Андрей Ланьков - Август 1956 год. Кризис в Северной Корее
Стремительному развитию культа партизан и Ким Ир Сена способствовал выход первого тома «Воспоминаний антияпонских партизан» (кор. «Ханъиль ппальчхисан чхамгачжадыль-ый хвесанъ-ги»). За первым томом последовало еще три. Эта книга была немедленно объявлена главным средством идеологического воспитания, так что каждый взрослый житель Северной Кореи был обязан прочитать ее и затем регулярно «обсуждать» прочитанное на специальных собраниях. Страну буквально наводнили публикации подобного рода. По официальным данным, суммарный тираж «Воспоминаний антияпонских партизан» и других книг о партизанском движении, изданных в 1957–1960 гг., составил 95,8 миллиона экземпляров![449] Это означает, что на каждого мужчину, женщину и ребенка приходилось приблизительно по девять экземпляров таких книг[450]. Эта цифра окажется еще более примечательной, если учесть, что за этот период было издано «всего» 12,1 млн экземпляров книг, посвященных текущей политике ТПК[451]. А после того, как в декабре 1958 г. Президиум ТПК принял специальное решение по обязательному изучению «великих революционных традиций», кампания по пропаганде материалов партизанского движения приобрела официальный и всеобщий характер[452].
В новой версии истории коммунистического движения право именоваться «истинными коммунистами» (кор. кёнсильхан конъсан-чжуыйчжа — стандартная формула того периода) получали только те, кто с самого начала однозначно поддерживал Ким Ир Сена. Оценивая происходившие тогда в Северной Корее перемены, важно обратить внимание на то обстоятельство, что в новой ортодоксии партизанское движение изображалось как одновременно коммунистическое и национальное. При этом официальная пропаганда всегда умалчивала о том, что корейские партизанские отряды сражались в составе китайских коммунистических сил, действовавших в Маньчжурии[453].
Вопреки историческим фактам, о которых тогда еще помнили очень многие, партизанские отряды Ким Ир Сена были изображены как совершенно независимая корейская национальная армия, которая якобы боролась с японцами в основном самостоятельно и лишь в некоторых случаях действовала совместно с китайскими подразделениями.
Главная цель всей этой кампании была очевидна: «национализировать» корейский коммунизм и связать всю его историю с Ким Ир Сеном. Корейский коммунизм в новой версии истории страны изображался как сугубо местное движение, которое развивалось в Корее (или, по крайней мере, корейцами) вполне независимо, при минимальной поддержке внешних сил, и которое к 1945 г. стало играть значительную роль в политической жизни страны. При этом неизменно подчеркивалось, что решающим фактором достижения этого успеха было «выдающееся руководство», которое осуществлял Ким Ир Сен. В новой версии официальной истории иностранное влияние на корейское коммунистическое движение и любые зарубежные связи корейских коммунистов замалчивались или вовсе отрицались. Августовскую оппозицию стали обвинять еще и в том, что она, выражая сомнения в величии Ким Ир Сена и преклоняясь перед иностранными идеологическими веяниями, стремилась исказить «великие революционные традиции» Кореи, воплощенные в партизанском движении[454].
Все непартизанские коммунистические организации, существовавшие в стране до 1945 г., отныне рассматривались как питательная среда для «фракционализма», а то и как логово злобных предателей и платных агентов империализма. С особым презрением в новой исторической ортодоксии полагалось относиться к «Армии справедливости» (кор. Ыйёнъгун), то есть к тем корейским коммунистическим отрядам в Китае, которые подчинялись Ким Ту-бону, Чхве Чхан-ику и другим эмигрантам из Яньани. В упоминавшейся ранее речи Ким Ир Сена, произнесенной в феврале 1958 г., по этому поводу говорилось следующее: «Можем ли мы следовать традициям Ким Ту-бона "Лиги Независимости" и его "Армии справедливости", которая ни разу не сразилась с японцами и обращалась в бегство, едва услышав о приближении японцев? Мы не можем следовать этой антимарксистской традиции»[455]. Конечно, некоторая доля правды в его словах имелась: с военной точки зрения, успехи «Армии справедливости» действительно были весьма скромными. Однако точно то же самое можно было сказать и о деяниях самого Ким Ир Сена: вопреки распространявшимся впоследствии легендам, все операции подчинявшихся ему партизан носили сугубо локальный характер, а численность тех частей, которыми командовал будущий Великий Вождь и Непобедимый Полководец, даже в лучшие времена измерялась несколькими сотнями человек. Разумеется, можно возразить, что политическое значение маньчжурского сопротивления было куда большим, чем его военные успехи. Это, конечно, так, но опять-таки то же самое можно сказать и об «Армии справедливости» Ким Ту-бона.
Другой характерной тенденцией, которая стала проявляться в корейской печати с конца 1950-х гг., было стремление если не приуменьшить роль Советской Армии в Освобождении Кореи, то уж, по крайней мере, не распространяться на эту тему. В соответствии с новой мифологией, Ким Ир Сен должен был предстать главным освободителем страны, и упоминания о роли иностранцев в изгнании колонизаторов были нежелательны. В то же время северокорейская пресса по-прежнему была переполнена новостями из СССР и активно славила советские достижения — число статей на советские темы начало постепенно сокращаться только с 1959 г. Однако уже в 1957 г. в советском посольстве отметили, что в северокорейской печати стало появляться все меньше статей, в которых речь шла о роли советской помощи в восстановлении и развитии северокорейской экономики. В июле 1957 г. советник посольства Г. Е. Самосонов счел необходимым обратить на этот факт внимание заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК ТПК, сказав, что в КНДР «совершенно недостаточно пропагандируется братская безвозмездная помощь СССР, КНР и стран народной демократии»[456]. Разумеется, его северокорейский собеседник охотно признал существующие «недоработки» и пообещал их в скором времени исправить, однако на практике об иностранной помощи пхеньянские газеты писали всё реже и реже, а примерно с 1960 г. перестали писать совсем.
Поворот к национализму и культу Вождя, произошедший в идеологии в конце 1950-х гг., изменил северокорейское общество. В 1950-х гг. Ким Ир Сен сумел использовать противоречия внутри правящей элиты и уничтожить всех своих противников по очереди, сталкивая их друг с другом. Победа Ким Ир Сена над соперниками была окончательно закреплена на IV съезде ТПК, который был отмечен беспрецедентным восхвалением «Великого Вождя» (такое восхваление являлось отчасти и прямым вызовом антисталинской риторике, которая в тот момент доминировала в «советском секторе» мирового коммунистического движения).
Четвертый съезд ТПК проходил сентябре 1961 г. в Пхеньяне. Уже в первый день его работы «Нодон синмун» применила к съезду хорошо известный советский штамп: IV съезд был назван «съездом победителей» (кор. сынъличжа-ый тэхве)[457]. Как известно, это выражение широко использовалось в советской публицистике и официальной историографии для описания XVII съезда ВКП(б), который проходил в 1934 г. Позднее, уже во времена хрущевских реформ, стало известно, что две трети делегатов XVII съезда были репрессированы, и с тех пор это выражение, которое в свете новой информации было трудно воспринимать всерьез, исчезло из советского официального лексикона. Однако пропагандисты из «Нодон синмун» использовали хорошо известный им старый советский штамп, который так и остался в северокорейском обиходе. Поэтому IV съезд ТПК в северокорейских публикациях и поныне часто именуется «съездом победителей» (скорее всего, сейчас северокорейские журналисты и официозные историки просто не подозревают ни о советском происхождении самого термина, ни о тех разоблачениях, которые сделали невозможным употребление этого Термина на его исторической родине). Пока не ясно, какая часть делегатов IV съезда ТПК разделила печальную судьбу большинства делегатов XVII съезда ВКП(б), но ясно, что таких было немало: 1960-е гг. были в КНДР временем масовых репрессивных кампаний среди партийного аппарата и чиновничества.
В работе IV съезда ТПК принимали участие 1157 делегатов с правом решающего голоса (всего было избрано 1160 делегатов), и 73 делегата с правом совещательного голоса. В соответствии с установившейся традицией, главный доклад на съезде был сделан Ким Ир Сеном. Доклад этот был в основном посвящен экономическим планам, однако немало внимания было уделено и внутриполитическим проблемам. В частности, Ким Ир Сен заявил, что «успешно решена великая историческая задача по достижению полного единства корейского коммунистического движения, решительному укреплению единства и монолитности партии, уничтожению корней фракционализма». Конечно, «единство», о котором речь шла в докладе, означало единство под руководством самого Ким Ир Сена.
