Николай Маркевич - История малой россии - 2
Историк Петра забыл сказать, что, намереваясь отложиться от России, Мазепа дарил Царя конями, золотом, покупал в России земли, и населял их людьми. Но все это хитрость, двуличие, а недальновидность.
Он владел пером, но и его употреблял не на добро; надобно быть душе слишком низкой, чтоб, в минуту предательства, писать те письма, которые мы читали уже. Редко кто решился бы за все блага земные так красноречиво раболепствовать на бумаге, как он; и, не говоря о Хмельницком, о Полуботке, даже Дорошенко не приложи лбы к тем письмам руки: злодеяние — смешанное с низостию отвратительною; для глаз сноснее разбойник, с ножем в руках, нежели отравитель, с ядом в вине и с поцелуями дружбы.
Он был поэт. Но на какое дело он употреблял священный, Божий дар? Он плакал в стихах своих по Украйне угнетенной; называл ее матерью, сравнивал ее с птицею, которая свила гнездо на перепутьи—и был ее изменником, предателем, клеветником.
И в минуту необычайного переворота в его судьбе, все его оставили.
Первый отстал от него Апостол: Ноября двадцатого он прибыл в Сорочинцы, оттуда написал поздравление к Скоропадскому, и просил его ходатайства пред Государем, оправдываясь в принужденном побеге с Мазепою. Государь потребовал его в Лебедин и оправдал. Его письмо к Наказному Миргородскому Полковнику Онисимову, — в котором он приказывал ему поспешить в Гадяч, для присоединения к Мазепе, — было перехвачено; но полагают, что он писал, если не по принуждению, так для уверения Гетмана в своей к нему преданности. Апостол на словах сказал Государю, что если он возвратит Мазепе Гетманский сан, то Мазепа предает ему в руки Карла XII, с знатнейшими Генералами. Головкин отвечал, что Государь весьма милостиво принял предложение; что если, даже и не Короля, хотя Генералов он доставит ему, то Государь и уряд Гетманский ему отдаст, и умножит свои прежние к нему милости. Но Мазепа не дался в обман. Он помнил письмо Головкина к Кочубею, когда того зазывали в Витебск.
Потом явился к Петру Компанейский Полковник Игнатий Галаган; представил, шестьдесят пленных Шведских драбантов, упал на колени, сбросил саблю свою. — «Галаган!» сказал Петр, глядя на него пристально: —«и ты, вместе с Мазепою, Мне изменил?» Нет, Государь. — «Да ты с ним бежал?»—Я не бежал, Государь; виноват только в том, что Мазепа обманул меня. Он вывел мой полк против Шведов, и ввиду их открыл свой умысел. Я не мог устоять против сильного неприятеля, клялся в верности Мазепе и Королю, но в сердце был верен Тебе. Нас поместили внутри лагеря, потом позволили мне быть в разъездах, но все я был под надзором; наконец уверились во мне; я стал свободен. Располагай мною, Государь! — «Не сделай и со Мною,» сказал Петр, «такой же шутки, как с Карлом.» — «Будь покоен, Государь; я не понесу моей головы за Шведов. Они поручатся за меня.»—Так разсказывал этот разговор сам Галаган Ригельману, который передал его потомству. Галаган оправдал обещание: то перехватывал Шведских курьеров, то разбивал обозы и пресекал сообщение между неприятелями; наконец, отнял у них несколько орудий и значительную казну, которую Петр ему подарил.
Государь вспомнил о Палие; и старый Полковник немедленно явился из Сибири на родину, где снова получил чины и богатства.
Мазепа овладел Гадячем, и отрядил Полковников Дувера и Таубе в местечко Смелое, которое велел сжечь, за сопротивление. Это благодетель Украйны! — Ромны, Прилуки, Лубны, Лохвица, Рашевка были заняты Шведами. Свечки защитили Пирятин. Мазепа из Гадяча приехал в Ромны. Его универсалам никто не внимал. Крестьяне перебили над Десною полтораста Шведов; Король их казнил. Это не помогло. Мазепа разсылал возмутительные письма в города Заднепрские; народ их перехватывал и представлял Государю. Скоро к Мазепе пришло весьма огорчительное известие: Голицын овладел Белой Церковью; его миллионы достались Петру; Киевопечерские сокровища тоже пошли в добычу врагам его. От всех богатств уцелело у него только два небольших боченка с золотом.
Ноября 30-го родственник, Мазепы, Трощинский, взят под стражу; Старшины полка Гадячского избрали на место его Полковником Чарныша. Декабря 10-го обнародован Манифест, с повелением объявлять о пожитках Мазепы, где очи найдутся, и с обещанием половины тому, кто откроет их. Новый Гетман гремел универсалами, опровергавшими универсалы Мазепинские. Батуринские жители начали нова селиться на обозженных развалинах своего города. Вдовы Искры и Кочубея получили не только все прежние поместья своих мужей, но и новые, в полках Полтавском и Нежинском. Карл XII взывал к Малороссиянам. Петр отвечал на воззвание: «Как может он оборонять Малороссию из Щвеции? от какого тиранства хочет он избавить вас? Не наслаждаетесь ли вы у Меня верою, правами, вольностями? Не Поляки ли, которым он хочет вас предать, угнетали вас? Так не поступают победители! Клевета, мятежи, раздор—это оружие слабых; сильный действует оружием иным. Мы надеемся, что Бог поможет Нам изгнать врага из отечества. Тогда Малороссияне станут отдыхать в тишине, на прежних правах и вольностях; они получат награду за усердие.»
Малороссияне ожесточались против Шведов. Сам Государь писал к Апраксину: «Здешний народ со слезами жалуется на изменника и неописанно злобствует…. Малороссийский народ так твердо с Божиею помощию стоит, как больше нельзя от них требовать…. Король посылает к сему народу письма, но он неизменно пребывает в верности; письма Королевские приносит, гнушаясь даже именем Мазепы.»
Пять батальонов, под предводительством Царского Полковника Келина, заняли Полтаву. Государь поехал в Веприк, где находилось гарнизона полторы тысячи; осмотрел войска Рена; съездил к Гадячу, где стояли четыре полка неприятельские и возвратился в Лебедин. Тогда часть войска отправилась к Гадячу; Алларт к Ромну; Карл пошел защищать Гадяч; Алларт взял Ромен.
Жилища были раззорены Аллартом; скот отогнан и роздан армии; все приведено было в запустение; народ бежал в Великороссийские губернии, и селился на пустопорожних местах, где явились тогда огромные слободы Юнаковка, Михайловка, известная под названием Вольных Черкас. Шведы в свою очередь жгли и грабили Малороссию и уже не говорили: мы ваши, а вы наши, — «а дана им такая, — по словам летописи, — воля от Короля, как чорту на Иова», то есть: души только не коснись.»
Вскоре Король подступил к Веприку, где стоял Фермор, и взял его после трех приступов. Зима была жестокая, но война не прекращалась; в кровопролитной битве при Красном Куте Король едва спасся от плену, отступил к Опошне, сжег Куземин, Алешню, Городню, Мурафу, Коломак и Рублевку. Наступила весна, реки разлились, и он остановился у Опошни.
Февраля 15-го Русские разбили полк Албедиля у Рашевки. Государь поехал в Воронеж, оттуда Доном в Азов, и усилил флот новыми кораблями.
Он занимался его устройством, когда пришло к нему от Запорожцев требование, чтоб Каменный Затон и Самарские городки были раззорены немедленно. Государь отказал. Гордеенко, с восьмью тысячами Запорожцев, явился к Королю в Будище и произнес речь на Латинском языке. Потом пришел к Мазепе в палатку, где на столе лежали Гетманские клейноды; Кошевый преклонил пред Мазепою свою булаву и ею приветствовал. Мазепа отвечал: «Запорожцы обязаны служить верно мне, старику, вдовцу бездетному за то, что на закате жизни жертвую для отчизны спокойствием и не допустил Царя истребить вас.» За обедом у Гетмана они разгорячились, клялись служить Карлу, клялись сражаться под знаменами Мазепы, и ограбили столовое серебро. Управитель начал их увещевать — они пришли в ярость, потребовали от хозяина удовлетворения, и этот выдал им несчастного. Сперва кидали его, играя им как мячиком из рук в руки по воздуху, потом зарезали.
Под Цариченкою Гордеенко сразился с полкаши Петра, и советовал Королю идти к Полтаве. Граф Пипер противоречил, но его не послушали, и в Мае осада Полтавы началась. Она продолжалась полтора месяца. Галаган и Яковлев, пользуясь отсутствием Гордеенка, раззорили Сечь Запорожскую до основания; истребили множество оставшихся на Чертомлыке, и взяли более ста пушек.
Июня четвертого Госудаь прибыл к войску; четырнадцатого Русские отняли у Шведов старые Сенжары; семнадцатого Карл осматривал городские укрепления, и подъехав к городу весьма близко, на месте, известном доныне под названием Ворот Королевских, был тяжело ранен в ногу; двадцатого наша армия перешла по мосту через Ворсклу, при деревне Петровке, и стала в версте от неприятеля; двадцать седьмого была, знаменитая Полтавская битва.
Когда раненого Короля носили в носилках перед войском; когда у Петра была прострелена шляпа; когда, конь за конем, под Меньшиковым упало три коня, а у Шереметева пролетела пуля сквозь рубашку;—тогда Мазепа был в обозе, далеко от поля битвы; Максимович, Зеленский, Покотыло, Гамалея, Григорьев и Чуйкевич находилис при нем. Палий сражался в рядах Петра.
