На шумных улицах градских - Леонид Васильевич Беловинский
Такие дома имели два подъезда: парадный, с улицы, со швейцаром, просторным вестибюлем, украшенным лепниной, фигурными светильниками, с широкими пологими лестницами, устланными ковровой дорожкой, которую придерживали медные прутья, со стойками для галош и зонтов, и «черный», дворовый, с узкими крутыми темными лестницами, для жильцов дешевых квартир и прислуги. Таким образом, богатая квартира начиналась еще в подъезде, в вестибюле. Читавшие «Собачье сердце» М. А. Булгакова, вероятно, обратили на это внимание.
В начале ХХ в. уже существовали строительные нормативы, имевшие рекомендательный характер. В квартире среднего размера рекомендовалось иметь переднюю в 3 квадратных сажени, кабинет в 6 саженей, зал и гостиную – 12 саженей, столовую – 10 саженей, спальню и будуар, разгороженные драпировками – 6 саженей, детскую – 6 саженей, комнату для гувернантки – 6 саженей, комнату для прислуги – 8 саженей, кухню с кладовой – 6 квадратных саженей. Итого 63 квадратных сажени. Напомню, что погонная сажень – 2,134 м., а квадратная, соответственно – 4,093 м. Недурная «средняя» квартирка. Нормативная годовая плата за такую квартиру (без дров) составляла к началу ХХ в. 750 рублей, хотя на самом деле цены были гораздо выше (50, с. 233).
В квартирах на верхних этажах, а также в домах с дешевыми квартирами уже к середине ХIХ в. наблюдалось новое явление – угловые жильцы. Поскольку маленьких одно– двухкомнатных квартир практически не существовало (кроме специальных домов дешевых квартир, строившихся особым благотворительным обществом), квартиросъемщик, которому была не нужна или была не по карману большая квартира, от себя сдавал часть ее бедным жильцам. Иногда комнаты в таких квартирах дополнительно разгораживались легкими временными дощатыми перегородками и даже занавесками, где и жили угловые жильцы; в таких помещениях находилась кровать, стол, комод, 2–3 стула. Угловыми жильцами были студенты, низкооплачиваемые служащие, наемные рабочие. Вот как петербуржец-студент описывал такие квартиры: «… жители мансардного этажа, где было 3 квартиры, были людьми средней руки: там жила семья приказчика, семьи военного фельдшера и портного. Всем им накладно было платить 35 рублей в месяц за квартиру, поэтому они сдавали одну из трех комнат студентам Института путей сообщения, который находился поблизости. Если жил один студент, он платил 10 рублей, если жили двое – 20. На обязанности квартирохозяев лежала уборка комнаты с натиранием пола и кипяток утром и вечером» (50, с. 63). К тому же фельдшер принимал на дому больных, а портной шил на дому верхние дамские вещи от модного магазина-ателье. В Петербурге, особенно отличавшемся скученностью населения, в 1897 г. было около 12 000 угловых жильцов, а в 1900 – уже 17 800! «Ни квартирные хозяева, ни сами жильцы при размещении по комнатам никогда не соображаются… с кубическим содержанием воздуха в помещении. Площадь пола служит единственным мерилом вместимости… Нередко даже, когда вся комната уже заставлена кроватями, избыточные жильцы помещаются в узких закоулках между печью и стеной, иногда даже прямо на полу… спят не только в комнатах и кухне, но и в коридорах, узких проходах, нередко в помещениях, совершенно лишенных света, в углах, где невозможен никакой обмен воздуха. В той же самой комнате, которая служит общей спальней, помещается нередко и мастер-кустарь: портной, сапожник, туфельщик, шапочник, скорняк и др.; его верстак, убогий скарб, который служит материалом для его изделий, – все помещается в общей спальне, и несчастный обитатель угловой квартиры своими легкими поглощает всю ту пыль и грязь, которая уже при легком прикосновении густым столбом поднимается над всей этой ветошью» (Цит. по: 50, с. 235). Если это не трущобы, то что же это? Но и в Москве были уголки едва ли не страшнейшие. Зарядье, превратившееся в некое подобие еврейского гетто, с мелкими нелегалами-торговцами и ремесленниками – теми же скорняками, шапочниками, портными и пр., по описанию и старым фотографиям напоминает кадры из фильмов итальянского неореализма своими наружными галереями, на которые выходили двери квартир, какими-то висячими переходами и обилием тряпья на веревках. Так что жили такие горожане, мягко говоря, тесновато. В домах дешевых квартир существовала коридорная система: в длинный, нередко темный коридор, по одну, а то и по обе стороны выходили двери маленьких одно– двухкомнатных квартирок с кухонькой, в свою очередь также нередко сдававшихся угловым жильцам.
Нынче обитатели многоквартирных домов зачастую страдают от буйных соседей: там пьянки, тут гулянки, там музыка с утра до ночи, а тут и скандалы или драки. Домовладельцы, особенно владельцы дорогих домов, этого не допускали: при сдаче квартиры посылали дворника на место прежнего жительства узнать, что за человек, если же квартиросъемщик все-таки оказывался человеком, неудобным в общежитии, то ему могли и отказать от квартиры, предложив небольшую сумму отступного и ломовиков для вывоза имущества: шуми в другом месте.
С развитием торговли и промышленности и начавшимся во второй половине XIX в. процессом урбанизации новым явлением стал двор многоэтажного многоквартирного дома. Высокая стоимость городской земли привела и к высокой плотности городской застройки. В результате в крупных городах, таких, как Киев, Харьков, Москва и особенно Петербург, появились узкие дворы-колодцы, замкнутые в каре жилых корпусов. Они мостились камнем, а затем и асфальтировались, застраивались подсобными помещениями – сараями-дровяниками, а во дворе дома с дорогими квартирами могли быть и конюшни с каретниками для собственных выездов богатых жильцов. В таких дворах нередко не было места траве и деревьям или они занимали крохотные клочки земли. Во двор вели железные решетчатые ворота либо арочный проезд под одним из корпусов, позже получивший неправильное название подворотни (подворотня – доска под полотном ворот, ставившаяся на ребро между воротными столбами); эти проезды также закрывались железными воротами.
Вот детские воспоминания о таком дворе в Петербурге на Выборгской стороне, напротив Финляндского вокзала. «Внизу, перед самым нашим огромным домом, был еще узенький “черный двор”, который отделялся от железнодорожного “парка” дровяными складами и низеньким кирпичным флигельком… на этом дворе стояли решетчатые сараи и конюшни. Когда я был еще совсем маленьким (начало 80-х гг. – Л. Б.), тут же в коровнике жила наша собственная корова! Как патриархальна еще была тогда петербургская жизнь» (39, с. 6).
Двор находился в распоряжении дворника или нескольких дворников, один из которых был старшим. Дворники были под строгим контролем полиции, фактически на службе в ней, и
