И. Василевский - Романовы
«Плохая примета», — шептали сановные старички, глядя, как Воронцов-Дашков поднимает с пола подарки.
Впрочем, вскоре подоспела Ходынская катастрофа, происшедшая в день коронации и затмившая все многочисленные приметы в жизни царя-неудачника.
Глава VIЕсли иной раз словечко, вырвавшееся из уст, характеризует человека ярче, чем целая речь, произнесенная им обдуманно и сознательно, то о деятельности Николая II нельзя судить одними лишь «историческими данными».
Мы не знаем, писал ли Николай II стихи. Для ответа на этот любопытный вопрос у нас нет сведений. Но все-таки «литературное наследие» он оставил. Перелистайте «Правительственный вестник», пересмотрите архивные документы — какое обилие литературных произведений Николая в виде всяческих резолюций и высочайших пометок, речей, тостов, писем и телеграмм вы откроете!
Стиль этого автора чрезвычайно лаконичен! Надо писать так, чтобы мыслям было просторно, а словам тесно. Как твердо придерживался этого правила Николай!
«Прочел с удовольствием».
«Искренне всех благодарю».
«Ай да молодец!»
«Надеюсь, повешены».
«Вот так-так».
«Скверное дело».
«Неужели?»
Это наиболее характерные образцы его художественной прозы.
Не сказалось ли в этой любви к лаконизму влияние учителя и воспитателя Победоносцева? Этот старый вампир с торчащими ушами болезненно не любит тратить лишних слов. Когда в свое время он тонул в Севастополе и его вытащил еврей Осип Фельдман, известный гипнотизер, тому долго не могли простить этой ошибки. В беседе с ним Победоносцев побил все рекорды лаконизма.
— Еврей? — грозно спросил Победоносцев.
— Еврей, — испуганно ответил гипнотизер.
— Крестись! — сурово приказал Победоносцев.
Именно таким лаконизмом отличался воспитанник Победоносцева Николай II.
«Ай да молодец!» — пишет он о капитане Рихтере на докладе прибалтийского генерал-губернатора Г. П. Соллогуба. Этого Рихтера, начальника карательного отряда, просят убрать или хотя бы образумить: он переходит все пределы в истязаниях, порках, расстрелах невиновных и поджогах деревень. «Подвигов» на целый том хватит. Но Николай II пишет резолюцию: «Ай да молодец!»
Так же коротки резолюции Николая II и в иных случаях.
«А мне какое дело?» — пишет он на докладе о действиях жандармского ротмистра графа Подгоричани, организовавшего исключительный по своей жестокости погром в Белостоке. Ему не надо тратить много слов, хватит и краткой резолюции, чтобы избавить от суда и Рихтера, и Подгоричани.
«Скверное дело», — пишет царь 27 августа 1905 года на докладе о найденном в Финляндии революционном складе оружия. «Царское спасибо молодцам-фанагорийцам», — возглашает он в марте 1895 года за умелое и своевременное применение оружия при расстреле бастующих рабочих в Ярославле.
«Пью за здоровье воинских частей» — вот краткая речь, произнесенная Николаем II после Ходынской катастрофы.
«Даровать помилование», — пишет он на представленной ему кипе документов из суда. «Бедные люди» приговорены к тюремным заключениям за организацию еврейских погромов. Погромщики высочайшей милостью оказываются на свободе, а на каторгу отправляются участники еврейской самообороны.
«Передайте извозчикам мою благодарность, объединяйтесь и старайтесь» — такова идеальная по лаконизму высочайшая резолюция на патриотическом адресе от извозопромышленников 23 декабря 1906 года.
«Положение постыдное», — еще короче выражает он свои мысли 17 октября 1905 года, обращаясь к великому князю Александру Михайловичу по поводу железнодорожников, из-за которых сообщение Петербурга с Петергофом стало возможным только морем.
Четкость стиля Николая II воистину изумительная.
«Похвально».
«Прочел с удовольствием».
«Искренне всех благодарю».
Это его любимые изречения.
Когда в 1902 году Государственный Совет обратился с верноподданническим ходатайством об уничтожении телесных наказаний в России, государь категорически отказался отменить порядок, по которому любой земский начальник мог выпороть крестьянина, хотя бы тот по возрасту годился ему не только в отцы, но и в деды. Тратить много слов Николай не пожелал и поэтому наложил резолюцию: «Пересмотреть вопрос».
Здесь нет лишних слов. Требования художественности соблюдены полностью: ничего не вычеркнуть, каждое слово — ярко, выпукло и показательно.
Когда в дни японской войны генерал Алексеев доносит государю, что в армию прибыли 14 агитаторов-революционеров, Николай по телеграфу отвечает: «Надеюсь, немедленно повешены». О том, какие это революционеры, чем доказано, что они агитаторы, о каком бы то ни было следствии не возникает и вопроса. «Легкость в мыслях» у этого писателя воистину необыкновенная.
Когда сенатор С. С. Манухин спрашивает его о том, что делать с приговоренным к смерти Каляевым, Николай «молча отошел к столу и забарабанил пальцами по стеклу». Ответа так и не последовало. Царь настойчиво требует, чтобы ему не задавали таких «бестактных» вопросов.
26 августа 1906 года государь высочайше «повелеть соизволили» командующим войсками, что он требует «безусловного применения нового закона о военно-полевых судах». Командующие и генерал-губернаторы, допустившие отступления от этого повеления, предупреждаются, что они будут «за это лично ответственны перед его величеством», причем им предписано «позаботиться, чтобы государю не представлялись телеграммы о помиловании».
Только в экстренных случаях царь отказывался от односложных резолюций и давал некоторое развитие своим мыслям. На законопроекте о новых ограничениях права жительства евреев в Сибири Николай II собственноручно начертал: «Евреи, покидающие черту оседлости, ежегодно наполняют целые местности Сибири своим противным запахом, своими отвратительными лицами. Это невыносимое положение должно измениться».
Для того, чтобы Николай отступил от своего лаконизма, нужны обстоятельства исключительные. Даже в переписке с женой он придерживается краткости: «Я сегодня гулял по саду, по нашей любимой дорожке, и мне было грустно, что вас не было около меня». Это — все, от начала до конца.
Лаконизм Николая, думается, не случаен. За ним — короткомыслие.
Было бы ошибочно объяснять это короткомыслие только ограниченностью. Это «принципиальное» короткомыслие: «мне пало на душу», «мне пришло на ум» — таковы обычные мотивировки его самых важных решений. Никаких соображений, никаких доводов, против которых можно было бы что-то возразить, он не признает. Он — царь, он — помазанник Божий. И если то или иное решение «пало ему на душу», то такова, значит, воля Божья. «Сердце царя в руке Господа», а он, Николай, только скромный исполнитель его воли, поэтому он всегда прав.
Молодой автор влиятелен. С его фельетонами, что называется, считаются. Но, надо правду сказать, ни малейшего литературного таланта этот автор, даже с возрастом, не проявил. Большой выдумки, яркой игры ума, крепкого литературного дарования здесь, как ни старайся, не отыскать. Но, как это ни удивительно, автора в России любили. Если бы надо было доказать наличие такой любви, достаточно было бы привести письмо террориста Евгения Шаумана, убившего в 1903 году финского генерал-губернатора Бобрикова: «Ваше величество! Я жертвую своей жизнью, пытаясь убедить Вас, государь, в необходимости тщательного изучения положения дел. С глубочайшим уважением остаюсь Вашего императорского величества, державнейшего императора, верноподданным — Евгений Шауман».
Если такое возможно в устах террориста, что ж говорить о темной крестьянской массе, испокон века чуть ли не молившейся на своего «батюшку-царя», что говорить о представителях городского и земского самоуправления, пользующихся каждым случаем, чтобы поднести верноподданнейшие адреса. Что говорить о той разномастной толпе, которая в день объявления войны Германии в 1914 году, стоя на коленях на площади возле Зимнего дворца, трогательно пела: «Боже, царя храни!»
«Государь не человек, хотя и не Бог. Он нечто среднее между Богом и человеком», — так в разговоре с Витте сформулировал свою точку зрения великий князь Николай Николаевич.
Дело вовсе не в том, кто подсказал эту мысль Николаю II, а в том, что он эту мысль воспринял и сам уверовал в нее. Вот откуда это короткомыслие, влекущее столь характерный для Николая лаконизм.
Глава VIIОдной из наиболее сложных загадок царствования Николая II является личность Распутина. Кто он, этот странный мужик, сумевший сменить жизнь конокрада в далеком Тобольске на влиятельную роль при дворе самодержца?
Распутин, прежде всего, не представляет собой исключительного явления в том обществе, которое сгруппировалось вокруг трона. Именно такими, распутинскими, были традиции царствования: юродивые, монахи, гипнотизеры, предсказатели, кликуши, оккультисты, спириты, странники… Непрерывной чередой сменяют друг друга в жизни Николая II люди такого типа. Чем грубее, чем примитивнее и истеричнее тот или иной прорицатель, тем больше доверия проявляют к нему пресыщенные верхи.
