Павел Милюков - История второй русской революции
«Проклятый Рубикон! — восклицал докладчик М. И. Скобелев, говоря о событиях 3-5 июля. — На нем сломилась революция; вместо того чтобы идти вперед, она должна напрягать все свои силы, чтобы сохранить завоеванное до ужасных июльских дней». А. В. Пешехонов, проводя параллель между этим министерством и прежним, говорил: «Тогда, 6 мая, правительство чувствовало, что ему необходимо подкрепление слева, и обратилось к Советам». Теперь опасность напора «волны контрреволюции» «заставила правительство искать поддержки справа». «Чем больше сил мы привлечем справа, — наивно признавался он, — тем меньше останется тех, которые будут нападать на власть».
Очень показательной была речь Церетели. «Это не только был кризис власти, — говорил он, — это кризис революции. В ее истории началась новая эра». «Правы те, кто указывал, что Советы два месяца назад были сильнее. Мы действительно стали слабее. Соотношение сил изменилось не в нашу пользу». «Если бы органы революционной демократии сказали, что представляют всю страну, они впали бы в ошибку, от которой вряд ли удалось бы оправиться. Бойтесь поставить народ перед выбором между революционной демократией и страной». Исходя из этих рассуждений, Церетели убеждал товарищей примириться с правительством взаимных уступок и в интересах «восстановления боевой мощи фронта», для чего «нельзя отказываться от репрессий» и надо дать власти «диктаторские полномочия», а также и в интересах борьбы с «контрреволюцией». Оставшийся в правительстве министр М. И. Скобелев обещал, что уйдет из правительства при первом признаке заявленного ему недоверия, меланхолически прибавляя при этом: «Мы предпочитаем ошибаться вместе с революционной демократией, чем быть правыми, но без нее».
Эта удачная формула нового отношения социалистических вождей к правительству немедленно же раскрывалась в направлении «ошибок». Все ораторы категорически требовали выполнения правительством программы 8 июля. Предложенная Богдановым резолюция Совета ставила деятельности коалиционной власти определенные партийные границы: 1) «никаких посягательств на органы революционной демократии», то есть никаких мероприятий против Советов; 2) «никаких отступлений» от цим-мервальдской внешней политики; 3) воздержание при «борьбе с анархией и эксцессами», «от борьбы с целыми политическими течениями», то есть сохранение нейтралитета по отношению к партийной деятельности большевиков, и 4) наоборот, «решительная борьба с контрреволюционными заговорами в том специфическом смысле, в каком оратор-интернационалист Юренев на том же заседании говорил об «обнаглевшем бонапартизме ген. Корнилова», наконец, 5) «скорейшее проведение в жизнь» «социальной программы 8 июля».
Несколько более благоприятно звучала резолюция объединенного заседания исполнительного комитета рабочих и солдатских депутатов с комитетом крестьянских депутатов, предложенная Даном. Вступление социалистов в этой резолюции прямо «одобрялось», и правительству обещалась «самая активная поддержка». Но условия одобрения и поддержки и здесь мыслились совершенно так же, как там: исполнение программы 8 июля и «опора на органы революционной демократии внутри страны и на фронте», включая тут и решительную угрозу «со всякой энергией противодействовать всяким покушениям на права и свободу деятельности этих организаций». «Революционная демократия» фактически продолжала, таким образом, строиться общим фронтом против правительства, отрезая у него ту самую поддержку, которую обещала формально.
Если при этих условиях руководящая несоциалистическая партия к.-д. решилась все-таки дать своих сочленов в кабинет Керенского, то она при этом руководствовалась, во-первых, полной невозможностью отказаться от участия во власти в момент, который признавали критическим даже ее политические противники; во-вторых, надеждой, что первый шаг эмансипации Керенского от Советов повлечет за собой и дальнейшие шаги, а это не замедлит отразиться и на дальнейшей мирной эволюции личного состава кабинета в желательном направлении. В момент переговоров о составлении нового правительства в Москве собрался съезд партии народной свободы, который, выслушав доклад Новгородцева, только что одобрил отказ кандидатов к.-д. от продолжения переговоров (см. выше). Спешно съезд этот вызван был в Петроград, где после заседания в Малахитовом зале и последовавших переговоров с Керенским сложилось прямо противоположное настроение. На долю П. Н. Милюкова выпало доказать своим единомышленникам необходимость вступления к.-д. в только что сформировавшийся кабинет.
В своей речи на съезде 24 июля П. Н. Милюков прежде всего указал, что в данную минуту «нам уже не только грозит катастрофа; мы уже находимся в водовороте». Но он отметил, что именно теперь, под впечатлением «глубоких разочарований», политические идеи к.-д. получают более широкое распространение и могут служить базисом для более искренней коалиции. В ряде выступлений самых влиятельных вождей социалистических течений, таких как Керенский, Церетели, Чернов, Скобелев и др., может считаться установленным, что революция не считается социалистической, что организованная часть демократии составляет лишь поверхностный слой на океане народных масс, и нельзя считать всю Россию примкнувшей к той или другой политической партии; что государство должно остановить разрушение промышленности стихийным ростом рабочих требований. Остается словесный спор о том, следует ли «охранять завоевания революции» или «продолжать и углублять» ее. «Бесспорно, — заявил П. Н. Милюков, — революция продолжается в смысле осуществления тех задач, которые она поставила», но «революция кончена в том смысле, что закончен процесс кровавого разрыва с прошлым», и далее развитие революции должно совершаться уже в рамках ею самой созданной революционной власти и закона. Вопреки обвинениям в «контрреволюционности» партия «остается верными республиканцами и не думает» «не только о восстановлении старого самодержавного строя, но и конституционного монархического, с которым покончила революция». Партия «защищает все приобретения революции, которые начало осуществлять первое правительство». Она за самые широкие социальные реформы, за свободное развитие народностей, но «против всего того, что предрешает волю Учредительного собрания». Она боролась с социалистами, поскольку они «шли на уступки требованиям большевизма», но теперь, когда их уступчивость привела к «хаосу в армии, хаосу во внешней политике, хаосу в промышленности, хаосу в национальном вопросе, хаосу в путях сообщения», когда с трудом сдерживается хаос финансовый и продовольственный, когда «провалилось наступление, построенное на основе так называемой демократизации и революционной дисциплины», когда, словом, «наступают дни расплаты и расчета за все увлечения и утопии, которым подчинялась власть», — в такой момент нельзя отказывать в поддержке власти, раз она обращается к нам на основе нашей же национальной программы и обещает восстановить свою независимость от партийных организаций.
Значительная часть съезда была очень решительно настроена против вступления к.-д. в правительство, возглавляемое Керенским. Однако съезд оживленно рукоплескал заявлению П. Н. Милюкова, призывавшего по поводу одной из резких выходок против Керенского к «новому чувству — уважения к главе революционного правительства». В конце концов съезд убедился, что не было другого выхода, кроме попытки усилить власть изнутри, ибо путь насильственный, намеки на который уже слышались на съезде, привел бы лишь к гражданской войне. «Если окажется, что мы имеем дело не с падающим влиянием Советов и социалистического утопизма, если дух Циммервальда, который пошел на убыль и уже вытравлен в последних заявлениях министерства, вновь возродится, если большевики опять появятся на улицах Петрограда, то речь будет другая, — закончил П. Н. Милюков свой ответ оппонентам. — Сейчас же мы будем поддерживать своим доверием наших товарищей, пока они останутся в министерстве».
В своей приветственной статье новому кабинету черновское «Дело народа» было в сущности не более оптимистично. «Трудно заранее предсказать, — говорила газета, — насколько долговечна новая коалиция, насколько жизненна она. Можно лишь с уверенностью сказать, что это последняя попытка создать национальное правительство. С неудачей этой попытки революция окажется окончательно откинутой либо в ту, либо в другую сторону. В том и другом случае она окажется изолированной, на краю и под угрозой — от лишнего толчка окончательно сорваться».
Прогноз был правильный. Проблема: или Корнилов, или Ленин — здесь поставлена черновской газетой совершенно открыто, вполне откровенно указаны роковые последствия того положения, когда революция окажется «на краю» и «изолированной». Но на каком краю?
