Николай Стариков - Наполеон. Отец Евросоюза
В феврале 1815 года недовольные грозили перейти от слов к делу. Вожаки различных партий волновались. Бывший авдитор при Государственном Совете Флери де Шабулон отправился на остров Эльба с целью представить императору смутное состояние страны. Многие конституционные депутаты вернулись в Париж из провинции, охваченные тамошним возбуждением, решившись получить или отвоевать серьезные гарантии против произвола министров и требований эмигрантов. Либеральная партия готовилась к энергичной борьбе во время предстоящей сессии и, если нужно, даже к повторению 14 июля.
Бонапартисты и якобинцы, более нетерпеливые и несколько не доверявшие энергии конституционалистов, хотели, наоборот, воспользоваться отсутствием палат для того, чтобы произвести насильственный переворот. Уже более полугода тому назад задуман был заговор; его откладывали со дня на день, потом оставили совсем, наконец, опять ухватились за него, подвергли некоторым изменениям и снова постановили привести его в исполнение. Главным его руководителем был Фуше. Сделав подобно многим другим устраненным сенаторам попытку войти в палату пэров, предложив раз двадцать свои услуги и свою преданность Бурбонам, несчетное число раз повидавшись с Витроллем, Блака, Малуэ, Бернонвиллем, с герцогом д’Аврэ, – этот трагический Скапэн задумал свергнуть короля за то, что король медлил назначить его министром. У него было несколько совещаний с Тибодо, Даву, Мерленом Реньо, Друэ д’Эрлоном, братьями Лаллеман и другими. Фуше хотел завербовать и Карно, популярность которого упрочилась благодаря его Письму к королю. Но бывший член Комитета Общественного Спасения относился слишком недоверчиво к бонапартистам и слишком презрительно к герцогу Отрантскому. Он удалился в свой маленький домик в Марэ. В последний момент Даву заявил, что он отказывается принять участие в заговоре. Пришлось действовать без него. Было решено, что по данному из Парижа знаку поднимутся все войска, которые входили в состав 16-го военного округа и могли быть увлечены Друэ д’Эрлоном. По дороге они захватят попутные гарнизоны и проникнут в Париж, где их поддержат офицеры, состоявшие на полупенсии, и население предместий. Рассчитывали, что парижский гарнизон не пойдет в бой за короля, а Фуше гарантировал, по меньшей мере, нейтралитет национальной гвардии. Рассчитывали таким образом, что сопротивление будет оказано лишь лейб-гвардией и дежурными мушкетерами, а это было нестрашно.
Любопытнее всего то, что весь этот план затеян был прежде, чем состоялось соглашение о конечной цели самого заговора. Регентство, которое удовлетворило бы почти всех, становилось невозможным, потому что Франц I и его советники вовсе не обнаруживали желания выпустить из Австрии маленького римского короля, а Наполеон все еще находился на острове Эльба. Поэтому бонапартисты предлагали просто-напросто провозгласить императора и отправить за ним правительственный разведочный крейсер. Патриоты, к которым причисляли и Фуше, цареубийцы и многие генералы отвергали саму мысль о призвании Наполеона. Они хотели «заставить» герцога Орлеанского принять власть. Ввиду трудности соглашения и необходимости действовать, пререкания пока были оставлены. Общая ненависть объединяла этих людей, коренным образом расходившихся в остальном. Важно было свергнуть Бурбонов. А там будет видно.
Наполеон на острове Эльба. Высадившись 4 мая в Порто-феррайо, Наполеон с 7-го числа объехал верхом весь остров, посетил копи и солеварни, осмотрел оборонительные сооружения и занялся устройством своих новых владений. Его необычайная привычка к деятельности, насильно сдерживаемая во время его пребывания в Фонтенбло, нашла себе приложение и в этом маленьком деле, которое он в дни своего могущества поручил бы простому полевому сторожу.
При французском господстве остров Эльба был подпрефектурой Средиземноморского департамента. Наполеон превратил подпрефекта Бальби в интенданта острова, сделал Друо губернатором и назначил своего дорожного казначея Пейрюсса главным казначеем. Таким образом, Бальби оказался во главе внутренних дел, Друо заведовал военными, Пейрюсс – финансами. Вместе с великим дворцовым маршалом Бертраном, который был как бы главным министром, они составляли совет министров этого лилипутского государства. Наполеон создал аппеляционную палату, так как с 1808 года суд находился в ведомстве Флорентинской палаты. Он назначил инспектора мостов и дорог, управляющего государственным имуществом, инспектора смотров, провиантмейстера. Камбронн сделан был начальником армии, состоявшей из одного батальона корсиканских стрелков, батальона эльбской милиции, батальона старой гвардии, роты гвардейских канониров и моряков, маленького эскадрона польских улан и трех рот жандармерии – всего около 1600 человек. Шестнадцатипушечный бриг I’Inconstant, уступленный Францией по договору в Фонтенбло, и несколько мелких судов составляли военный флот. Мичман Тайяд, женившийся в Порто-Лонгоне и произведенный в лейтенанты, получил командованием над этой флотилией, экипаж которой состоял из 129 человек.
«Это будет остров отдохновения», – заявил Наполеон при высадке. А между тем, по крайней мере в течение первых шести месяцев, он проявлял почти лихорадочную деятельность. Повинуясь своему организаторскому гению, который побуждал его наложить свою печать на все, к чему он прикоснется, он захотел преобразить весь остров. Он преобразовал таможню, октруа, регистратуру, взимал ввозную пошлину на хлеб, за исключением предназначенного к потреблению в Портоферрайо, снова отдал на откуп солеварни и заколы. Он устроил лазарет, соединил богадельню с военным госпиталем, прокладывал дороги, построил театр, расширил укрепления, исправил казармы, насадил виноградники, занялся акклиматизацией шелковичных червей, поощрял распашку нови, раздавая земельные участки, оздоровил и украсил город, который был теперь вымощен, снабжен водой и окружен аллеями тутовых дерев.
Наполеон и не думает выполнять обещание, данное им в Фонтенбло солдатам старой гвардии, а именно «описать великие дела, совместно совершенные ими». Этим займется впоследствии пленник острова св. Елены. Властитель острова Эльба еще слишком человек дела, чтобы писать что-либо иное, кроме приказов. Он распоряжается, организует, сооружает, надзирает, ездит верхом, стараясь забыться в этой беспрестанной тревоге, которая дает ему иллюзию деятельности.
Нарушение договора в Фонтенбло. Первые месяцы он ждал прибытия императрицы и своего сына. Он рассчитывал, что Мария-Луиза станет жить поочередно в Парме и на острове Эльба. Так как во время переговоров в Фонтенбло даже не высказывалось предположения о разводе, то, по-видимому, само собой разумелось, что отречение от престола никоим образом не может лишить императора его прав супруга и отца. Но державы по-своему распорядились Марией-Луизой и ее сыном. Наполеон был еще слишком популярен во Франции, чтобы не появилось желания уничтожить его династию. На острове Эльба сын Марии-Луизы был бы наследным принцем; в Вене, если бы он остался жив, из него сделали бы австрийского эрцгерцога или епископа.
Вследствие какого-то остатка гуманности австрийский император, вернее сказать, его всемогущий советник Меттерних, остановился перед скандалом насильственного разлучения супругов или развода. Он предпочел бы склонить Марию-Луизу к добровольному отказу от Наполеона. Чтобы сразу не вызвать с ее стороны решительного протеста, который мог бы расстроить весь этот проект, поостереглись прямо заявить ей о том, что она больше не увидит своего мужа. Решено было повременить, были пущены в ход разные отговорки, постепенно истощили то небольшое количество воли, которое могло быть в этой молодой женщине. Затем к ней приставили в качестве камергера генерала Нейперга. Ему дано было тайное поручение заставить ее забыть Францию и императора, «заходя так далеко, насколько это позволят обстоятельства», как выражается Меневаль.
Наполеон неоднократно с горечью жаловался Кэмлю на бесчеловечное поведение австрийского императора. «Моя жена мне не пишет больше, – сказал он голосом, дрожащим от волнения, что сильно подействовало на английского комиссара. – У меня отняли моего сына, как отнимали когда-то детей у побежденных, чтобы украсить этим триумф победителей; в новые времена едва ли можно найти пример подобного варварства».
К этому горю императора присоединились заботы иного порядка. Статья III договора в Фонтенбло гласила, что Наполеону предоставлен будет годовой доход в два миллиона франков в ценностях французской государственной ренты. Тюльерийский кабинет, по-видимому, вовсе не был расположен выполнять это обещание. А между тем Наполеон вследствие недостатка доходов, получаемых с острова, вынужден был покрывать почти все издержки деньгами, которые удалось спасти из когтей временного правительства. Но эта небольшая казна, – она представляла собой остаток знаменитой Тюлье-рийской казны, составившейся путем экономии в цивильном листе; да и то четыре пятых ее было израсходовано на военные нужды в 1813 и 1814 годах, – эта казна не была неистощима. Из 3 800 000 франков, которые были в руках императора во время его прибытия на остров, третья часть была потрачена к январю 1815 года.
