Валентина Мухина-Петринская - Встреча с неведомым
Настало время, и наш "Мурманец" вместе с китобойной флотилией вышел в рейс.
Хотя я настоящий моряк, но экватор пересекал впервые, потому братва меня выкупала, а Нептун с бородой до колен преподнес мне "диплом". Вот смеху-то было! Увидал я и белого кита, хотите верьте, хотите нет. Как заорали из марсовой бочки: "Кит на лине!" - я сразу подумал: это будет белый кит! Мне же напророчил встречу с ним покойный капитан "Мурманца". А его книгу "Моби Дик, или Белый кит" я до сих пор вожу с собой. Храню как зеницу ока. И что же вы думали? На лине белый кит! Гарпунеры сказывали, что за всю жизнь не встречали кита альбиноса, но я-то знал: это для меня!
Уж гонялись за ним, за белым китом. Сначала за ним, а потом от него. Потому что этот современный Моби Дик так разъярился, что страшно смотреть. Как стукнет головой по обшивке "Мурманца", как стукнет! Полный назад! Удар пришелся где-то в носовой части. Это еще полбеды. Главное, чтобы в винт не попал. Голова белого кита что скала. Натерпелись мы страху. Вдруг он повернулся к нам задом и словно растаял, больше мы его не видели. Мистика, да и только!
А обыкновенных китов набили сколько хочешь. Пока братва охотилась на китов, я готовил им разные блюда и ломал голову, как добраться до Черкасова. По воде ведь не побежишь сотни километров? И опять мне повезло. До чего же я везучий человек!
Вызывает капитан - директор всей флотилии - к аппарату нашего капитана. Дескать, так и так, дается "Мурманцу" боевое задание: идти на юг в район кромки льда в дальнюю разведку. А коль идем мы на юг к Антарктиде, свалили нам всю почту для зимовщиков. Тюки с газетами и письмами, горы ящиков и бочек. Понимаешь? Погрузка окончена, капитан-директор отдает нам приказ по радио: "Полным ходом на юг до кромки льда".
Пока выясняли насчет китовых стад, я места себе не находил: выйдет мой номер или сорвется? Но недаром я родился в сорочке: остановились у припайного льда острова Грина. Я чуть не в ноги капитану: "Разрешите сойти на берег, дружок у меня здесь работает". Засмеялся капитан: "А среди пингвинов у тебя нет, случаем, знакомых?", но разрешил.
Когда профессор Черкасов увидел меня, то рыдал, как ребенок. Я ему в унисон. Обнялись и плачем в три ручья. Потом он меня познакомил со всеми честь честью и приказал ихнему старику коку подавать на стол все, что только имеется. Однако я отверг это угощение, потому что мне не до него было.
"Не за угощением я сюда к вам добрался от одного полюса к другому,сказал я Дмитрию Николаевичу,- что хотят, пусть со мной делают, хоть судят военно-полевым судом, но я вас нашел и я вас не оставлю".
Профессор аж затылок зачесал, понял, что добром я отсюда не уеду. И развил он тогда деятельность в радиорубке - двух радистов загонял, но своего добился: меня оставили коком в Антарктиде, а ихний кок заменил меня на "Мурманце". Он и не особо упирался: внук у него в Одессе народился, и уж очень ему хотелось того внука повидать.
Братва меня теперь почтет изменником, я даже не осмелился за своими вещами явиться на "Мурманец" - ребята ездили. Неловко, что и говорить. Сукин сын я, и больше ничего.
Письмо это я пересылаю уже не с "Мурманцем"-его давно и след простыл,а с самолетом, который полетит сначала в Мирный, потом в Москву.
Я уже со всеми на станции подружился. Очень хорошие здесь люди! Днем я их кормлю, стараюсь, чтобы повкуснее приготовить, а вечером смешу. И на балалайке играю, и морские песни пою, и пляшу. Вчера дорогой мой профессор так смеялся, до коликов в боку, а потом вдруг ему взгрустнулось, и он говорит: "Может, и Ермак был бы жив, если бы я сразу взял тебя с собой... Не могу себе простить".
Очень мне были приятны эти его слова. Высшая награда.
А на могиле Ермака я бываю чуть ли не каждый день. Оттуда виден весь океан".
Глава двадцатая
СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ
Три года в Москве протекли, как река - порожистая, неспокойная, неподходящая для судоходства...
Сегодня у нас гости. Лишь самые близкие друзья. Придет Марк с Ниной, Ангелина Ефимовна с Фомой Сергеевичем, Николай Иванович Успенский и профессор Герасимов, молодой доктор наук Евгений Михайлович Казаков с Лизой (надо строго поговорить с Таней, чтобы не дерзила ей. И за что она только невзлюбила Лизу?). Придет Гарри Боцманов, веселый кок. У него отпуск. Гарри опять работает на "Мурманце". Отходчивые моряки простили ему бегство в Антарктиду, откуда он целый год осыпал их письмами с описанием самых невероятных приключений.
Папа хочет о чем-то посоветоваться с друзьями. Нашел когда советоваться. Сегодня годовщина его свадьбы и можно было бы просто повеселиться.
Да, год назад профессор Черкасов женился на бывшей своей ученице, вдове погибшего друга, Вале Герасимовой.
Когда отец смущенно сказал мне, что женится на Вале, я совсем не удивился, только обрадовался. Что-то в этом роде я подозревал давно. Его она любила со студенческой скамьи.
Я заглянул в столовую, кухню. Бабушка, Валя, Таня подняли кутерьму, готовясь к приему гостей.
- Я иду в город,- сказал я,- будут поручения? Поручения, конечно, нашлись, и столь разнообразные, что я их тотчас же перепутал.
- Валя, напиши ему на бумажке, он же забудет! - сказала потная, захлопотанная бабушка.
- Я пойду с тобой, Коля? - спросила Таня.
- Нет, не пойдешь. Кстати, зайди-ка ко мне. Надо поговорить.
- Может, не надо? - вздохнула Таня.- Я не буду с ней совсем разговаривать, так что не нагрублю. Не бойся.
- Вот еще мне телепат! - проворчал я.
- Что такое телепат? - лукаво осведомилась Таня.
Она сильно растет, стала длинноногая, неуклюжая и смешная. Досталось мне с ней хлопот! Месяца не проходит, как вызывают в школу: очередная выходка. Но к ней относятся хорошо - Таня королева школьной самодеятельности.
Записка написана - длинный список! В кармане две авоськи. Зайду в магазин на обратном пути.
Я выхожу из метро и иду знакомыми улицами, по привычному маршруту, останавливаюсь невольно у каждой афиши. Но теперь мне будет не до театров. Последний год в университете. Будущей весной выпускные экзамены, защита диплома.
Марк тогда же соблазнил меня, и я пошел за ним на астрономический. Очень уж хотелось учиться вместе. Астрономия мне всегда нравилась. Я тогда оказался на курс впереди, и Марк (с моей помощью) за год одолел два курса. Мы в тот год все вместе ездили на Ветлугу. Марк с Ниной, бабушка, Танюшка и я. Женщины не мешали нам заниматься, и я подготовил Марка на "отлично".
На плато жизнь идет своим чередом.
Я переписываюсь с Алексеем Харитоновичем. В отпуск он приезжал в Москву. Всем нашим Абакумов очень понравился.
В долине Белых Гусей, где он заведует метеостанцией, развели чудесный огород. В обсерватории теперь всегда свежие овощи. Прошлым летом им расширили штат - прислали еще одного наблюдателя. Теперь наблюдения производятся не три раза в сутки, а пять.
Поселок Черкасский, говорят, скоро станет городом.
А Барабаш - помните, фельдшер Фома Егорович - женился. Не выдержал одиночества.
Приезжал в Москву Сергей Авессаломов с женой повидаться с сестренкой. Он очень похорошел, как всегда хорошеют счастливые люди.
Сергей мечтает стать лесничим. Он заканчивает вечернюю школу и собирается поступить на заочное отделение Московского лесотехнического института. Таня отнеслась к нему сдержанно. Бабушка даже расстроилась: "Ведь родной брат!" Кажется, я единственный человек, которого Таня слушается беспрекословно и безоговорочно.
Что-то все мои друзья женятся. Даже приятель Костик из нашего подъезда, моложе меня на два года, и тот женился.
Я женюсь не скоро. Если вообще женюсь. Боюсь, что я из породы однолюбов...
Я прошел мимо обелиска в честь покорителей космоса и вошел в дом 7, на Звездном бульваре. Поднялся на четвертый этаж и позвонил. Мама отперла не сразу. Вид у нее был сонный, наверное, дремала.
- Хлеба купил? - спросила она.
Я кивнул и, пройдя в кухню, стал выгружать на неубранный, с зачерствевшими крошками стол батоны, яблоки, молоко.
- Чаю хочешь? - спросил я.
- Выпью, пожалуй.
Я живо вскипятил чай и подал на стол в ее комнате. Пока вода нагревалась, я стер пыль и подмел пол. По средам к маме приходит убирать женщина из комбината бытовых услуг, но дня через два уже всюду пыль и сор.
Как всегда, по утрам у мамы под глазами мешки. Больные почки. Но она и не думает себя беречь.
За чаем она рассказала, что ей дают главную роль, очень выигрышную, в новой переводной пьесе, что режиссер очень ею доволен, не как этот брюзга Гамон-Гамана.
Это правда. Давид Львович требует от актера творчества, поисков и помогает ему в этих поисках, помогает развить индивидуальность, непохожесть. И он был недоволен мамой.
Мама была еще не причесана и не умыта. На ней был шелковый мятый халат и туфли на босу ногу. Конечно, она до меня ничего не ела. Репетиции сегодня у нее не было, и, не приди я, она провалялась бы в кровати до вечера. Читала бы Агату Кристи на английском языке, пила крепкий чай и горько раздумывала о жизни.
