Александр Свечин - Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том первый
В общем, к концу XVIII века офицеры представляли наиболее образованную часть дворянского класса, значительная часть нашего командного состава по своей общей подготовке серьезно превосходила малограмотную массу не только прусских, но и других западноевропейских офицеров.
В XVIII веке русская армия продолжала пользоваться услугами иноземных офицеров; но от приглашения в наши ряды массы иноземцев мы постепенно перешли к приглашению отдельных лиц, известных своими талантами и высокой квалификацией (Баур, Ллойд, Готце и другие). В основной же своей массе наш офицерский корпус получил ярко выраженный национальный характер.
Потемкин[198]. Князь Потемкин-Таврический (1739–1791 гг.), воспитанник смоленской семинарии и московского университета, фаворит Екатерины II, руководил с 1774 г. Военной коллегией. Возглавление Потемкиным военного ведомства совпало с концом Пугачевского восстания. В борьбе с крестьянским революционным движением русская армия и царствовавшая в ней немецкая палочная дисциплина далеко не всегда оказывались на высоте, офицеры оказывались слишком оторванными от солдатской массы. Потемкин решил учесть уроки Пугачевского восстания, бросить образцы Запада и использовать полностью то преимущество, которое давало русской армии ее национальное крестьянское укомплектование. Разгар крепостного права в России толкал на установление разумной дисциплины в армии. Центр тяжести дисциплины, с муштры и палок, Потемкин перенес на воспитание солдата. От стойки солдата в строю Потемкин требовал простоты и свободу, а «не окостеневши, как прежде было в моде»; вместо муштровки в ружейных приемах Потемкин указывал обучать «скорому заряду и верному прикладу» и «вихрем» ходить в атаку, побои и жестокие наказания преследовались, офицеры должны были выступать, как защитники и друзья солдат, следить за удовлетворением всех их материальных потребностей в пище, одежде и помещении, развивать их моральные силы, сближаться с ними во всем жизненней обиходе, воспитывать в части определенные традиции. Военный бюджет был относительно упорядочен. Общая демократическая линия реформы была внешне подчеркнута изменением форм одежды: букли и парики были уничтожены, вооружение и снаряжение облегчено, покрой мундиров рационализирован. «Я употребил всю свою возможность к избежанию излишества, облегча человека, дал, однако же, все, что может служить к сохранению здоровья и к защите от непогоды… солдат будет здоровее и, лишась щегольских оков, поворотливее и храбрее… Туалет солдата должен быть таков, что встал, то и готов»[199].
Потемкин ввел двухшереножный строй, увеличил в огромной степени, количество егерской пехоты, приспособленной к действиям в рассыпном строю и к работе не только на поле сражения, но и на театре войны, и стремился приблизить всю массу линейной пехоты к идеалу легкой пехоты. Наша маневренная способность в течение XVIII века неуклонно росла в связи с повышением моральных достоинств пехоты. При столкновении с сильным сомкнутостью европейским противником, как Петр Великий под Полтавой, так и русская армия под Цорндорфом и Кунерсдорфом еще жмутся в один укрепленный лагерь, напоминающий старый русский вагенбург. Но при столкновении с турками, слабыми строевой выучкой, уже Миних в 1739 г. под Ставучанами раздробил общее каре (квадрат) русской армии на 3 отдельных каре; пехота имела дополнительное вооружение в виде рогаток, которые быстро составлялись и образовывали вокруг каждого каре сплошное искусственное препятствие, из-за которого наша пехота отбивала стремительный натиск турецкой конницы; в кампании 1770 г. Румянцев уже строит каре по дивизиям, от 3 до 11 тысяч пехотинцев, и эти небольшие каре под Ларгой и Кагулом в достаточной степени засвидетельствовали свою стойкость; Потемкин сделал следующий шаг — совершенно изгнал рогатку из вооружения пехоты; возросшие моральные силы русского пехотинца позволили уже отбивать атаку конницы без опоры из искусственных сооружений; правильность линии, взятой Потемкиным, демонстрировал Суворов, перешедший к маленьким, подвижным баталионным каре, поддерживающим друг друга огнем и весьма пригодным для стремительного наступления.
Особое внимание Потемкин уделял вопросу развития легкой конницы, приспособленной к стратегической работе на огромных наших пространствах. До Потемкина усилия наших копировщиков Запада были направлены на то, чтобы возможно большую часть кавалерии взгромоздить на тяжелых и дорогих немецких лошадей, более способных «для поддержания строя, алинированья и вообще делаемых эволюций». Русские — украинские, донские, низовые — лошади, на которых все же фактически сидела большая часть наших кирасир, имели «всю способность» к этого рода службе, «весьма умеренную», но зато были как нельзя более пригодны «для принужденных (т. е. форсированных — А. С.) маршей, погони и шармицелев (т. е. схваток — А. С.)». Потемкин отменил кирасы, облегчил снаряжение кавалериста вдвое (вес седла — с 65 фунтов до 35, палаша — с 9½ до 4½, шляпы — с 3¾ ф. до ¾ ф., карабина — с 8¾ до 6¾ ф.; лядунки — с 3½ ф. до 2½), удешевив его на 13 рублей. Конница наша осталась лишь на ¼ линейной (и то без кирас), а на 1/3 становится легкоконной и драгунской; последнюю четверть представляли казаки.
Потемкин является настоящим творцом русской казачьей конницы; до Потемкина русская поселенная конница — гусары — формировалась по австрийскому образцу, и в значительном числе даже непосредственно австрийскими славянами с австрийско-турецкой границы — «сербами». Потемкин обратил на наши казачьи области самое существенное внимание и повысил вдвое как добротность, так я количество выставляемых ими формирований. Современники, привыкшие к подражанию другим европейским армиям, находили эту страсть Потемкина к развитию казачества «странной», какой-то необъяснимой прихотью. Но эта страсть вполне укладывалась в гармонизацию Потемкиным подготовки русского государства к войне. В своем плане войны с Пруссией 1785 г., чрезвычайно близком к стратегическим идеям Ллойда, Потемкин требовал от главнокомандования особой предусмотрительности, «убегая, как можно, давать баталию, ибо с ним (Фридрихом Великим — А. С.) они весьма кровопролитны», и умения пользоваться легкой конницей, — «паче же употребляя казаков, которыми, изноровя время, срывать конвой, а паче, если удастся отрезать пекарей хлебных, то сим новым ударом в один день армию разрушить можно». «Главное, уметь пользоваться легкой конницей… такие можно делать извороты, что транспорты его будут безнадежны, или принудят его прикрывать их большими силами, а через то отнимется скорость его движения, что прежде всего было его силой». Это уже не подражание магазинной системе Фридриха Великого, а глубокое понимание ее слабостей и подготовка русской армии к широкой деятельности на театре войны для использования слабой стороны противника. Благодаря урокам, извлеченным Потемкиным из Пугачевского крестьянского восстания, русская армия к концу XVIII века являлась первой в Европе; несмотря на всю ту порчу, которую в нее внесли Павел I и впоследствии Аракчеевщина, русская армия, благодаря полученной прививке, явилась единственной, располагавшей моральной силой и способной дать какой-нибудь отпор сокрушительному натиску армий, вышедших из французской революции. Успехи наших казаков и действия на сообщениях Наполеона в 1812 году были планомерно подготовлены Потемкиным. Школа демократического воспитания армии, намеченная гениальным организатором Потемкиным, получила реальное осуществление и твердый облик в руках великого тактика, Суворова, каждым своим жестом стремившегося подчеркнуть демократическую линию и полное родство полководца со своими чудо-богатырями.
Сражение на р. Треббии. При образовании в 1799 г. второй коалиции против Франции, Суворов, находившийся в опале в царствование Павла I вследствие своей оппозиции реставрации прусских порядков в русской армии, по просьбе австрийцев получил командование соединенными силами австро-русских войск в северной Италии. Разбив в конце апреля, слабейшую армию Моро на р. Адде Суворов оказался стесненным австрийскими инструкциями, которые указывали целью его действий овладение всеми ломбардскими и савойскими крепостями, так как Австрия не хотела восстанавливать Савойю, а стремилась аннексировать всю северную Италию. Поэтому Суворов уделил мало внимания преследованию Моро, которому удалось с 25 тыс. ускользнуть в Геную, и занял всю Ломбардию. Суворову было необходимо оставить много войск для защиты своих сообщений, которым французы угрожали как с севера, на Швейцарии, так и с юга; армия Макдональда — до 37 тыс. — была в движении из Неаполя в Тоскану. Против 52 тыс. обеих французских армий и сверх того французских гарнизонов в Мантуе, Александрии и Турине, Суворов располагал 80 тыс. австро-русских войск, не считая выставленных против Швейцарии заслонов.
