Франсиско Луке - Луна доктора Фауста
- Дон Хуан, чего мы ждем? - прошептал Лимпиас.- Сейчас самое время схватить негодяя, осмелившегося затронуть вашу честь! Наши люди наготове,прибавил он, указывая на скалу.
- Не спешите, маэсе,- ответил Карвахаль.- Пусть все идет своим чередом.
- Посмотрите, какая красная сегодня луна,- молвил Лимпиас.
Со стороны Эль-Токуйо галопом прискакали восемь всадников. Они осадили своих коней возле Филиппа и Каталины.
- Клянусь Магометом! - воскликнул передовой, в котором Филипп узнал Янычара.- Мы уж стали тревожиться, не случилось ли с вами чего. А куда запропастились карлики?
- Мы здесь! - смущенно откликнулась Магдалена, раздвигая ветки.
Снова припомнился Гуттену Вюрцбург и пророчество доктора Фауста: "Турок клянется Магометом, двое карликов оплакивают вашу гибель. Вы умрете в ночь полнолуния, на пустыре, в присутствии красавицы, от руки испанца..."
- Изыди, сатана! - вскричал он в ужасе.- Все сходится, кроме одного: я жив покуда.
29. Я - ГУБЕРНАТОР!
В сумерки воротились они в Эль-Токуйо. Каталина ушла в губернаторский дом, а Гуттен направился в свою хижину. У входа его кто-то окликнул, и, обернувшись, он увидел Хуана де Саламанку - одного из тех, кто переехал сюда из Коро.
- Добрый вечер! - учтиво и сердечно приветствовал он Филиппа.- Мы обедали вместе, но я почел своим долгом заглянуть к вам, дабы засвидетельствовать свое почтение.
Саламанка заговорил о достоинствах этой долины, о том, что здешние индейцы кротки и послушны, но ленивы и нерадивы и не стоят даже того, что съедают. Расходы не окупаются, и единственный выход - чернокожие. Он, Саламанка, перед тем как покинуть Коро, купил у бродячего торговца четверых рабов - двух мужчин и двух женщин,- чтобы было кому обрабатывать поле. Результаты превзошли все ожидания, как и у всех, кто последовал его примеру. Сам же Карвахаль привез сюда семерых невольников, двоих из которых, прибавил Саламанка с неудовольствием, он использует как палачей. Да, да, одному из них, Димасу, он велел прислуживать сеньору Гуттену и его спутникам... Истинным бедствием стали налоги и подати. Не сможет ли сеньор губернатор как-нибудь изменить положение?
Гуттен порывисто поднялся. Впервые с того времени, как он встретился с Вильегасом, его титуловали по-прежнему.
Саламанка намеревался было продолжить свой рассказ, но тут в хижину вошли Франсиско де ла Мадрид, Томе Ледесма, его брат Алонсо Андреа, а за ними следом - Санчо Брисеньо, Гонсало де лос Риос и некий капитан по имени Диего де Лосада, недавно прибывший в Коро.
Через полчаса в домике яблоку негде было упасть. После вечерней мессы едва ли не весь город побывал у Гуттена. Не пришли только двое: Диего де Монтес и Перес де ла Муэла.
Оставшись наконец наедине с Филиппом, падре Тудела заметил:
- Вы так долго после обеда беседовали с глазу на глаз с Карвахалем, а потом он еще уступил вам свою любовницу - вот все и решили, что власть переменилась. Будьте очень осторожны, дон Филипп: Карвахаль в избытке наделен тем, чего вам не хватает, хотя кое-чем вы могли бы с ним и поделиться.
- Говорите ясней, падре,- сердито сказал ему Филипп.- Я не люблю околичностей.
- Разум Карвахаля остер, а вы витаете в облаках. Карвахаль умеет разрешить главный вопрос - накормить людей. Видели ли вы засеянные поля вокруг Эль-Токуйо, тучные стада коров и откормленных свиней, из которых . получатся великолепные окорока?
- Видел. И что дальше?
- Вам мало? Сколько лет люди бились на бесплодных землях Коро, сколько лет царствовал там голод - и все потому, что они не хотели слишком удаляться от побережья, лелея мечту о возвращении. А Карвахаль заглянул глубже и решился позабыть о Санто-Доминго и об Испании: он задумал прежде всего сделать этот край процветающим и годным для обитания.
- Он - тиран, попирающий законы.
- А зачем нужны законы, если они не могут удовлетворить простейших и самых насущных человеческих надобностей?
- Вот не думал, падре,- ответил задетый за живое Филипп,- что вы так проворно измените свои взгляды!
- Выслушайте меня, мой юный друг,- сурово проговорил священник.- Ваш способ правления оставляет желать много лучшего. Вам бы не гоняться за химерами, о которых за эти десять лет пора бы уж и позабыть, а сделать счастливыми людей, приплывших из Испании в поисках лучшей доли. Поймите же наконец, что Эльдорадо - здесь, у нас под ногами, на той самой земле, куда мы бросаем пшеничное или маисовое зерно, во всех ее богатствах, во всем, что она может нам дать. Эльдорадо - это то, что накормит людей и укроет их в ненастье. Ваше несчастье в том, что Хуан Карвахаль, хоть он и вздернул кое-кого на виселицу и не собирается на этом останавливаться,- обрел это Эльдорадо. По этой вот простой причине все те люди, которые сию минуту клялись вам в верности, станут держать его сторону, что не помешает им называть его втихомолку тираном. Он правит ими железной рукой? Да! Но рука эта досыта кормит их.
- Опомнитесь, падре!..
- Тот, кто сумеет накормить свой народ и внушить ему страх, будет править до самой своей смерти.
- Я вас не понимаю.
- Я на это и не надеюсь, Филипп... Карвахаль - прирожденный вождь. Это человек, появившийся в ответ на чаяния народа, измученного двумя десятилетиями неудач и туманных фантазий. Да, он попирает установленные нормы и изменяет порядки в государстве со всеми их благочестивыми глупостями, с инквизиторами и судами, которые ничего не могут решить и в конечном итоге сами нарушают свои хваленые равенство и справедливость...
- Падре Тудела! - вскричал в ярости Филипп.- Я не позволю...
- Позволите, позволите, ибо, клянусь Пречистой Девой, я в первый и последний раз говорю с вами об этом, а к разговору такого рода вынуждают меня чувство дружбы, которое я к вам питаю, и чувство долга. Вы обязаны смирить себя, уступить Карвахалю и не оспаривать у него власть. Всё за него, всё против вас. Повторяю вам, жители Коро, хоть и находятся в постоянном страхе, довольны своим губернатором; у них есть еда, кров над головой, женщины и, самое главное, уверенность в завтрашнем дне, уверенность в том, что, когда придет их последний час, они будут погребены, как подобает добрым католикам, а не будут растерзаны дикими зверями или карибами. Видели ли вы дом Переса де ла Муэлы, это скромное обиталище, которое со временем станет просторней и удобней? У него есть подруга хорошенькая индеанка, собирающаяся подарить ему сына. Перес сам сказал мне: "О чем мне еще мечтать, падре? Я столько бродил по свету, я уродлив и стар, а теперь мне не о чем больше просить господа!" В таком же положении и Диего де Монтес. Вы, должно быть, заметили, что они оба не явились на эту дурацкую церемонию? Всмотритесь в лица Санчо Брисеньо и его нареченной, дочери Куаресмы де Мело,- вы верите, что они опять отправятся по чащобам и топям на поиски Эльдорадо? Нет! И еще раз нет! И Брисеньо, и Дамиан де Барриос, и Вильегас покинут Эль-Токуйо лишь затем, чтобы основать новое поселение. Они не желают больше быть кочевниками, они желают стать первыми представителями новой расы, основателями новой общности.
Гуттен, сдвинув брови, взирал на разгоряченного капеллана, а когда тот на мгновение умолк, печально промолвил:
- Все это следует понимать так, что я не могу рассчитывать на вашу поддержку, если я пожелаю вернуть себе власть или вздумаю покинуть Эль-Токуйо?
- Именно так, ваша милость.
В первый день Пасхи, в светлое Христово воскресенье, губернатор устроил пир под исполинской сейбой, которая, как поговаривали, служила иногда и виселицей. Каталина была молчалива и задумчива, Карвахаль же не переставал шутить и отпускать игривые замечания. Гуттен, сидя между ними, потягивал фруктовый сок, а соперник его маленькими глоточками тянул водку из сока агавы. Речь зашла о епископе Родриго де Бастидасе.
- Да, кстати! - весело воскликнул Карвахаль.- Слыхали ль вы, какую штуку сыграл в Коро наш архипастырь?
- Нет, не слышал,- насторожившись, ответил Филипп.
- Перед самым своим отъездом в Пуэрто-Рико наш епископ, всегда бывший первейшим защитником индейцев, отбросил вдруг сомнения и повелел Лимпиасу заковать в цепи пятьсот какетио, с тем чтобы продать их в Санто-Доминго. Оттого-то он и не мог сопровождать вас. Он был связан договором с его преосвященством.
- Мыслимо ли это? - покраснев от возмущения, вскричал Филипп.
Карвахаль, наслаждаясь тем, какое действие оказали его слова, продолжал:
- Этот вопрос задают себе все: что побудило нашего доброго пастыря повести себя столь неподобающим образом? Ведь это совсем на него не похоже. Что случилось с ним? То же, что и со всеми нами: он понял, что с волками жить - по-волчьи выть.
Карвахаль, расхохотавшись, наполнил свой стакан и поцеловал Каталину. В это время с противоположного конца площади донесся какой-то шум, и взоры присутствующих обратились туда. Карвахаль и Гуттен поднялись из-за стола. К ним медленно двигался отряд конных и пеших воинов.
