стрельбы вовсе не удавалось начать ввиду того, что на огневом рубеже вдруг выяснялось, что забыли (?!) взять патроны или неисправно оружие.

Из Харьковского округа сообщали, что за время пребывания в лагере состоялось лишь одно занятие по стрельбе, да и то из малокалиберной винтовки. Как следствие, красноармейцы «не умеют стрелять, не знают винтовки и противогаза». Были части, где после года службы (!) бойцы не знали, как правильно оседлать коня, не могли стрелять. Из 1-й ОКА с возмущением писали, что жена комиссара пошла на стрельбище, а красноармейца заставили мыть полы в их квартире, хотя в части некоторые бойцы «за полтора года ни разу не стреляли».