Нина Берберова - Люди и ложи. Русские масоны XX столетия
Правда, спустя несколько лет это число значительно выросло. Л. Хасс насчитывал к 1913 году свыше 40 лож по России общей численностью до 400 человек, а к началу 1915 года – 49 лож, в которых состояло до 600 членов. Но уже после Февральской революции количество лож сократилось до 28, а их деятельность практически сошла на нет.
Причины этого историки обсуждают в деталях, но в главном склонны скорее согласиться: «политическая организация, являвшаяся одним из орудий оппозиции царизму, потеряла смысл с его свержением»[178].
Считается уже почти законом социальной жизни то, что люди, объединенные в организацию политической целью, весьма быстро теряют почву для единства, этой цели добившись. Начинается обычная политика и дальнейшая борьба за власть, только уже между собой.
Поскольку русское масонство XX века, в отличие, например, от масонства века XVIII, практически не ставило перед собой задач просветительских, мистических и т.д., ограничиваясь почти исключительно политическими и карьерными соображениями, последние и одержали верх. Потому и не удивителен бросающийся в глаза после февраля 1917 года разнобой мнений и противоречия между членами ордена, которые еще недавно были куда более единодушны, теперь же, добившись верховной власти, забыли основные масонские правила, ибо никогда всерьез в них не верили.
Напротив, мистическое масонство некоторое время продолжало свою деятельность и при советской власти, пока не было юридически запрещено и уничтожено физически. Опубликованные недавно воспоминания и другие материалы о русских мартинистах, розенкрейцерах и тамплиерах (Левандовский, Никитин, Налимов) рассказывают о них весьма подробно. Но к политическому масонству десятых годов они не имели никакого отношения.
Временное прекращение деятельности масонских лож между двумя революциями вызывает наиболее жаркие споры историков. Берберова в разных местах книги указывает несколько различных причин закрытия лож в начале десятых годов: «болтливость князя Бебутова», «департамент полиции стал сильнее нажимать», а чуть позже «пошли такие раздоры, что десять братьев пришлось временно «усыпить». По мнению Натана Смита, в 1915 году было усыплено не десять братьев, а десять или двенадцать лож, и связано это было с возникшими разногласиями по поводу ответственности правительства за военные поражения.
Л. Хасс считает, что все регулярные русские ложи были усыплены еще в 1909 году, и поводом послужила излишняя разговорчивость отдельных масонов, в первую очередь, князя Бебутова и Баженова, вызвавшая обостренный интерес властей и очередную антимасонскую кампанию в правой прессе. Истинной причиной было стремление очистить свои ряды от случайных и нежелательных элементов, осуществить в своем роде переворот под благовидным предлогом.
Позже, в 1912-1915 годах, было вновь создано до 50 лож, действовавших до 1917 года, но они уже не были правильными, регулярными ложами, получившими признание у материнских французских лож. Именно это масонство было собственно политическим, «карбонарским», не придерживающимся обрядов и не задумывающимся о духовном совершенствовании.
А.Я. Аврех оспаривает утверждение Некрасова и относит роспуск лож не к 1909 году, как показал тот, а к 1911[179]. Поскольку по этому вопросу ни один историк не располагает точными фактами и основывается исключительно на догадках, приходится признать, что это наиболее темный период в недолгой деятельности русского предреволюционного масонства, и вряд ли он будет убедительно объяснен до обнаружения новых документов.
Идеологическую «тиранию Парижа над Петроградом», которой посвящена книга Джона Кипа, вряд ли правомерно распространять на предреволюционные масонские взаимоотношения. В Париже о новых, нерегулярных, ложах вообще вряд ли знали, по крайней мере историкам не удалось найти ни одного упоминания о таком факте.
Зато косвенных свидетельств обратного много – русские не приглашались на международные масонские мероприятия конца 1910-х годов: ни на Конференцию масонских послушаний Союзных Наций в январе 1917, ни на Конгресс масонских послушаний Союзных и Нейтральных Наций в июне 1917 г. Это, напротив, говорит скорее о том, что русские масоны-карбонарии к середине десятых годов были полностью предоставлены самим себе и не испытывали прямого давления французов по масонской линии.
«Верховный Восток народов России» был создан на конвенте 1912 года в Москве без согласия «Великого Востока Франции», т.е., по масонским правилам, незаконно, и впоследствии международным масонством признан не был. Многим русским эмигрантам в Париже после 1917 года было отказано в приеме во французские ложи иначе как со степени ученика с предварительным формальным посвящением, что их возмутило, а Керенский швее отказался участвовать как во французском, так и в русском масонстве.
По этой причине некоторым историкам не кажется убедительным и эпизод с французами у Керенского, рассказанный Берберовой со слов полковника Н.Н. Пораделова. Марсель Кашен вышел из масонства в 1901 году; о том, что Альбер Тома состоял в его рядах, нет никаких данных. Да и не было у французов необходимости умолять Керенского не бросать Францию – почвы для сепаратного мира в России тогда не существовало, переговоры по этому поводу велись, однако Германия в тот момент была категорически против[180].
Берберова стремится доказать обратное, опровергая многочисленные свидетельства современников. Н.Н. Яковлев, не указывая, правда, источник, приводит слова Н.В. Некрасова о том, что «уже с 1910 г. русское масонство отделилось и прервало связи с заграницей»[181].
На том же настаивал Керенский: «Хотел бы подчеркнуть, что наше общество было неправильной масонской организацией»[182]. Ему вторит Кускова, считая, что русское масонство преследовало лишь тактические цели и не имело ничего общего с иностранным[183].
Берберова категорически не согласна с такой трактовкой и, несмотря на целый хор голосов, отводит их все по тем или иным причинам: Яковлева – не считая его историком, Кускову и Керенского – как масонов, лгущих во спасение тайны. Не убеждают ее и доводы тех историков, которые склоняются к точке зрения Кусковой.
Кто тут прав, на сегодняшний день сказать со всей уверенностью нельзя. Этот вопрос, как и многие другие в истории российского масонства, остается открытым для обсуждения. Вряд ли стоит считать и Берберову последней инстанцией.
Зато книга ее не только побуждает размышлять, но и предоставляет богатый материал для размышления.
Олег Коростелев
Примечания
1
Он был двоюродным братом Александра III, а не Николая II, как ошибочно называют его многие историки, в том числе Г. Катков в «Февральской революции».
2
Две возможности были приемлемы в эти годы для русских масонов и их друзей: при первой, особенно близкой сердцу левых октябристов и кадетов, они полностью приняли бы «министерство народного доверия», т.е. коалицию либеральных царских министров с «общественниками». При второй – «ответственном министерстве» – довольны были бы левые кадеты, трудовики (или народные социалисты) и правые меньшевики: в такое министерство не были бы допущены бывшие царские министры, оно должно было состоять исключительно из «общественников» и их ближайших сторонников. Среди них большинство считало, что замена правительства новыми министрами недостаточна, необходима замена власти.
Иллюстрацией этого положения может служить одна встреча в Петербурге в гостинице «Франция» (Морская ул., дом 5), небольшой группы масонов-прогрессистов в 1916 г. Там обсуждались два плана: один – «умеренный», включающий в Совет министров Кривошеина, Поливанова и Игнатьева, т.е. план «министерства народного доверия». Другой – план «ответственного министерства», куда бы вошли исключительно «прогрессисты», т.е. думцы, от левых октябристов до правых социалистов.
Прогрессивный блок был создан 25 августа 1915 г. В октябре того же года в блоке были «некоторые неувязки», после которых некоторые члены из блока вышли. (См. Красный архив, 1933, № 1, с. 117). Статистика августа 1915 г. показывает, что в блоке было 6 фракций, около 300 депутатов Гос. Думы (из 420) и 3 группы Гос. Совета.
3
Щеголев пишет фамилию Сеншоля – «Синкхоль». Он сообщает адрес Буле и называет его «присяжным корреспондентом русских масонов во Франции».
4
Не должно казаться странным расположение французов к русским масонам и легкость, с которой они посвящали новых братьев – французские масоны как раз переживали тяжелое время: они в Европе оставались в одиночестве – английское масонство отказалось от них из-за разногласий в вопросе о Великом Архитекторе, без которого английские масоны не представляли себе масонства, а Германия захватила у них Эльзас –Лотарингию.