Сергей Сартаков - Свинцовый монумент
И, чокнувшись со всеми, но не выпив вино, Андрей Арсентьевич примиренно сел.
Знал ведь, знал, что все так и будет, а зачем-то пришел. Но теперь назвался груздем - полезай в кузов. Веди себя как положено гостю. Было почти так и когда-то в доме Седельниковых, в зените первой его славы, "сделанной" Ириной. Тоже сидел он словно на раскаленных угольях. Тогда Ирине было нужно поставить его в центр внимания. Она выполняла свой хитрый план. Как ей казалось, в его интересах. Какой план у Зенцовых, если и здесь стремятся поставить его в центр внимания? И что здесь вообще может быть в истинных его интересах? Некая идея Широколапа.
А разговор тем временем пошел совершенно пустой, главным образом о необыкновенно вкусных блюдах, предлагаемых Серафимой Степановной. Она цвела от удовольствия и с некоторой долей непринужденного хвастовства рассказывала, из какой заграничной поездки вывезла она один уникальный кулинарный рецепт.
- ...Это блюдо готовится так, - говорила она. - Берется кусок свежего филе толщиной обязательно - заметьте, обязательно - в три пальца...
- Пальцы бывают разные. Мои или ваши, Серафима Степановна, - врезался в ее рассказ уже достаточно повеселевший Герман Петрович.
- Да ну вас, Гера! - отмахнулась Серафима Степановна. - Говорю так, как мне был под строжайшим секретом передан этот рецепт.
- Тогда я слушать не буду. Не хочу быть копилкой страшных секретов, - и ладонями закрыл уши. - Дария, записывай.
- ...затем выжимается сок из лимона, апельсина, грейпфрута, добавляется оливковое масло...
- В какой пропорции? - спросил Герман Петрович.
- Гера! Да вы же прикрыли уши, не слушаете меня!
- Я делаю так, как делают люди всегда, когда при них шепотом разглашают глубочайшие тайны.
- ...все эти соки взбиваются веничком, можно миксером...
- В каких пропорциях? - упрямо повторил Герман Петрович.
- Вы невозможный человек, Гера. Отвернитесь и вместе с Николаем Евгеньевичем пейте "Хванчкару". Это теперь гастрономическая редкость. А рассказывать я стану Дашеньке.
- Мне филе в три пальца толщиной готовить не приходится, - виновато улыбнувшись, сказала Даша. - Я покупаю полуфабрикатные котлеты.
- Все равно, Дария, записывай. Неизвестно где и как, а может, и пригодится. - Герману Петровичу возможность немножко похулиганить за столом, должно быть, доставляла наслаждение. - Энциклопедия должна все знать.
Андрея Арсентьевича, к которому было потянулся Николай Евгеньевич с каким-то своим рассказом, вдруг взорвало:
- А вам не кажется, Герман Петрович, что вы переступаете границы?..
- Не кажется, - не дал ему договорить Широколап. - Во-первых, я сижу, а сидя ничего переступить нельзя. Во-вторых, здесь нет никаких границ, а если бы и были, я нахожусь под покровительством "Интуриста". И в-третьих, "энциклопедия" - мой штатный работник. А в-четвертых, если Серафима Степановна позволит, я готов просить прощения, - и поднял руки вверх.
- Гера, вы перегрузились, - сказала Серафима Степановна. - Или остроумничаете?
- И то и другое, - с готовностью подтвердил Герман Петрович.
- Тогда выпейте стакан холодного тоника, и перейдем к десерту.
- Хорошо. Слушаюсь.
Даша сидела, не поднимая глаз от тарелки. Андрей Арсентьевич видел, как все это ей было неприятно. В десятый раз осуждал себя: зачем он согласился пойти к Зенцовым в гости? И совсем уж не мог понять, почему согласилась Даша.
На разные лады он прикидывал, под каким благовидным предлогом можно было бы ему поскорее удалиться. Но, помимо десерта - удивительного сооружения из пропитанного ромом бисквита, вафель, ананасного желе и взбитых сливок - впереди, Серафима Степановна об этом сообщила, были еще фрукты и кофе. А главное, дело еще не дошло до "идеи" Широколапа, которая, похоже, обещала стать гвоздем вечера. Притом именно в их узком кругу. Тогда, если гора не идет к Магомету, почему бы не убыстрить течение вечера и не пойти Магомету к горе?
- Герман Петрович, - сказал Андрей Арсентьевич, плоскозубой вилочкой отделяя кусочек бисквита вместе со взбитыми сливками, - слышал я, у вас возник некий интересный замысел...
- Уже не замысел, - Герман Петрович не дождался конца фразы, - уже программа в действии. Широколап не любит медлить там, где промедление недопустимо. А если вам польстить, так замысел этот скорее ваш, чем мой.
После стакана холодного тоника Герман Петрович держался степеннее, и все-таки Андрею Арсентьевичу он очень напоминал того Широколапа, который первые дни так бесился в санатории от избытка мужских сил своих.
- Мой замысел? - удивленно спросил Андрей Арсентьевич. - Какой мой замысел?
- Вот нашей всей компанией совершить предстоящим летом вояж по сибирской тайге, - объяснил Николай Евгеньевич, вступая в разговор.
- Позвольте. - Андрей Арсентьевич смутился. Он никогда не вынашивал и тем более не высказывал вслух того замысла ни Зенцовым, ни Широколапу, по тайге он любил ходить в одиночку. - Позвольте, я что-то не припоминаю...
- Был, был такой разговор, Андрей Арсентьевич, вы так интересно рассказывали о "свинцовом человечке", - замахала круглыми полными руками Серафима Степановна. - И мы с Николашей подумали - Гера, подождите! - мы подумали: столько мы повидали всяческой чужеземной экзотики, а своей, родной, ни разу по-настоящему не вкусили. Излетали на воздушных лайнерах, исплавали на морских чудо-кораблях, изъездили на автомобилях чуть не весь земной шар, а пешком со студенческих лет - Гера, подождите! - дальше как на пикники за город и не хаживали!
- Но это же очень трудно, даже изнурительно, пешком ходить по тайге. Разговор оказался для Андрея Арсентьевича настолько неожиданным, что он не знал, как его продолжать: всерьез или все обратить в шутку.
- Понимаем, - сказал Николай Евгеньевич. - Но мы с Симой далеко не старики, физически совершенно здоровы, уверяю, выносливы и, главное, одержимы сейчас мыслью...
- Но при том обстоятельстве... - заговорил Герман Петрович.
Ему не дала ходу Серафима Степановна:
- Гера, я вам сказала: пока подождите. А вас, Андрей Арсентьевич, я вижу, волнует главный вопрос: для чего это нам нужно? Отвечаю. Болтать с зарубежными гостями насчет самых необыкновенных случаев в жизни за таким вот столом у себя или там, у них, - она куда-то неопределенно показала рукой, конечно, мило и интересно. Но насколько же интереснее и содержательнее рассказывать, допустим, о сибирской тайге, которая на весь мир ныне прославилась, рассказывать, опираясь на лично пережитые ощущения. Вы думаете, мы не выдержим? Испугаемся трудностей и лишений? Пойдем на любые! Один-то раз. Можно надеяться - живы останемся?
- Конечно... И речи быть не может... - Андрей Арсентьевич невольно поддавался напору Зенцовых. - Вы и представить не можете, как хороша и добра тайга... Да, но для непривычных и очень, очень трудна... Надо... И одеваться соответственно... И таежные харчи, простите за такое слово, непохожи на бифштексы...
- Все знаем, дорогой Андрей Арсентьевич, - сказал Николай Евгеньевич. Все взвешено и с врачами проконсультировано. Экипировка продумана. Хныкать не будем, клятву даем. Так что дело только за вами, за вашим согласием, Андрей Арсентьевич. Вы - сибирской тайги Хозяин.
Андрей Арсентьевич молчал. Он чувствовал себя прижатым к стене и не знал, как высвободиться. Согласиться? Да, конечно, опасаться, что Зенцовы не выдержат физической нагрузки, оснований нет. Сил у них побольше, чем у него. Он "сердечник", а они "бессердечники". И по характеру Зенцовы люди веселые, жизнерадостные. Поскольку же сами они затеяли такой разговор и не он их, а они его убеждают отправиться совместно в таежный поход и признают, что он сибирской тайги хозяин, так и там, в деле, они, пожалуй, не ударят в грязь лицом.
Изнежены, изнежены... Но не до такой уж степени, чтобы не выдержать трех недель пешего хождения. И необязательно до крайней степени усталости. Что еще? Не выдержат горького дыма таежных костров, гнуса и постелей из пихтовых лапок? Ведь зная обо всем этом, им тем не менее захотелось все же после множества комфортабельных путешествий хлебнуть именно таежной экзотики. А охота, как говорится, пуще неволи. И тогда у человека появляются великолепные качества - твердость и настойчивость.
Не согласиться, ответить жестким отказом? Но как это объяснить? Тем, что он не верит их обещаниям, считает, что Зенцовы окажутся в тайге тяжким бременем? Грубо. И несправедливо. Хотя и с сомнениями, но он все-таки верит.
Сказать честно, что ему приятнее бродить по тайге одному? Эгоистично... Андрей Арсентьевич молчал.
- Гера, теперь ваше слово. - Серафима Степановна сняла запрет. - Гера, говорите, Андрей Арсентьевич почему-то колеблется.
- А я знаю почему, - сказал Герман Петрович, - и я его понимаю. Одно дело собираться на выход в тайгу лишь самому, другое дело - организовать группу. Да еще и очень пеструю. Я это предвидел и предпринял ряд действий. А результат... Во-первых, мне и великому визирю моему выхлопотана на месяц научная командировка, значит, облегчаются проблемы транспорта, экипировки и тэ дэ и тэ пэ - я это распространю и на всех. Во-вторых, Андрей Арсентьевич освобождается полностью от забот организационных по сборам нашей группы, а останется лишь идейным вдохновителем, экспертом, консультантом и, как сказал Николай Евгеньевич очень точно, сибирской тайги хозяином. В-третьих, поскольку Андрею Арсентьевичу все равно где искать своего "свинцового человечка", то есть попросту ходить и ходить, а мне нужны совершенно определенные лесные угодья, и я их подобрал как раз по описаниям Андрея Арсентьевича в его любимом районе Ерманчета, маршрут я разработал сам. И командование в походе я беру на себя, освобождая Андрея Арсентьевича и от этой обузы.
