Сергей Руденко - Крылья Победы
Несмотря на непогоду и раскисшие аэродромы, мы ни на минуту не прекращали полеты на разведку. Вот и 31 января наши воздушные следопыты ушли в темно-серое облачное небо, чтобы проверить предположение о сосредоточении немецкой танковой армии в районе Ландсберг, Кюстрин, Фюрстенберг, Швибус, Шверин. Появление ее здесь могло создать серьезную угрозу для наших войск. Летчикам удалось обнаружить многокилометровые колонны отходящего противника, но «тигров» и «пантер» там не оказалось.
Наши подвижные части, выйдя к Познани, не стали ввязываться в бой за эту довольно мощную крепость, а пошли дальше. Позднее 8-я гвардейская армия В. И. Чуйкова окружила город, который немцы изо всех сил стремились удержать.
Когда танковые части перешли старую границу между Польшей и Германией, нам потребовалось вынести свой передовой КП вперед, чтобы оперативнее управлять штурмовиками и истребителями, поддерживавшими свои подвижные наземные войска. Связисты доложили, что самое удобное место для него — Мезеритц, Там мы и начали развертывать командный пункт армии. Перед тем как выехать туда, я побывал у командующего фронтом Г. К. Жукова. Его штаб располагался в Гнезно. Я доложил Георгию Константиновичу о смене местонахождения командного пункта и намерении перебросить авиацию дальше на запад.
Рассматривая наш план, Г. К. Жуков сказал:
— Выбирайте такие аэродромы, с которых даже истребители могли бы доставать Берлин.
Выслушав его указания о поддержке танковой армии Богданова, я уехал на свой передовой КП в Мезеритц. У старой польской границы остановился на контрольно-пропускном пункте. У обочины дороги Варшава — Берлин был укреплен большой щит с надписью: «Вот она, фашистская Германия!»
Когда мы увидели этот указатель, нас охватило волнение: Красная Армия вступала на немецкую землю. Память воскресила трудный путь, который довелось пройти нашим войскам от Сталинграда через Курск, Белоруссию и Польшу. Вспомнились Москва 1941 года и слова Сталина: «Враг будет разбит, победа будет за нами».
Колонна у нас была небольшая: два бронетранспортера. В оперативную группу входили несколько офицеров штаба — связисты и охрана.
Когда проехали километров семь в сторону Мезеритца, услышали стрельбу. Решили остановиться и разобраться в обстановке. Выслали вперед автоматчиков. Те, возвратившись, доложили: нашли свои замыкающие танки, обнаружили вражескую засаду и обстреляли ее. Теперь путь свободен.
— Мезеритц недалеко, — предупредил офицер, уже побывавший на новом КП.
Вскоре мы въехали в поселок с каменными домами. Проверив линии связи, я отправился на аэродром. Поставил командирам частей задачи и вернулся к себе.
Адъютант сообщил, что ко мне пришел комендант города Мезеритц. «Что за нужда у него ко мне?» — подумал я.
Комендант доложил:
— Мы задержали вашего солдата, который пытался поджечь дом. Он сказал, что собирался сделать это по указанию командующего.
Я оторопел:
— Вы что, шутите?
— Так солдат говорит.
— Давайте его сюда, может быть, это какой-то провокатор, — засомневался я.
Приходит солдат-автоматчик, сопровождавший нас в переезде на новый КП. Лицо знакомое — из охраны.
— По чьему приказу вы поджигаете дома? — спросил я его.
— Товарищ командующий, — ответил он, — я не говорил, что вы давали указание поджигать. Гитлеровцы спалили мою родную деревню, сожгли моих родных. Я не могу это забыть. Когда мы ехали в Мезеритц и вышли на горку перед горящей деревней, вы сказали, что так им и надо: они у нас все пожгли, пусть и сами испытают то же. Ну, я и повторил коменданту ваши слова. Думал, что правильно поступаю.
Я разъяснил ему, что он неправ. Гитлеровцы действительно должны были получить по заслугам Как гласит старая русская пословица — что посеешь, то и пожнешь.
Война пришла на их землю; наша задача — добить фашистского зверя в его берлоге. Но мы не должны отвечать жестокостью на жестокость.
— Товарищ командующий, я понял, — сказал солдат. — Не наказывайте меня, я не занимался ни грабежом, ни мародерством. Просто я хотел отомстить подлецам за своих родных, за нашу Родину, за все…
— Выполняйте хорошо свои обязанности, — подвел я итог нашему разговору. — Так и будете мстить до тех пор, пока мы не разобьем фашистскую армию.
Этот солдат достойно служил до конца войны.
На новом КП мы опять вернулись к вопросу о выдвижении вперед аэродромов. Подвижные войска уходили все дальше от Познани, до переднего края было уже от 100 до 125 километров.
Противник располагал большим количеством хорошо подготовленных аэродромов и в первой декаде февраля резко повысил активность в воздухе, особенно на подступах к Одеру. На этом направлении ему даже удалось, правда временно, добиться превосходства. Гитлеровцы сделали ставку на авиацию еще и потому, что у них не было других средств для остановки наших войск, продвигавшихся к Берлину.
Если обозреть с воздуха участок фронта от озера Бетше до Одера, можно увидеть большое количество лесов, рек, болот — словом, местность, совершенно неподходящая для создания аэродромов. А февральская погода, особенно в Западной Польше, была в том году чрезвычайно неустойчивой. То землю сковывали морозы и крутила вихри вьюга, то наступала оттепель и аэродромы прямо-таки «плыли». По ним даже автомашины не могли проехать, не говоря уже о взлете самолетов. Нам нужно было двигаться вперед, потому что для активных действий у истребителей уже не хватало радиуса.
Наши части рвались к Одеру, и гитлеровские самолеты буквально висели над ними. Берлинская противовоздушная оборона имела много истребителей, которые фашисты тоже бросили против наступающих советских войск. Приблизившись к логову врага, мы натолкнулись на сильную авиационную группировку, состоявшую из двух воздушных флотов, частей внутренних округов и училищ.
В то же время свои полки мы никак не могли придвинуть ближе. Были у нас только три площадки, находившиеся в 3 — 5 километрах от переднего края: на правом фланге — у Морина и Кенигсберга-малого и на левом — у Решена. Полосы на них оказались с крепким грунтом, обеспечивающим взлеты и посадки. Но вся беда была в том, что эти пункты находились под обстрелом врага.
И тут нам пригодился опыт сорок первого года. Тогда в районе Осташкове осенью все построенные нами грунтовые аэродромы размокли и мы садились на песчаные площадки и с них успешно работали. Оказалось, что мокрый песок хорошо уплотняется и вполне выдерживает взлетающие самолеты. Вот и здесь, в Германии, аэродромщики сделали полосы на песчаном грунте.
В районе Ландсберга мы решили уложить металлическую полосу. Но для этого требовалось время. Надо было перевезти громадное количество плит общим весом 2600 тонн.
Мы решили использовать для засыпки летных полей битый кирпич и щебень. Предстояло срочно выполнить большую работу. От этого зависело, сможем ли мы надежно обеспечить войска, вышедшие за Одер, или они окажутся под ударами немецкой авиации.
Командующий фронтом принял решительные меры, и развернулись широкие работы по строительству аэродромов. Было запланировано ввести в строй пять полос с металлическим покрытием и шесть — с кирпичным. На все это были выделены необходимые средства, транспорт, инженерные подразделения. Жуков обязал каждую общевойсковую армию построить по одной площадке с твердым покрытием для нас.
Я уже говорил, что противник временно овладел инициативой в воздухе, потому что мы не имели аэродромов. Решил рискнуть: перебросить истребителей к самой линии фронта — в Морин, Кенигсберг-малый и Реппен, укрыть самолеты в капониры, личный состав в окопы и землянки, снабдить их мощными зенитными средствами.
Гитлеровцы пытались не допустить нас на аэродромы Кенигсберг-малый и Морин, но истребители 3-го корпуса отогнали их авиацию и завладели двумя полосами. В Реппен перебазировались летчики 13-го корпуса Попытка противника блокировать наши передовые точки была также сорвана летчиками совместно с расчетами зенитной артиллерии. Ее здесь было уже много — счетверенные и спаренные пулеметные установки, пушки малого и среднего калибра. Под их прикрытием наши «яки» могли в любой обстановке взлетать и садиться.
Когда сорвались попытки «задавить» аэродромы в Кенигсберге, Морине, Реппене с воздуха, противник стал обстреливать их тяжелей артиллерией. Для этого он подвез к реке Одер дальнобойные орудия. Но и это не дало ему желаемых результатов.
Конечно, летному составу и специалистам обслуживающих подразделений было непривычно находиться под артиллерийским огнем. Но они быстро привыкли и работали так, как требовалось. Да, это были необычные действия для авиации, но при четкой организации и умелом управлении авиаторы успешно справлялись с поставленными задачами.
В связи с постройкой новых площадок нужно было перебрасывать на них полки. А как поднять самолеты с раскисших полос? Иногда утром землю еще схватывал мороз, и если летное поле располагалось на более или менее высоком месте, то на рассвете хотя и с риском, но удавалось выпустить истребители. Правда, лед, вылетавший из-под колес, иногда пробивал плоскости, повреждал винты.
