Елена Прудникова - Второе убийство Сталина
Говорят, что из-за «дела врачей» Сталин в последние годы жизни не доверял медикам, лечился сам. Но этого тоже толком никто не знает. Светлана пишет, что уговаривала его лечиться, а он отказывался. «Виноградов был арестован, а больше он никому не доверял, никого не подпускал к себе близко. Он принимал сам какие-то пилюли, капал в стакан с водой несколько капель йода — откуда-то он брал сам эти фельдшерские рецепты; но он сам же делал недопустимое: через два месяца, за сутки до удара, он был в бане и парился там, по своей старой сибирской привычке. Ни один врач не разрешил бы этого, но врачей не было…» Однако Светлана виделась с отцом в то время крайне редко, раз в несколько месяцев — что она могла знать о его жизни? Еще вспоминают, что когда Станин заболевал ангиной, то посылал кого-нибудь из охранников в аптеку за лекарствами. Но, простите, ангинами он болел много лет и для того, чтобы лечиться, ему вовсе не нужен был врач, как не нужен он в подобном случае и нам с вами.
Академик Мясников, один из медиков, присутствовавших при кончине вождя, вспоминал: «Последние, по- видимому, три года Сталин не обращался к врачам за медицинской помощью. Во всяком случае, так сказал нам начальник Лечсанупра Кремля… На его большой даче в Кунцево не было даже аптечки с первыми необходимыми средствами: не было, между прочим, даже нитроглицерина, и если бы у него случился припадок грудной жабы, он мог бы умереть от спазма, который устраняется двумя каплями лекарства. Хотя бы сестру завели под видом горничной или врача под видом одного из полковников — все-таки человеку 72 года!»
Но откуда Мясников мог знать, есть ли на даче лекарства? Не устраивал же он обыска в сталинских апартаментах. Кто-то ему сказал — вопрос только, кто именно. Сталин ведь жил на этой даче не один — тут же частично жила, а частично работала и обслуга, и охрана. И если Сталин не держал лекарств для себя, то это не значит, что на даче не было аптечки для всех остальных, и можно быть уверенным, что если бы Мясников попросил таблетку нитроглицерина не у Хрущева или Маленкова, а у той же подавальщицы Матрены Бутузовой, то незамедлительно получил бы требуемую таблетку. Ни соратники, ни дети знать о том, были на даче лекарства или нет, попросту не могли.
Коротко говоря: мы ничего достоверно не знаем о том, пользовался ли Сталин услугами врачей в 1952–1953 годах.
Посмотрите, какая получается убедительная логическая цепочка. «Дело врачей» — болезненная подозрительность Сталина — недоверие к медицине — самолечение — плохое состояние здоровья — внезапный инсульт и смерть. Смотрите, сколько здесь сомнительных звеньев. О болезненной подозрительности мы знаем только по свидетельствам Хрущева и его команды. А если нет? А если он не был подозрителен? И мы ведь знаем, что не был. А об отношении к медицине и о состоянии здоровья мы не знаем ничего. И все построение рассыпается…
Ужин, который совсем не ужин
Так что же произошло на даче в Кунцево 1 марта 1953 года? Чьим свидетельствам можно доверять? Кто там вообще присутствовал-то?
Присутствовал и, естественно, оставил свою версию Хрущев. Согласно его мемуарам, 28 февраля, в субботу Сталин вызвал самых близких ему членов Политбюро в Кремль.
«И вот как-то в субботу, — пишет Хрущев, — от него позвонили, чтобы мы пришли в Кремль. Он пригласил туда персонально меня, Маленкова, Берию и Булганина. Приехали. Он говорит: "Давайте посмотрим кино" Посмотрели. Потом говорит снова: "Поедемте, покушаем на Ближней даче"
Поехали, поужинали. Ужин затянулся. Сталин называл такой вечерний, о*/е//б поздний ужин обедом. Мы кончили, его, наверное, в пять или шесть утра. Обычное время, когда кончались его "обеды Сталин был навеселе, в очень хорошем расположении духа. Ничто не свидетельствовало, что может случиться какая-нибудь неожиданность…».
Вообще-то Хрущеву можно верить очень и очень условно. Он не просто врет, он врет вдохновенно и порой, кажется, из чистой любви к искусству. Присутствие Сталина 28 февраля в Кремле никем, кроме Хрущева, не зафиксировано. Но это и не суть важно. Важен сам ужин. Как вспоминает охранник дачи П. Лозгачев: «В ту ночь на объекте должны были быть гости — так Хозяин называл членов Политбюро, которые к нему приезжали. Как обычно, когда гости к Хозяину приезжали, мы вырабатывали с ним меню. В ночь с 28 февраля на первое марта у нас было меню: виноградный сок "Маджари"… Это молодое виноградное вино, но Хозяин его соком называл за малую крепость. И вот в эту ночь Хозяин вызвал меня и говорит: "Дай нам сока бутылки по две…"». Крепких напитков Сталин не заказывал — сам-то он и не пил ничего крепче вина, но ведь ничего крепче вина не было заказано и для гостей! Каким же образом он сумел оказаться «навеселе»? От молодого вина даже дети не пьянеют…
Да и сам ужин какой-то странный, вы не находите? Четыре часа сидеть за столом и пить виноградный сок, созерцая лица тех, кого он постоянно видел в последние 25 лет и знал наизусть — велико удовольствие! И тут снова Хрущев услужливо подает версию — что в последние годы жизни Сталин страдал от одиночества и постоянно приглашал их к себе на дачу. Стало быть, он таким образом боролся с одиночеством — часами просиживая за столом с соратниками?
«Его страшно угнетало одиночество. Он нуждался в том, чтобы около него постоянно находились люди. Когда Сталин просыпался утром, он немедленно вызывал нас. Он либо приглашал нас на просмотр кинофильмов, либо начинал разговор, который можно было закончить в две минуты, но который он растягивал в связи с тем, чтобы мы подольше оставались с ним. Для нас это было пустым времяпрепровождением. Правда, иногда мы решали государственные и партийные проблемы, но тратили на них лишь незначительную часть времени».
Как и про пьянство Сталина, и про «собаку Яшку», и про многое другое, это — единственное свидетельство подобного рода. Светлана вспоминает, что отец в последние годы жизни замкнулся от всех. Или, например, в воспоминаниях дипломата Трояновского промелькнул штрих — Сталин сказал ему: «Я привык к одиночеству, привык, еще будучи в тюрьме». И никаких свидетельств о том, что соратники без конца торчали у него на даче. Тогда зачем они приезжали в ту субботу?
Все проясняется, если вспомнить одну очень старую традицию: начиная с 1920-х годов обеды у Сталина зачастую на самом деле были неофициальными заседаниями Политбюро, без секретарей и стенографисток. Поэтому- то многие официальные заседания и проходили практически без прений, поражая единодушием и скоростью рассмотрения вопросов, — это было заранее согласованное «единодушие». И отсутствие крепких напитков вечером 28 февраля говорит о том, что никакой это был не «ужин», а совещание «под виноградный сок» перед заседанием Президиума ЦК, назначенным на 2 марта.
Чем обед закончился, в каком настроении выходили оттуда сотрапезники? Хрущев очень старается уверить нас в том, что настроение у Сталина было превосходным. «Он много шутил, замахнулся вроде бы пальцем и ткнул меня в живот, назвав Микитой. Когда он бывал в хорошем расположении духа, то всегда называл меня по-украински Микитой. Распрощались мы и разъехались». С ужином, вроде бы, все ясно. А вот затем начинаются странности.
Странное поведение охраны
Итак, внеплановое заседание партийной верхушки закончилось, по словам Хрущева, около пяти — шести часов утра, по данным же охраны — около четырех. Один из охранников, стоявший на посту у входа в дом, вроде бы видел, как около четырех утра из дома выходили Маленков, Берия и Хрущев, — правда, про этого охранника рассказывает Красиков в своей книге «Возле вождей», а это автор весьма сомнительный. Но будем считать, что так оно и было.
После окончания обеда, по свидетельству охранника Лозгачева, записанному уже в 1990-е годы Э. Радзинским, провожавшему гостей другому охраннику, полковнику Хрусталеву, Сталин будто бы сказал: «Я ложусь отдыхать. Вызывать вас не буду. И вы можете спать». «Хрусталев Иван Васильевич, — вспоминает Лозгачев, — закрывал двери и видел Хозяина, а тот сказал ему: "Ложитесь-ка вы спать. Мне ничего не надо. И я тоже ложусь. Вы мне сегодня не понадобитесь". И Хрусталев пришел и радостно говорит: "Ну, ребята, никогда такого распоряжения не было…". И передал нам слова Хозяина…».
И что самое невероятное — как утверждает Лозгачев, они действительно легли спать, «чем были очень довольны. Проспали до 10 часов утра. Что делал Хрусталев с 5 часов утра до 10 часов утра, мы не знаем. В 10 часов утра его сменил другой прикрепленный, М. Старостин». Поскольку Хрусталев вскоре после смерти Сталина также отправился в мир иной, то ничего ни подтвердить, ни опровергнуть он уже не может. Но элементарное понимание психологии охраны говорит, что Сталин может позволить им все что угодно — хоть спать лечь, хоть по бабам отправиться, но выполнять они будут лишь то, что велят должностные обязанности. Запомним это крепко-накрепко, еще пригодится.
