Сергей Хрущев - Никита Хрущев
Говорить было больше не о чем. Я ушел...
Положение мое было крайне незавидным. Отец выходит из больницы, а материалы исчезли. Действительно ли они в ЦК или попросту уничтожены? И к кому в ЦК обращаться?
И тут я подумал, что сигнал к публикации был абсолютно оправданным. Я был настроен на борьбу и перебирал в уме варианты поиска мемуаров в недрах ЦК. Однако искать мне их не пришлось. Они нашли меня сами...
На следующий день после разговора с Титовым у меня на работе раздался телефонный звонок. Мною интересовался сотрудник Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Он назвал свою фамилию, но я ее запамятовал. Он предложил мне прибыть завтра в КПК и назвал номер комнаты.
- Пропуск вам будет заказан, не забудьте партбилет, - строго напомнил он.
О причине приглашения мне сообщено не было, а я не спрашивал. Все было ясно и без вопросов. Мое "качание прав" в кабинете Виктора Николаевича показало, что я еще "недозрел" и меня не мешало прижать посильнее.
Я явился в КПК, принял меня звонивший накануне сотрудник - человек довольно любезный. Он сказал, что знаком с историей мемуаров и просит все происшедшие события подробно описать на бумаге. Писал я долго, стараясь ничего не упустить.
Он внимательно прочитал исписанные мною листки и молча вышел. Я остался в одиночестве. Впрочем, ждать пришлось недолго.
Через несколько минут меня пригласили к заместителю председателя КПК Мельникову. В темноватом кабинете за стандартным письменным столом сидел высокий угловатый человек с грубыми чертами лица. До работы в КПК он был первым секретарем Ташкентского горкома КП Узбекистана.
Мельников начал расспрашивать меня о том, как велась работа над мемуарами, что сопутствовало ей. Видно было, что, кроме всего прочего, ему просто любопытно - хочется узнать скрытые от посторонних глаз подробности жизни отца.
Я пересказал ему все, что уже было известно Титову, но в дополнение подробно изложил, как за мной велась слежка. Особо я подчеркнул то обстоятельство, что Титов взял на хранение мемуары от имени ЦК, именем ЦК обещал их вернуть, а теперь заявляет, что их у него нет и где они - ему неизвестно.
Рассказывая, я наивно полагал, что все эти злоупотребления возмутят моего собеседника, будет назначено расследование и справедливость восторжествует.
В ответ же на свою историю я услышал, что в Центральном Комитете мне ничего не обещали. Материалы действительно находятся в ЦК, но в распоряжении Мельникова их тоже нет. О возвращении их сейчас не может быть и речи. ЦК примет соответствующее решение, и о нем нам своевременно сообщат. Так закончилась наша встреча.
В конце августа отец вышел из больницы и вернулся к себе в Петрово-Дальнее. Он был слаб, бледен. Гулял мало, больше сидел на террасе или дремал в комнате в своем кресле. Дни шли за днями, силы постепенно возвращались к нему. Он уже начал спускаться вниз, под горку, на свою любимую опушку леса: взглянуть на огород, сидя на скамейке, полюбоваться видом на реку.
О мемуарах мы пока не говорили. Отец больше молчал, думал о своем. Возможно, он и догадывался, что что-то произошло, слишком уж старательно обходил я теперь эту тему. В разговорах пытался отвлечь его внимание пересказом легковесных московских новостей.
Отказ вернуть материалы, хотя и не слишком неожиданный, сильно угнетал меня. Скрывать от отца эту неприятную историю становилось все труднее. Он мог что-то узнать помимо меня или просто задать прямой вопрос: "Как идут дела с мемуарами?" С другой стороны, он был еще слаб. Если я расскажу, как было дело, отец разволнуется, а сердце еще не окрепло. Но рано или поздно, а рассказать придется...
Постепенно отец пришел в себя, и как-то, когда мы не спеша брели к опушке, я решился передать ему все: рассказал и о КГБ, и о КПК, упомянул и о скором выходе книги. Разрешение на публикацию книги он одобрил. Беспардонное поведение по отношению к нему делало и его свободным в принятии решения.
- Правду не скроешь. Пусть пока напечатают не у нас... Плохо, что за границей, но ничего не поделаешь. Когда-нибудь она доберется и к нам, - горько посетовал он.
Но за то, что я отдал материалы Титову, мне здорово попало. Отец так и не простил мне этого проступка до самой смерти. Он заявил, что я не имел права ни под каким видом отдавать их. Дело не в том, что текст пропадет. Тут дело в принципе. Они нарушают Конституцию. А я взял на себя смелость распорядиться тем, чем не имел права распоряжаться. Он сказал, чтобы я немедленно связался с Титовым и, заявив от его имени решительный протест, потребовал все назад. В ЦК ходить нечего, там ничего не отдадут. Они же говорят, что ничего не обещали. Требовать надо с того, кто дал расписку. Иначе он грозился устроить скандал.
Отец сильно разволновался. Достал валидол, сунул в рот таблетку. Теперь он не расставался с ним. Я боялся, как бы ему не стало плохо с сердцем, но на этот раз обошлось.
- Конечно, хорошо, что можно все восстановить, труд даром не пропал, немного успокоившись, проговорил он, - но с таким отношением мириться нельзя. Нельзя им такое спускать, - опять начал было возбуждаться отец.
- Давай кончим этот разговор, - внезапно оборвал он.
Мы погуляли еще, о чем-то говорили, но к вопросу мемуаров больше не возвращались.
Выполняя отцовское требование, я стал разыскивать Титова. Он, конечно, знал о разговоре в КПК и понимал, зачем я его ищу. Естественно, Титов стал неуловим.
- Виктор Николаевич вышел... Виктор Николаевич вам позвонит сам... Виктор Николаевич в командировке... - то и дело слышал я в ответ на свои звонки.
Конца этому, казалось, не будет. Но я был чрезвычайно настойчив и звонил не один раз на дню, прекрасно понимая ситуацию. Наконец Виктор Николаевич - о, чудо! - оказался на месте, и мы договорились о встрече. Он, очевидно, понял, что я не отстану, и предпочел самолично встретиться со мной, гарантируя себя от возможных неожиданностей.
Явившись к Титову, я сделал официальное заявление, сказав все то, что велел передать отец. Виктор Николаевич ничего нового не сказал, повторив мне, что у него ничего нет. Комитет госбезопасности подчинен Центральному Комитету. По его требованию материалы были переданы в ЦК. КГБ ими не располагает и не распоряжается. Он выразил сожаление, что они не выполнили своего обязательства, и принес свои личные извинения. Но в настоящий момент органы к этому делу касательства не имеют, а посему Титов снова переадресовал меня в ЦК.
Я передал наш разговор отцу. Он в сердцах даже плюнул.
- Ну их!.. Ничего теперь с ними не сделаешь! Ничего от них не добьешься!!! И не ходи туда больше, - буркнул он.
Жизнь сложилась так, что мое знакомство с Евгением Михайловичем и его "командой" затянулось на долгие годы. Интерес ко мне то, казалось, совсем затухал, то разгорался с новой силой. В начале октября у меня состоялась еще одна встреча с Евгением Михайловичем и Владимиром Васильевичем. На Западе объявили о предстоящей публикации в издательстве "Литтл, Браун энд компани" мемуаров отца "Хрущев вспоминает". Говорилось, что издательство располагает машинописным текстом и магнитофонными пленками с записью голоса отца. Эксперты подтвердили подлинность магнитофонных записей.
Название книги было с ними предварительно согласовано - скромно и спокойно, без излишних претензий.
На этот раз Расщепов выглядел удрученно. Оно и понятно. После "блестящей" операции в июле вдруг такой финал в октябре...
Встретились мы в знакомом номере гостиницы "Москва". Разговор был коротким. Нетрудно догадаться, что интересовало их одно: каким образом мемуары попали в Америку?
Ответ мой был прост:
- Пока материалы были у нас, о публикации не было и речи. Сегодня этот вопрос следует задать вам, а не мне.
И по большому счету я не кривил душой.
В завершение разговора я снова потребовал вернуть материалы их владельцу, тем более что в сложившихся обстоятельствах изъятие их теряло всякий смысл они скоро будут опубликованы.
Расщепов со злостью ответил, что в такой ситуации он не советует мне вообще поднимать этот вопрос.
Но и на этом наши испытания не кончились: отцу, как выяснилось, предстояла новая встреча с бывшими соратниками. Книга еще не вышла, никто ее в глаза не видел, я не говорю уж, "прочитал", а не оправившегося от болезни отца грубо вызвали в ЦК.
Никого не интересовало, что написано в книге, о чем она. Насколько мне известно, содержанием отобранных у меня материалов тоже никто не поинтересовался. И все же...
10 ноября, сразу после октябрьских праздников, отцу позвонили из секретариата Пельше и приказали немедленно прибыть в КПК.
Брежнев вовсю набирал силу, матерел, чувствуя себя все безнаказаннее. Это был еще, конечно, не конец семидесятых, но уже и не либеральные шестидесятые. Тогда позволить себе что-то подобное не мог никто.
Отец ответил, что немедленно приехать не может - не на чем. У него нет машины.
