Томас Карлейль - Французская революция, Гильотина
Послесловие
ТОМАС КАРЛЕЙЛЬ И ЕГО ТРУД "ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. ИСТОРИЯ"
Имя выдающегося английского мыслителя, историка, философа и публициста Томаса Карлейля (1795-1881) современному читателю, исключая, разумеется, узкий круг историков-англоведов, почти ничего не говорит. А ведь было время, когда его называли "английским Львом Толстым". О Карлейле с восторгом писал А. И. Герцен, как о человеке "таланта огромного, но чересчур парадоксального". С этим патриархом британского интеллектуального мира он познакомился в Лондоне в 1853 году.
К. Маркс и Ф. Энгельс включили идею Карлейля о всесилии чистогана в капиталистическом обществе в знаменитый "Манифест Коммунистической партии". Основоположники марксизма отмечали несомненный вклад английского мыслителя в беспощадную социальную критику морали и нравов буржуазного общества на том историческом этапе, который принято называть "восходящей" линией развития капитализма. Вместе с тем Маркс и Энгельс подчеркивали слабость его позитивных рекомендаций, непоследовательность и путаность воззрений на пути преодоления антагонизмов в капиталистическом обществе. Они точно уловили главное противоречие в творчестве Карлейля: начав в первой половине XIX века с беспощадной критики пороков нового, "восходящего" класса - буржуазии, во второй половине того же века и второй половине своей долгой, почти 90-летней жизни великий гуманист, не видя выхода, начинает прославлять "цивилизаторскую миссию" буржуазии.
В этом смысле эволюция идейных взглядов Карлейля во многом типична для выдающихся мыслителей-литераторов "золотого" XIX века, который, по словам В. И. Ленина, "дал цивилизацию и культуру всему человечеству" и "прошел под знаком французской революции"[103].
В России с творчеством Томаса Карлейля образованная публика впервые познакомилась еще в 1831 году, когда вышел первый русский перевод его "Sartor Resartus" ("Жизнь и мысли герр Тейфельсдрека")[104]. Однако подлинная слава пришла к великому сыну "туманного Альбиона" только после его смерти: большинство работ Карлейля в переводе на русский язык были изданы в России в 1891 - 1907 годах. Тогда же в серии "Жизнь замечательных людей" демократического издательского дома Ф. Павленкова вышла и первая на русском языке обстоятельная биография Карлейля[105].
После Октября 1917 года имя Карлейля снова было предано забвению и, если не считать обстоятельной работы академика Н. И. Кареева[106], вновь вернулось к современному читателю лишь в наше время благодаря изданию в серии "Жизнь замечательных людей" книги английского писателя Дж. Саймонса[107]
В богатейшем литературно-публицистическом наследии Томаса Карлейля "Французская революция" (1837 год) - наиболее известное произведение, написанное в жанре исторического портрета. С точки зрения строго академического подхода профессионала-историка, книга Карлейля с трудом укладывается в прокрустово ложе нынешнего понимания того, как нужно писать "историю", - читатель не найдет здесь ни архивных шифров, ни обзора и источников литературы, ни указателей - словом, всего того, что определяет степень "учености" труда по истории.
В строгом смысле слова это не столько систематическое изложение истории Французской революции, сколько беседы с читателями о тех, кто творил эту историю. Причем зачастую Т. Карлейль мало считается с достоверными фактами, как бы "дорисовывая" своим художественным воображением отдельные портреты, например Мирабо, Лафайета и Дантона. В этом смысле его книга - и история, и роман.
Сказанное вовсе не означает, что Карлейль не был знаком с источниками по Французской революции. Как раз наоборот: работая над книгой, он перевернул горы документов в библиотеке Британского музея в Лондоне, обложился ящиками литературы у себя дома, беседовал с ветеранами революции, атаковывал своих парижских знакомых, требуя прислать ему подлинные ноты революционной песни "Ca ira!", умолял своего врача, находившегося тогда во Франции, сходить в рабочее предместье Парижа Сент-Антуан и посмотреть, не спилили ли роялисты единственное уцелевшее "дерево Свободы", посаженное там санкюлотами в 1790 году?
Следует добавить, что в процессе создания книги над автором тяготел какой-то злой рок: единственный рукописный экземпляр первого варианта "Французской революции"... безвозвратно исчез в доме его друга Джона Стюарта Милля, и Карлейлю пришлое! писать все заново. Позднее он говорил своей жене: "Эта книга чуть не стоила нам обоим жизни".
В своем повествовании Карлейль менее всего беспристрастен. Субъективизм симпатий и антипатий автора вполне очевиден. Не избежал он соблазна и как бы заново "смоделировать" ход давно минувших событий (что сегодня, спустя 100 лет после его смерти, вновь безуспешно пытаются сделать некоторые публицисты применительно к "пролетарским якобинцам"[109] 20-х годов нашей истории, выдвигая различные "альтернативные версии": что было бы, если бы победил не Сталин, а Троцкий, Бухарин, Сокольников и т. д.?).
И вместе с тем Французская революция в интерпретации Карлейля не лишена исторического оптимизма. Автор одним из первых, в 30-х годах XIX в., когда еще были живы непосредственные участники революции, например "хромой дьявол" и один из авторов знаменитой Декларации прав человека и гражданина, Шарль Морис Талейран, на весь англоязычный мир громко заявил, что эта революция была и неизбежной, и закономерной.
Приступая к написанию своего труда, Карлейль опасался, чтобы его голос не прозвучал как глас вопиющего в пустыне: Европа 30-х годов прошлого века была завалена мемуарами монархистов, бонапартистов, клерикалов, просто обскурантов, которые не видели во Французской революции либо ничего, кроме гильотины и ее "начальника" - "чудовища Робеспьера", либо, наоборот, вслед за аббатом Баррюэлем оценивали ее только как всемирный заговор иудей-масонов.
Поэтому сам Томас Карлейль, как многие гениальные люди, весьма скептически отнесся к своему произведению, когда наконец поставил последнюю точку в заново написанной рукописи: "Не знаю, стоит ли чего-нибудь эта книга и нужна ли она для чего-нибудь людям: ее или не поймут, или вовсе не заметят (что скорее всего и случится), - но я могу сказать людям следующее: сто лет не было у вас книги, которая бы так прямо, так страстно и искренне шла от сердца вашего современника".
По счастью, автор ошибся. И хотя действительно часть консервативного английского общественного мнения встретила книгу в штыки (один из тогдашних поэтов даже написал против автора злую эпиграмму), в прогрессивных кругах, напротив, "Французская революция" была принята восторженно. Соединение исторически точного описания с необычайной силой художественного изображения великой исторической драмы, протест против деспотизма в любой форме и глубокая человечность снискали труду Карлейля любовь и почитание.
Ч. Диккенс носил его повсюду вместо Библии, а когда знаменитый драматург У. Теккерей опубликовал сочувственную рецензию в респектабельной "Тайме", Карлейль сразу стал знаменитостью в литературных кругах не только Англии, но и континентальной Европы.
Отметим и еще одну примечательную особенность бессмертного произведения Карлейля - своеобразие его стиля. Как признал в свое время Джон Стюарт Милль, секрет долговечности этой книги заключается в том, что это гениальное художественное произведение. По образному выражению Дж. Саймонса, читатель видит события, как при вспышках молнии, которые освещают поразительно живые исторические сцены: 14 июля 1789 года в Париже и взятие Бастилии, поход женщин на Версаль, бегство Людовика XVI в Варенн, суд над королем и его казнь, трагизм и ярость последних лет революции. Перед читателем проходит бесконечная вереница людей и событий, нарисованных с сочувствием и осуждением, юмором и печалью.
Возрождающееся к 200-летию Великой французской революции, словно птица Феникс из пепла, новое издание творения Томаса Карлейля вновь оказывается в эпицентре бурных общеевропейских и мировых дебатов об историческом значении деяний "великих французских революционеров буржуазии"[111].
Кто же они - святые или чудовища?
В столице Франции нет ни одного крупного памятника Максимилиану Робеспьеру, его имя носит лишь станция метро в "красном поясе" Парижа. Созданная к 200-летию революции ассоциация "За Робеспьера" во главе с историком Роже Гаратини, автором "Словаря деятелей революции", потребовала от мэра столицы назвать в честь Робеспьера одну из улиц в центре Парижа. Призыв ассоциации поддержал знаменитый хореограф Морис Бежар, посвятивший один из своих "балетов 200-летия" "мистическому и щедрому поэту" Робеспьеру. Наоборот, ассоциация "антиробеспьеристов" опубликовала в 1989 году антологию биографий 17 тысяч официально зарегистрированных жертв, якобы отправленных этим "кровожадным чудовищем" на гильотину.
