Иван Ле - Хмельницкий (Книга вторая)
- Вшистко! - откликнулся джура и убежал.
19
А в это время Станислав Хмелевский въезжал во двор субботовской усадьбы Богдана Хмельницкого. Двое челядинцев - бывших конюхов из каменецкого имения Потоцкого - хозяйничали во дворе. Воин в гусарской форме показался им знакомым, особенно гусар, сопровождавший его. У обоих резвые жеребцы, отороченные мехом "венгерки" с белыми шнурами на полах. В Субботове уже знали, что на Сечь проследовали каневские и черкасские казаки с пушками. Шла молва о том, что якобы казаки с наступлением первых морозов собираются отправиться в поход на море. Поэтому никто и не удивился неожиданному передвижению казаков. За последние годы на хуторах и в селах привыкли к этому.
Но гусарского поручика конюхи узнали. Думали, что следом за ним появится и сам коронный гетман... Один из челядинцев бросился к воротам, послав своего товарища предупредить хозяина. Он помог гусарам привязать лошадей, тревожно поглядывая на дорогу, не едет ли гетман.
На крыльцо вышел легко одетый Богдан. Следом за ним, суетясь, выбежал и челядинец. Только мгновение постоял Богдан, как степенный хозяин, присматриваясь к гостям.
- О, Стась, узнаю... верен себе! Без всякого предупреждения. Как всегда, умеешь удивить и... обрадовать! - сказал и бросился к нему, перескакивая через две ступеньки.
Хмелевский тоже оставил коня, бросив поводья дворовому слуге. Словно соревнуясь, они бежали друг другу навстречу. Около двух лет не виделись друзья!
- Я и сам с ума схожу от радости!
Вот так встреча... Оба, сильные, возмужавшие, сжали друг друга в объятиях, а говорить было не о чем. Один запнулся, как гость, ожидая вопросов. А второй подумал, что его бывший друг, согреваемый гетманской лаской, мог стать другим.
- Значит, воюешь, Стась! - с горечью произнес хозяин, помогая другу раздеться, когда вошли в дом.
- Критикуешь гетмана, или как это надо понимать?.. - улыбаясь, переспросил Хмелевский. - Разве это война, мой друг? В одной руке оружие, а вторая, как у нищего, тянется к королевским привилегиям на все новые и новые воеводства и староства.
- Получается, что не я, а ты критикуешь государственного мужа. Очевидно, так я должен понимать, - шутливым тоном ответил Богдан.
- Все равно. Понимай как тебе заблагорассудится. Только не так громко! - сказал гость.
Богдан оглянулся, дверь действительно была не прикрыта. Он подошел к двери и с силой захлопнул ее.
- Ничего серьезного, не стоит беспокоиться, Богдан... - промолвил Хмелевский, вздохнув. - Да ты, очевидно, чувствуешь, что по-настоящему запахло порохом! Теперь уже здесь, на Приднепровье.
- Чувствую, чувствую, друг мой. Хорошо чувствую... - с горечью ответил Богдан. - Запахло, говоришь? Намек на известную всему миру эпопею Наливайко!.. Я и сам никак не могу избавиться от этих тревожных мыслей. Что случилось, что говорит твой всесильный? Ведь теперь его рука владыка.
Но им неожиданно пришлось прервать разговор. В комнату вошла хозяйка. Богдану не хотелось говорить при жене о таких тревожных делах, чтобы не волновать ее. Она была беременна.
- Вот и моя Ганнуся. Для тебя, Стась, пусть она будет Ганной, потому что я ревнивый, - смеясь, знакомил Богдан жену с другом. - Стась Хмелевский, Ганнуся! Это мой самый милейший друг, адъютант далеко не милейшего гетмана!
- Я знаю вас, пан Станислав, даже встречалась с вами у брата. Прятались вы от нас, женщин, распивая венгерское вино... - с легкой усмешкой напомнила хозяйка удивительно нежным голосом.
- Хотел бы, Ганнуся, чтобы вы стали друзьями. Стась - мой друг. Не правда ли, Стась?
- Конечно, рад бы. Хозяйка дома - жена друга... Такое непривычно в нашей жизни, Богдан... - начал было Хмелевский.
Но Ганна прервала его:
- Так и считаем вас в нашем доме, как друга и брата Богдася. Ты, Богдась, угощай гостя, а мне разреши поднять бокал. Будьте здоровы и веселы!
И первой слегка пригубила.
- Закусывайте. Угощай, Богдась, Станислава и сам закуси, а я должна уйти... - И исчезла за дверью.
Но начатый разговор за столом так и не продолжили. Хмелевскому не терпелось узнать, как живет Богдан.
- Ты счастлив с Ганной? - спросил он, когда хозяйка вышла из комнаты.
- Все спрашивают: счастлив?.. А ты, мой друг, не такой, как все... вместо ответа промолвил Богдан и умолк, наливая вино в бокалы. - О каком счастье ты спрашиваешь?.. Счастье, Стась, как многоводная река - ласкает, но уходит в море! Помнишь нашу мудрую пани Мелашку? Это ее афоризмы, основанные на жизненном опыте, - увиливал Богдан, не отвечая на вопрос, счастлив ли он с Ганной.
- Боже мой! Всю дорогу думал о пани Мелашке, а тут... Это... хозяйка виновата, - быстро нашелся Хмелевский, увидев входившую Ганну.
- В чем? Хозяйки, правда, всегда виноваты, - улыбаясь, сказала Ганна.
- Не всегда, уважаемая... Ганнуся, не всегда. Но в этот раз все-таки виновата! Где это, спрашиваю, наша мудрая матушка львовских спудеев, пани Мелашка?
Ганна взглянула вначале на Богдана, а затем на Хмелевского. И снова улыбнулась.
- Право, в этом моя вина. Богдась отговаривал, а я все же... посоветовала, и пани Мелашка выехала в Крапивную. Вот какая буря поднимается над Днепром, а у нее...
- Да погоди же: пан Стась до сих пор еще не знает, что я нашел племянника нашей матери, а через него и ее старую мать!..
- Мать пани Мелашки?
- Да, мать пани Мелашки! Передали люди, что заболела старушка. Кому, как не дочери, с которой разлучилась еще в детстве, присмотреть за больной. А тут такое... Казацкие полки двинулись на Сечь, а следом за ними как снег на голову свалились и жолнеры. Сам коронный гетман привел их в такую даль. Ну, я и сказала: "Поезжайте, да и с сыном поговорите в Лубнах, чтобы с друзьями не встревали в эту драку". А из Лубен в Крапивную поедет, к матери...
- Ну вот, суди сам, Стась, о настроениях!.. То радовались за Карпа, ты его знаешь, а сейчас снова беспокоимся... Хорошо, Ганнуся, я тоже рад за нашу маму Мелашку. А Карпу нынче... не до веселья. Но, налей нам, Ганнуся, еще, чтобы не думать об этом. Будет гетман воевать или нет, но его приход с войсками сюда камнем ляжет на сердца украинцев. Не следовало бы ему затевать этой кампании, она не в интересах Речи Посполитой. Что это им в голову стукнуло, не могу понять. Собрали людей во время войны с турками, вооружили их. Пообещали плату и королевские привилегии. И вместо этого шлют на Украину войска, насаждают иезуитов и униатских прихвостней. И все это делается, чтобы отнять свободу у казаков! Сам король посылает карателей. Следует ли так поступать умным правителям такого государства!.. И снова хотят закабалить народ, только покрепче. Ведь дилингенский пастор, иезуит Форер, призывает в европейской войне разжечь такие костры, на которых можно было бы сжечь протестантов, чтобы даже у ангелов, как он выразился, горели ноги, звезды плавились бы в небесах... Это людоедство!
- Вижу, что правильно поступил, начиная именно с этого разговор с тобой, - вставил и Хмелевский, прерывая разгорячившегося Богдана...
20
Закончили начатый разговор друзья уже в дороге. Богдан наконец согласился поехать вместе с Хмелевским повидаться с гетманом, чтобы уговорить его отказаться от вооруженного столкновения с казаками. Ведь он человек с головой! Вынашивает планы создания европейской коалиции для покорения турок!
- Ты должен понять, Богдан, что, возможно, и не гетмана надо винить в этом.
- Гетман тоже не пешка на шахматной доске, Стась, - возразил Богдан.
- Не пешка, но и не ферзь. Его-то я уже хорошо разглядел.
- У Конецпольского были налицо все данные, чтобы стать ферзем! У гетмана есть все - и ум, и авторитет, и уважение короля. Чего же ему не хватает?
- Коронный гетман окружен шляхтой типа Юрия Збаражского. Он, может, в душе и не одобряет эту войну, но у него не хватает сил, чтобы противостоять извечной шляхетской инерции. К тому же и он человек, со всеми присущими ему слабостями, хочет выслужиться перед королем-иезуитом. Это не Жолкевский, которого поддерживал Ян Замойский!
- К сожалению, и не Жебжидовский, - добавил Богдан.
- Кстати, умер этот прославленный воин-бунтарь. Умер в монастыре, как простой иезуитский ксендз. Хоронили его трое старших иезуитов в сопровождении десятка монахов, как неизвестного и забытого даже родственниками человека.
- Какой же блестящей судьбы ищет пан Станислав Конецпольский, сравнивая себя, очевидно, не только со своим первым тестем Жолкевским, но даже с Александром Македонским, надеясь отыскать "живую воду", с помощью которой можно безраздельно властвовать в селах и хуторах Украины? Слепой слуга короля и шляхты!.. Только и делает то, что подмазывает королевский трон смальцем лести и угодливости, как говорят наши казаки!
Остроумие Богдана рассмешило Хмелевского. Он оглянулся, боясь, как бы не услышали этих слов сопровождавшие их жолнеры и казак.
Холод и моросящий дождик принуждали согреваться скачкой. Хмелевский первым придержал коня и снова обратился к Богдану:
