Иван Ле - Хмельницкий (Книга первая)
Детское недружелюбие может перерасти в угрожающую враждебность, на всю жизнь отдалив их от него... Да ведь они уже не дети, а взрослые юноши, и, может быть, некоторые из них уже казаки. У них есть свои взгляды на жизнь, свое мнение о соседских парнях и о... "паныче", сыне подстаросты, который, вместо того чтобы работать так, как они, учится в коллегиуме, растет шляхтичем...
И вдруг он увидел, словно во сне, что на крыльце его ждет мать. Она немного похудела и осунулась, но такая же, как и прежде, ласковая и приветливая! Как молния мелькнуло в памяти лицо матери на барельефе, высеченное на камне искусной рукой Бронека. Такие же крупные слезы на щеках, такая же теплая материнская улыбка!.. То ли она замешкалась на крылечке, то ли у нее ослабели ноги, что она обеими руками держится за дубовые поручни...
- Мамуся! Да я вас... - бросился он к ней.
У Матрены подкосились ноги, она опустилась на тесаные новые ступеньки, провела рукавом по лицу. Богдан вихрем взлетел на крылечко, подхватив мать под руки. Она целовала кудрявую голову сына, а тот поднял ее на ноги, точно малого ребенка, и склонился ей на грудь.
- Мамуся, видите: я приехал! Да, теперь я сяду вот здесь, рядом с вами... Хотите, спою вашу... "Горы сыви, долыны шовкови", как когда-то вы мне пели. А зачем же плакать?..
- Да разве я плачу, сыночек мой? Радуюсь, Богдась, радуюсь!
- Это лучше. Будем радоваться вместе:
Го-оры сыви та горы ж то сыви,
Долыны шовко-о-ви.
Гэй, гэй, орлы про-олита-ають...
- Так же, мамуся? - заглянул он в заплаканные глаза матери.
В них светилась радость.
- Конечно, так, так:
О-орлы пролита-ають,
На сынее мо-орэ та за чорнии хвы-ыли.
Гэ-эй, гэй, пыльным о-оком грають...
Конечно, так. Вот и снова идут оттуда, из-за синего моря, страшные слухи. А ты приехал как раз... Пойдем в дом, чего же мы сидим. Тьфу, распелась на радостях, бог с ним, с этим морем! Прилетел, мой орленок, иди отдохни с дороги. А потом уже все, все расскажешь матери. Я почти семь лет жду этой беседы...
- А вы, мама, не обращайте внимания на эти слухи. Если что - поедем в Чигирин к отцу в крепость. Он всю дорогу рассказывал мне о том, как вооружены его отряды на случай нападения.
Так, поддерживая мать, и вошел в дом. Какими родными были эти комнаты, с висевшими на стенках вышитыми рушниками! Только на потрескавшейся, словно затянутой паутиной" иконе Георгия Победоносца поблекли краски. И образ богоматери в красном углу показался убогим в сравнении с ликом "мадонны" фра Филиппе Липпи, висевшим на стене мрачного кабинета Жолкевского в коллегии... Но зачем ему эти чужие мадонны?! Здесь родной дом с вышитыми рушниками, а в нем - "О-орлы пролита-ають...". Мать!
6
Страшные вести, шедшие от синего моря да из буджацких станов Орды, подняли на ноги жителей не только Левобережья, но и Правобережья Украины. Разве не бывало так, что полчища, двигавшиеся по правому берегу Днепра, по ночам переправлялись за добычей на левый берег, и наоборот? Орда движется по ковыльным степям, распуская слух, что направляется к южным границам России, угрожая добраться до самой Москвы. Но далека Москва, а крымские невольничьи рынки ждут человеческого товара. Далекие заморские купцы уже пришли на кораблях в Черное море, крымский ясырь поднялся в цене!
А до ясыря - товара для заморских купцов - ловким татарам или буджакам рукой подать. Этот ясырь селится вдоль Днепра, в украинских степях, поднимает целину, разводит пасеки, добывает смолу, выжигает поташ и пасет скотину. До него рукой подать!..
Захватчики верно рассчитали: молниеносно налетели, покуда казацкие полки двигались из Сечи к Терехтемирову, на Белую Церковь. После тяжелых весенних боев с Мухамедом Гиреем казаки до сих пор не пришли в себя, залечивают раны. Сечь почти опустела. Сторожевая охрана не выдержала первого боя с захватчиками, оставила Базавлук и отошла к Желтым Водам.
На третий день после приезда Богдану захотелось было поехать вместе с отцом в Чигирин, но, чтобы не расстраивать мать, заботившуюся об отдыхе сына, он остался дома. Однако первые радостные минуты встречи стали омрачаться одиночеством, однообразием сельской жизни, страшным бездельем и скукой. Не были для него новинками и несколько книг отца: молитвенники, Псалтырь, Евангелие. На хуторе теперь жило много новых пришлых людей, ребята тоже не привлекали Богдана - и возраст у них не тот, и интересы другие. Он наведался даже на подворье Пушкаря и узнал, что там теперь тоже живут новые люди, бежавшие с Левобережной Украины, из безграничных владений староства Вишневецких. Домой возвратился совсем опечаленный и спросил у матери, жива ли еще Пушкариха.
- Нет уже, нет бабушки Марии, - вздыхая, подтвердила его догадку мать. - Затосковала женщина в одиночестве, опозоренная королевским осуждением. Около двух лет прожила у нас, укрываемая твоим добрым отцом, а потом богу душу отдала. Едва успела причаститься у субботовского батюшки. Надо бы сходить на могилку старушки...
- Обязательно, мамуся! В этом Субботове мне нужно привыкнуть к кладбищам... Да я не это имел в виду, матушка. Скучно мне здесь после той шумной жизни, что вел я среди людей. Хотя бы какого-нибудь друга найти!.. Благородно поступил батя, приютив у себя осужденную старую женщину, не допустив, чтобы гибла в изгнании мать героя украинского народа! Святое дело совершил...
Мать прислушивалась к словам сына, радовалась его умным, серьезным рассуждениям.
- Известное дело, Богдась, трудно жить человеку в изгнании! Такого сына вырастила Мария!.. Благодарение богу, все добрее и добрее становится сердце нашего отца, хотя он и на коронной службе, приносящей ему столько неприятностей и забот... Два года жила у нас Мария, пасла уток и гусей на Тясьмине. Все тосковала по своему внуку Мартынку... Как родную, похоронили ее всем миром, как же иначе!
Когда отец с сыном и двумя казаками выезжали верхом на конях за ворота, Матрена украдкой благословила их крестным знамением. Такие страшные вести доносятся отовсюду, а сын, теперь уже при сабле, поехал в Чигирин...
Михайло Хмельницкий еще в первый день своего приезда домой до поздней ночи рассказывал жене о встрече Богдана с красавицей монашкой киевского монастыря. Теперь отец, скача рядом с сыном, искоса поглядывал на задумчивого черноусого юношу, с одного взгляда читая его мысли.
- После семи лет отсутствия, Зиновий, ты совсем не узнаешь наш славный Чигирин! - заговорил Михайло, стараясь развлечь сына. В его голосе звучала нескрываемая гордость. Он любил свой край, заботился о его благоустройстве и о будущем.
Из возникшего пятнадцать лет тому назад пограничного хутора, с несколькими земляными валами, расположенными на холме, Чигирин превратился в крупное поселение казаков. Вместо одной кузницы теперь в четырех ковали копья и сабли для окрестных казаков. У подножия холма беглые поташники из Перемышлянского староства построили селитровый и пороховой заводы. В Чигирин смело шли люди, не выдерживая гнета вельмож Вишневецких, запутивльских русских бояр, литовских князей Сапег, и даже с Дона шла не приписанная к казацким куреням калужская беднота. Южнее города, по холму, протянулся крепостной вал с несколькими дубовыми башнями. На востоке от холма город был огорожен высоким частоколом с двумя башнями, окружен глубоким рвом, тянувшимся до Тясьмина и заполненным водами этой реки.
"Вижу, мой отец не зря тратил время!" - с восхищением думал Богдан. Какое-то неясное чувство благодарности охватило душу юноши - казалось, будто отец старался только ради того, чтобы доставить удовольствие родному сыну.
А отец, заметив, что у сына поднялось настроение, с еще большим увлечением рассказывал:
- Мы не отталкиваем людей, перебегающих к нам из владений Вишневецких или даже из Северщины, из России, или Литвы. На границе люди нужны. А сколько тут земли, лесов, рыбных озер! Столько, что хватит на десятки вот таких Чигиринов. Мы должны заселять, укреплять опустевшие после татарских набегов земли! Не кому-нибудь, а себе, своим людям стремимся создать мирную жизнь. Сейчас, когда стало известно о втором походе Мухамеда Гирея, мы призвали к оружию всех казаков, не считаясь с тем, приписаны они к реестру или нет. Являются ли они "выписчиками" или "банитованными" по глупости, нам безразлично. Нам нужны люди. И знаешь, Зиновий, гляжу я на них, любуюсь ими и ни одного позорного клейма, что он банитованный или ребелизант какой-то, не вижу на них...
- Преступниками люди не родятся, а неравенство и грабеж панов делают их такими... - откликнулся сын.
- Еще бы! Мастеров на такую подлость - делать людей преступниками сколько угодно найдется в волостях и во внутренних, обжитых шляхтой староствах. А какие это люди? Ты присмотрись к ним: землепашцы, пасечники, смолокуры, скорняки... Порох с божьей помощью-делаем из смесей селитры и поташа с серой!.. А казаки, какие превосходные казаки получаются из этих людей! Вот я познакомлю тебя с одним парнем, Иваном Сулимой прозывается, потому что сам родом из Засулья. Думаю послать парня в далекий дозор. Пускай разведает, нет ли Орды в районе Куруковских озер. Смышленый парень! Князья Вишневецкие осудили сироту за какую-то "ребелию" в деревне Сенча на Суде. Подумаешь, ребелизант в какие-нибудь двадцать два года. Впервые очкур [шнурок, стягивающий пояс шаровар (укр.)] завязал на шароварах и уже ребелизант! - засмеялся старый Хмельницкий, прижмурив свои умные глаза. А ты дай возможность парню расправить плечи, опериться. Да у нас на границе такие люди расцениваются на вес золота! Сирота, с крепкой, уверенной рукой, а как сидит на коне, будто бы он в седле родился. А саблей... саблей, думаю, Зиновий, не хуже тебя владеет...
