Константин Гордиенко - Чужую ниву жала (Буймир - 1)
Грицко Хрин сквозь бешеный шум кричал:
- Люди добрые, рушьте печи, чтобы паны больше не вернулись!
Поистине, чрезмерная вера в печь жила в его душе!
Палаты, позолота, украшения слепили глаза - человеческая кровь и пот, издевательство, грабеж. Паны вытягивали жилы с крестьян, а сами купались в роскоши, нежились в сказочных палатах, мягких креслах. Село яростно крошило дьявольскую красоту, сбивало позолоту, рвало, терзало, рушило панское гнездо.
Звон, треск, грохот - бушевала могучая сила, готовая, казалось, разнести самые стены.
Чудесная печь поражала глаз глубоким блеском, играла всеми цветами, густыми, приятными, сияла, ослепляла. Да разве теперь до красоты, до украшений? Стали бить кувалдой, а когда развалили печь, начали бить обухом. Зоркий глаз все же останавливался на этой красоте, необычайная печь очаровывала душу, человек не мог остаться равнодушным. Чернобородый селянин старательно выковыривал изразец - мерцает, переливается, сияет, словно радуга, а если еще заиграет солнечный луч на нем - не насмотришься. Леший его разберет, что это за красота. Если этот сине-зелено-золотой изразец вмазать в собственную печь - хата повеселеет, глаз не оторвешь, волшебное зрелище! Незабываемая памятка о расправе с паном!
Падала, рассыпалась штукатурка, рушились лепные украшения, всякие диковины, поднималась густая пыль. Захар заметил, что селяне, разбивая панские палаты, старательно обходили одну стену, опасливо сторонясь большого портрета в роскошной позолоченной раме. Это обозлило Захара, и он, правда, не зацепил образа в уголке, но царя трахнул. Что есть силы саданул колом, прорвал голову, тяжелая рама свалилась, обдала стеклянным дождем, чуть не повредила человека. Ну, а когда уж портрет упал, люди тяжелыми сапогами топтали царский портрет - разве видно в такой тесноте, что лежит под ногами?
Народу - неисчислимое множество, разве всех могли вместить панские палаты? Вихрь кружился по всей экономии, бушевал на хозяйственном дворе, люди разбили контору, разнесли, разметали бумаги, книги - пусть теперь ищут должников, сдирают штрафы, отработки... Поломали машины, попортили, порубили сеялки, жнейки, молотилки, и никто не руководил этим побоищем, у каждого хватало ухватки и ненависти в уничтожении панского гнезда. А что тут орудовали Павло, Орина, Максим, Маланка, Заброда, Охрим, то где же им быть?
А уж когда налетели на расписанную черную лакированную карету - то-то натешились, наигрались! Припомнили, как расчищали дороги по пояс в снегу, как склоняли перед паном головы. И как только могли терпеть столько издевательств? Побили, поломали в щепки - вот когда пришел конец знаменитой карете!
Разбили склады, амбар, насыпали в мешки муку, пшеницу, целый базар подвод стоял за воротами. Накладывали чувалы с сахаром, зерном. В панском саду мелькали платки - обрывали фрукты, сновали подводы, свозили снопы, сено, - славный урожай взяли с панского поля!
Надо свой заработок у пана вырвать, пора собирать хозяйство. Павло, известно, думает жениться на Орине, Максим - на Маланке, а батрак Тимофей Заброда думает сватать Одарку. Дерево на хату есть, а теперь не один мешок нагребли пшеницы, - зерно как золото. Разве на сельских землях такое уродится? А нужно еще... Бросились разбивать хлевы, выгонять скот. Дед Ивко да Савка натешились, насмотрелись на расправу народа с панами, взыграло сердце, кое-где приложили свою руку, какой-то мешок перебросили на воз. Пришел долгожданный час, теперь и смерть не страшна. Счастливые, растроганные деды обротали коров - внукам на молодое хозяйство...
Орина, Маланка и Одарка любовались породистым скотом, гладили, ласкали. Неожиданное богатство - помощь в беде - прибыло в хозяйство. И они теперь станут хозяйками. Влюбленными глазами смотрели они на хлопцев, однако не забывали - вооруженный отряд должен охранять безопасность людей, чтобы врасплох не наскочили стражники. Оружие, захваченное во дворце, пригодится. Тимофей Заброда привязал к поясу саблю, прицепил пистолет казак хоть куда! Максим заткнул за пояс топор, теперь добыл ружье. Павло тоже вооружился. Кривой Охрим руководил стрелками. Нелегко будет стражникам одержать верх.
Люди разбирали, растаскивали панское добро - кто взял свинью, кто овцу закинул за плечи, каждый озабочен своим. Мамаев Левко берет за повод корову. Орину это возмутило.
- У тебя и так достаточно, а ты еще тянешь? - напала она на ненасытного парня. Подоспел Тимофей Заброда, отнял у хозяйского сына корову, отдал бедной дивчине - не часто выпадает такое счастье, разве Тимофей Заброда не в силах сделать щедрого подарка? Очень озлился Левко на бывшего своего батрака, но нечего было делать, тот при сабле и пистолете.
Ясное солнце бросило ласковый луч на разбушевавшееся сборище и спокойно зашло за окоем. Павло выкинул красное знамя на воротах - оно возвещало людям, что тут верховодит народная сила. Смеркалось, подводы все прибывали, слух разошелся по всем хуторам, что разбивают экономию Харитоненки - Доброполье.
Еще засветло дворец и надворные службы были опустошены.
- Зажигай! - сурово приказывает Захар.
Грицко начал высекать огнивом огонь.
- Постойте! - завопил Мамай. - Железо с крыши надо сорвать, пригодится в хозяйстве!
Хозяйственного человека во всем видно.
Поломанные кресла, столы, рамы снесли в одну комнату. Захар собственной рукой поджег клок пеньки и бросил на дерево. Сухое, покрытое лаком, оно сразу занялось огнем... Густой дым повалил из окон и дверей...
Мамай с сыном и Мороз успели снять тяжелые расписанные двери, пока огонь не охватил дворец, затем стали срывать рамы, оконные ставни.
Жар подступает к окованному железом сундуку - люди решили: это изнеженная, ленивая дочь Харитоненки собиралась замуж. Сколько же добра погибает...
Мрамор, дворец, камень - леший с ними, но о чем больше всего болит Мамаева душа - это о дереве: пластины к крытому сараю для волов, крепкие доски, дубовые, крашеные, охватывал огонь!
Павло, Заброда, Максим, Орина поджигали хозяйственные службы со всех углов.
Захар, словно дьявол, повсюду летал с факелом и мазницей, обливал дерево керосином, поджигал, везде оставляя за собой огненный след.
- Выкуривай Харитоненку из гнезда! - возбужденно кричал он, сжигая и уничтожая.
Из далеких сел еще спозаранку наехали подводы, ожидали ночной поры в лесу, всматривались, поглядывали на небосклон, разговаривали, надеялись:
- Не видно...
- Темень...
- Не горит...
- Может, загорится...
- Кто знает...
- Будет гореть, так уж наберем хлеба...
- На станции хлеба полно, на Дальний Восток солдатам отправляют, да сельский комитет не велит брать...
- Да уж известно...
- Словно бы светлеет...
- Полыхнуло!
- Горит, братцы!
- Везде горит!
- Как огненный венок!
- Пламя освещает все небо!
По дороге Захар встретил пожарную машину - ехала из Сум тушить пожар. За нею - обоз бочек с водой.
- Поворачивай назад! - властно приказал Захар. - Постойте!..
По приказу Захара люди поснимали колеса, вылили воду и так и оставили пожарную команду в луже среди поля.
Утомленные, неразговорчивые, с глубоким чувством удовлетворения, озирались крестьяне. Зарево раскинулось на все небо. Никогда не знаешь, на что способны люди. Неслыханная сила и решимость все росла, и душа не успокаивалась, томилась такой ненавистью к панскому племени, которая не знала конца. Пожарище освещало людям путь.
- Панского гнезда не стало...
- Да разве у Харитоненки одна экономия?
- Дойдет черед и до другой...
- До всех дойдет...
- Захар велит - так и завтра...
Необычайных дней дождался Захар: один взмах руки - и село бросится в огонь и воду за вожаком. Великую преданность почувствовали люди к Захару, который пробудил в них веру в собственные силы. Славную победу одержали сегодня над панами!
Людям казалось, что Буймир по крайней мере вершит судьбами всей страны.
Над Пслом словно лес - собрались старые и малые, выбежали на взгорье. Селяне возвращались из похода и не могли отвести зачарованных глаз от зарева, отражавшегося в реке. Захар, сложив руки на груди, задумчивый и грозный, смотрел на величественное зарево. Славное пекло устроили панам, великолепный праздник! Душа молилась, душа всхлипывала: "О боже праведный, о боже милосердный, ты сотворил еси небо и землю, благослови же это пожарище, чтобы вечно горело, как неопалимая купина!.."
Ивко и Савка стояли с коровами, любовались и тешились отрадным зрелищем, праведной расправой над панами. От волнения у них набегали слезы, они стояли, словно в забытьи, сняли шапки, вытирали взмокшие лбы. Кругом полыхают, клокочут огни, синее небо то темнеет, то проясняется, мерцает, словно разговаривает с людьми, гневается или благословляет... Даже оторопь и томление берет. Однако сытые, породистые коровы возвращали к радостной действительности.
