ВАЛЕРИЙ ШУМИЛОВ - ЖИВОЙ МЕЧ, или Этюд о Счастье.
В тот день, 12 февраля, задетый за живое столь нелепыми обвинениями в защите богачей, Сен-Жюст встретился в зале делегаций Конвента с петиционерами, выпустившими эту оскорбительную для него листовку, и потребовал объяснений.
– Ну да, так мы тебе и поверили, гражданин, что ты плохо ужинаешь, – заявили ему с явной враждебностью петиционеры – потрепанные, голодного вида санкюлоты и санкюлотки с плачущими младенцами на руках. – Выглядишь ты и впрямь, как недорезанный аристократ.
В этот момент Сен-Жюст понял, что его внешний вид, то ли бывшего, то ли нового богача, на самом деле кажется санкюлотам гнусной маской одного из тех, кто только и нажился на революции. Понял он также и то, что вряд ли когда-нибудь сможет, даже если бы очень захотел, стать своим для настоящих бедняков, для тех, кого он поклялся защищать. Повести за собой улицу, санкюлотов, как Марат или даже Дантон, он тоже никогда не сможет.
Но он помнил также и то, что санкюлоты были еще не всей Францией. Более того, они не являлись даже и большинством во Франции. Об этом он так и заявил петиционерам:
– Вы направили свои стрелы не туда. В отличие от жирондистов, я не стою за абсолютную свободу торговли, я стою за торговлю упорядоченную. Но парижане не должны забывать, что кроме интересов санкюлотов есть еще интересы и других сословий: промышленников, сельских рабочих, военных и, прежде всего, наших крестьян. Полностью уничтожить свободу торговли означает для санкюлотов начать войну со всей остальной Францией: крестьяне не будут продавать свой хлеб, торговцы разорятся, промышленность придет в упадок…
Его опять не слушали. А потом Сен-Жюст сам услышал слова, сказанные представителем петиционеров, слова, которые разом перечеркнули все его благие пожелания о примирении сытых с голодными:
– Граждане законодатели, недостаточно объявить, что мы – французские республиканцы. Надо еще, чтобы народ был счастлив; надо еще, чтобы у него был хлеб, ибо там, где нет хлеба, нет более законов, нет свободы, нет Республики.
Нет Республики…
Действительно: долго ли могла продержаться республика голодающих?
Но в этот день Сен-Жюсту было не до пересмотра своих экономических позиций – именно сегодня он должен был выступить с новой речью, в которой затрагивал последних из трех принципиальных для него вопросов – обороноспособность молодой Республики.
Это была уже вторая «военная» речь Сен-Жюста – первая была произнесена им еще 28 января и касалась более локальной сферы – полномочий военного министра. В ней он предложил подчинить военное министерство непосредственно законодательной власти, чтобы ограничить злоупотребления в снабжении армии и политические притязания военачальников. Контроль за министерством действительно был усилен, но само предложение пока не прошло (Сен-Жюсту удалось реализовать его только в октябре).
Речь о реорганизации армии не была «программной» – Сен-Жюст просто поддержал поставленную на обсуждение реформу армии, предложенную на заседании Конвента 7 февраля от имени Комитета общей обороны Дюбуа-Крансе. Суть ее состояла в слиянии линейных (старых королевских) и волонтерских (новых добровольческих) войск для того, чтобы «мастерство и дисциплина» хорошо обученных старых солдат соединились с «гражданской доблестью и преданностью отечеству» необученных, но верных республике патриотов. Согласно этой амальгаме два батальона волонтеров и один линейный батальон сливались в одну полубригаду, причем две трети офицеров полубригады избирались самими солдатами.
Военная реформа была принята к действию, а Сен-Жюст добился того, чего хотел – всего за несколько месяцев депутатства создал о себе репутацию государственного деятеля, причем сделал это не за счет популистских выступлений против враждебной партии (как другие), а как теоретик, представивший доклады, касающиеся самых насущных проблем Республики. Уже на следующий день после речи «О продовольствии» Сен-Жюст был избран одним из шести секретарей бюро Конвента. Через две недели якобинцы выбрали его своим председателем. К чему Антуан вовсе не стремился – говорливые якобинцы вызывали у него все большее раздражение, и, отбыв невольное двухнедельное председательство, Сен-Жюст с начала 1793 года почти перестал бывать в Якобинском клубе.
24 февраля Конвент пошел навстречу требованиям Дюбуа-Крансе и Сен-Жюста о массовом наборе в армию и принял декрет о призыве в войска Республики 300 тысяч добровольцев, число которых равномерно распределялось по всем департаментам. Естественно, что Сен-Жюст, один из творцов нового закона, и был одним из тех депутатов, кого Конвент направил с самыми широкими полномочиями в департаменты с целью проследить за добровольческим набором, который в случае нехватки волонтеров должен был стать принудительным.
9 марта Сен-Жюст выехал из Парижа вместе со своим коллегой Жаном Девилем, депутатом от Марны, старым знакомым Антуана еще по Реймсу. Именно у реймского адвоката Девиля в 1787-1788 годах на улице Англе жил и практиковал будущий лиценциат прав Антуан Сен-Жюст.
Целью комиссаров была инспекция прифронтового департамента Арденны. Проехав Реймс, Сен-Жюст и Девиль спустились в долину Мааса и направились вдоль линии Шарлевиль – Мезьер – Седан. Всего Арденны должны были выставить 2966 бойцов из шести дистриктов, и положение с набором в дистриктах Ретель и Рокруа, в которые, прежде всего, наведались комиссары, оказалось вполне удовлетворительным. Вербовка добровольцев уже была закончена, волонтеры рвались в бой. Правда, без оружия и амуниции, которых у них не было. Не лучше обстояло дело и со снабжением уже существующих частей. В прошлом году оккупировавшие на несколько месяцев этот край австрийцы истребили почти весь скот и птицу. Вдобавок и поля в департаменте из-за отсутствия зерна оказались большей частью незасеянными. Наконец, в полном беспорядке находились имевшиеся укрепления. В городке Живе прифронтовая крепость оказалась полностью неготовой к обороне. Укрепления, срытые в прежнюю кампанию, не были восстановлены. Пушки ржавели, ружья давно не чистились, солдаты забыли о караульной службе и шатались пьяные.
Разъяренный Сен-Жюст вызвал коменданта крепости и начальника гарнизона.
– За подобные вещи, которые мы видим в вашей крепости, вы подлежите расстрелу перед строем без суда! – заявил он двум вытянувшимся перед ним офицерам.
Те, нисколько не испугавшись, только пожали плечами, сославшись на приказ военного министра и главнокомандующего Северной армией. И то: чего им было бояться, если победоносный Дюмурье вторгся в Голландию и война ушла далеко от крепости.
Некоторое время Сен-Жюст колебался, следует ли ему арестовать забывших свой долг офицеров. Но передумал: нерадивые офицеры были всего лишь исполнителями воли главных изменников – Бернонвиля и Дюмурье (а в их измене он был убежден). Кроме того, в Париже до сих пор всем заправляли жирондисты, друзья преступного военного министра и не менее преступного командующего. Арест мелких исполнителей воли главных «заговорщиков» ничего не давал. Надо было бить тревогу в столице.
Сен-Жюст ограничился лишь тем, что выпустил постановление о принудительном севе на эмигрантских землях и продаже неиспользованного зерна из хранилищ эмигрантов [93] и только уже собрался возвращаться в Париж, как дурные известия опередили его. Наступление, которое принц Кобургский начал еще 1 марта и от которого Дюмурье презрительно отмахивался, увенчалось полным успехом австрийцев. 18 марта под Кирвенденом республиканская армия была разбита и хаотически отступала по всему фронту. Была оставлена вся Голландия и большая часть Бельгии. Все завоевания прошлого года были потеряны.
Антуан немедленно поспешил в Париж с твердым намерением разоблачить изменников. 31 марта в день своего приезда он выступил в Якобинском клубе с обвинением против Бернонвиля в измене и заявил, что, если Конвент не примет надлежащие меры для национального спасения, он сам вернется в угрожаемые районы и лично проведет эти меры в жизнь, собственной рукой покарав предателей.
В Конвенте Сен-Жюст выступить уже не успел. Словно в насмешку над его революционным рвением, уже на следующий день 1 апреля «изменнический узел» оказался развязанным. «Генералиссимус Республики» Дюмурье выдал своего друга военного министра Бернонвиля и четырех депутатов Конвента, прибывших в армию, чтобы арестовать самого Дюмурье, австрийцам, попытался повернуть штыки своей армии против Парижа, а когда это не удалось, бежал к неприятелю и навсегда исчез из истории.
4 апреля Конвент взял на себя управление армиями, а 6 апреля Комитет общей обороны был преобразован в Комитет общественного спасения. Еще через три дня институт комиссаров – представителей народа при армиях и департаментах – был закреплен Конвентом законодательно.
