Юрий Фельштинский - Архив Троцкого (Том 1)
Эта же мысль повторяется почти дословно и дальше. Встречалась она не раз и раньше в писаниях официальных «теоретиков» китайской революции. Когда иностранных сторонников официальной линии (напр., Крейбиха[293]) припирали к стене, указывая на безвыходные противоречия писаний Бухарина, они в ответ лепетали, что противоречий, собственно, нет, а есть кинематографическая смена событий.
Кинематографическая смена — это смена произвольная, такая, которую нельзя предвидеть и которая поэтому застигает врасплох. Что официальные теоретики китайской революции застигаются каждой сменой событий врасплох -это бесспорно. Но ход событий китайской революции в основе своей вполне закономерен, обусловливается движением многомиллионных масс и взаимоотношением классов и именно поэтому не может быть «кинематографическим». Так, шанхайский переворот Чан Кайши был вполне закономерен, его можно было предвидеть. Оппозиция его предвидела и предсказывала. Не кто иной, как Сталин, за несколько дней до переворота ручался за Чан Кайши и ручался за свою способность использовать Чан Кайши -для того шанхайский переворот должен был явиться кинематографическим событием. Кто, как Сталин, провозглашал левый Гоминьдан призванным вождем аграрной революции, тот должен был для объяснения контрреволюционной роли левого Гоминьдана ссылаться не на исторический материализм, а на кинематографию.
7. Руководство все время шло вразрез с действительным ходом классовой борьбы, игнорировало реальные силы и хваталось за фикции. Если бы это означало только компрометацию московских «теоретиков», беда была бы еще не столь велика. Но ошибки злополучных «теоретиков» означали прямое политическое разоружение китайской компартии, т. е. пролетарского авангарда. Надо прямо сказать: без вмешательства Сталина—Бухарина ход китайской революции, рост самостоятельности и сил китайского пролетариата шли бы несравненно более планомерно и успешно. Китайская компартия никогда не могла бы забрать так далеко вправо, если бы она была предоставлена собственным силам. Нужно было сосредоточить в руках Сталина—Бухарина весь авторитет Коминтерна, Октябрьской революции, большевистской партии, чтобы добиться такого невероятного сдвига молодой революционной партии на путь меньшевизма. Подлинно революционное, т. е. рабочее и крестьянское движение шло, по существу, без руководства, а в наиболее критические моменты — против руководства. Совершенно закономерное в своих классовых основах движение насильственно лишалось сверху правильного политического выражения. Вместо накопления сил и укрепления позиции пролетарского авангарда, получались на деле зигзаги, шатания, «неожиданные» поражения после побед — словом, то, что Лозовский называет «кинематографической сменой событий».
8. На вопрос о перспективе движения Е Тина и Хэ Луна Лозовский разводит руками и опять отвечает ссылкой на кинематографию. Нельзя говорить о китайском 1905 или 1906-м, или 1907-м, или 1917-м годе: «этапы между приливами и отливами китайской революции очень короткие». Как мы, однако, видели и сейчас увидим, беда совсем не в коротких этапах, а в короткой памяти. Не успеет еще пройти «этап», как люди забывают ошибки вчерашнего дня — значит, память короче этапов.
Чтобы не попасть ненароком в пессимисты или в маловеры, Лозовский в заключительной части статьи божится изо всех сил, что китайская революция победит, непременно победит, ибо «никакие в мире силы не смогут теперь увековечить старые отношения, никакие силы в мире не смогут приостановить или отодвинуть новый подъем...» и т. д. и т. п. В оптимистической водице и на сей раз недостатка нет.
Но каковы все-таки перспективы восстания Е Тина и Хэ Луна? Должны ли китайские рабочие и крестьяне поддерживать это движение? Как? Под каким лозунгом? На этот счет Лозовский молчит. Каковы задачи китайской компартии в связи с новым этапом китайской революции? Как ставится для китайской компартии вопрос о власти? И на этот счет не слышим ни слова.
Нужно ли строить рабочие и крестьянские Советы? Нужно ли ставить себе задачей низвержение власти правого и левого Гоминьдана? Нужно ли выдвинуть лозунг «вся власть Советам»? Обо всем этом Лозовский молчит. Эти вопросы для него не существуют. Он, слава богу, не пессимист, он верит в китайскую революцию и поэтому не обязан размышлять об условиях ее действительной победы.
9. Правда, в связи с движением Хэ Луна и Е Тина к Кантону Лозовский пишет: «Если возникнет новое государственное об разование уже другого типа, чем раньше, если в Кантоне возникнет рабоче-крестьянское правительство, то это, конечно, явится угрозой бытию уханьско-нанкинской контрреволюции». Однако эти слова не столько выясняют вопрос, сколько затемняют его. Что это за «государственное образование другого типа»? Не власть ли Советов? Почему же такое преднамеренное косноязычие? Неужели формула советской власти в Китае как оппозиционная изъята из обращения? И каким образом возникнет «новое государственное образование», если мы не поставим себе задачей его создать? Что скрывается под этим выжидательным объективизмом? Ничего, кроме «исторической потребности» запутавшихся людей схоронить концы в воду. Если «возникнет» — усыновим; а если «не возникнет» — пройдем мимо. При такой политике могут, однако, «возникнуть» только новые поражения.
10. В кинематографической смене событий Лозовский заметил, к счастью, две устойчивые точки опоры: вдову Сунь Ят-сена и «левого» гоминьдановца Тан Енкая[294]. Их «заявления» преисполняют Лозовского новой бодрости. Он так и пишет: «Заявления вдовы Сунь Ятсена и Тан Енкая отмечают не только личные переживания (!) этих двух видных членов левого Гоминьдана, но и историческую потребность (!!) для китайской революции в якобинской мелкобуржуазной партии».
Почему-то здесь обойден Евгений Чен[295], который прибыл с дочерьми в Москву и критикует в наших газетах руководство правого и левого Гоминьдана. Его «заявления» тоже, очевидно, отражают «историческую потребность» известной части китайской буржуазии — попытаться снова встать во главе рабочих и крестьян для того, чтобы снова разгромить их. Наши газеты печатают откровения Евгения Чена без слова критики. А Лозовский на вдове Сунь Ятсена строит целую историческую философию. «Своеобразие» китайской революции — неразменный рубль наших горе-теоретиков — требует, видите ли, якобинской мелкобуржуазной партии. Почему такое? От Ленина мы когда-то слышали, что якобинец, связавший себя с рабочим движением, и есть социал-демократ, или по-нынешнему, коммунист. Эта передвижечка обусловлена падением исторической роли мелкой буржуазии и гигантским ростом исторического значения пролетариата. Роль якобинцев в нашей партии, как может быть слышал Лозовский, выполняли и выполняют большевики. Не думает ли Лозовский, что слова о якобинцах следовало бы применить к китайской компартии, а не к почтенной вдове Сунь Ятсена и к левому Тан Енкаю?
11. Первый манифест нашей партии (1898 г.)[296] говорит о том, что чем дальше на Восток, тем подлее становится буржуазия. Опроверг ли Китай это положение? Нет, не опроверг. Китайская буржуазия эксплуатирует угнетенное положение Китая для наиболее изощренного, наиболее подлого закабаления рабочих и крестьян. Китайская буржуазия обворовывает внешнюю механику большевизма (ЦК, ЦКК, Политбюро и пр.), для того чтобы — одновременно — тем циничнее пользоваться деньгами, опытом и оружием иностранного империализма против своих рабочих и крестьян. По той же самой причине китайская керенщина (ванцзинвеевщина) оказалась еще более растленной, чем наша.
Но отсюда же вытекает, что на плечи китайской компартии ложатся задачи еше более гигантские, чем те, разрешить которые оказалась призвана наша партия. Китайская компартия должна понять стоящие перед нею задачи в духе большевистского якобинизма. Она должна понять, что революционному движению в Китае нет другого пути, кроме перехода власти к Советам рабочих и крестьян. Руководить же этим переходом, а, следовательно, и взять власть в свои руки может только китайская компартия. Обо всем этом ни слова в статье Лозовского.
12. Мы слышали от него, что восстановление единства Гоминьдана означает создание единого фронта всей буржуазии против рабоче-крестьянского движения. Это правда, это бесспорно. Теперь это видно и слепцу. Никакого рабоче-крестьянского Гоминьдана нет. Всякое подлинно революционное движение заранее объявляется теперь в Китае большевизмом или коммунизмом — и друзьями и врагами. В этих условиях Лозовский не испытывает никакой другой «исторической потребности» как превращать вдову Сунь Ятсена в родоначальницу якобинской партии. В этом — ей-же-ей — нет никакого своеобразия. Когда-то Мартынов — пуще всего боявшийся завоевания власти (к уже завоеванной власти Мартынов получил вкус) — ловил за ноги народных учителей, земский третий элемент и пр., чтобы превратить их в якобинскую партию, за которой могла бы тянуться социал-демократия. Ничего у Мартынова не вышло. Ничего не выйдет и у Лозовского.
