Генрих Шлиман - Илион. Город и страна троянцев. Том 2
Мы узнаем, что примерно в одно время с Геродотом ученый милетский антикварий Гелланик уверял, что гомеровский и исторический Илион – это одно и то же. Деметрий приводит эту цитату, но отбрасывает ее, ссылаясь на предубежденность историка (§ 42): «Гелланик, чтобы доставить удовольствие илионцам, – «таков его образ мыслей» – согласен признать тождество современного Илиона с древним». Но почему же Деметрий не мог привести мнение другого, столь же почтенного и респектабельного авторитета в пользу своей собственной теории?
Мне кажется, что город не имел никакой важности в эпоху Ксеркса, если не считать святилища, поскольку во время ссор афинян с милетцами по поводу Сигея, которые были улажены благодаря вмешательству Периандра (Геродот. V. 94), мы слышим, что были заняты Сигей и Ахиллей, но об Илионе – ни слова. И так в течение всей истории афинской гегемонии до последних лет Пелопоннесской войны, когда Ксенофонт говорит нам о Миндаре (Греческая история. I. 1. 4): «Миндар из Илия, где он приносил жертву Афине, заметил, как идет эта битва…» Это была битва при Ретии. Итак, святилище осталось на своем месте, как и обычай приносить там жертвы. Однако город также должен был быть укреплен и не быть просто деревней (κώμη), как утверждает Деметрий. Поскольку о Деркиллиде историк говорит (Там же. III. 1. 16): «Затем он послал послов в города Эолиды с предложением стать свободными, открыть ему ворота и вступить с ним в союз. Это предложение было принято жителями Неандрии, Илия и Кокилии, так как стоявшие в них греческие гарнизоны после смерти Мании подверглись очень скверному обращению».
Точно так же и Демосфен (Против Аристократа) говорит о том, что Илион открыл свои ворота Харидему. Соответственно, кажется трудным поверить Деметрию из Скепсиса, когда он говорит, что, когда он посетил город, будучи ребенком, он был так разрушен, что на крышах даже не было черепицы. Однако Страбон цитирует Гегесианакта, который утверждал, что галаты во время своего вторжения нашли его «не имеющим укреплений». Но это указывает на какой-то внезапный упадок после эпохи Александра, поскольку он, как мы уже заметили, сделал Илион важным городом и начиная с этого времени до века Августа он таковым и оставался, хотя, несомненно, и терпел превратности судьбы. Николай Дамасский (Fragm. 4. Ed. C. Müller) говорит нам, что с помощью царя Ирода он спас Илион от штрафа в 100 тысяч драхм, который наложил на него Марк Агриппа, поскольку его супруга Юлия (дочь императора Августа) едва не погибла вместе со всей своей свитой в Скамандре, который внезапно поднялся и затопил окрестности. Илионцы протестовали, заявляя, что они не получили никаких вестей о ее визите (17 до н. э.). Мне кажется, что штраф в 100 тысяч драхм указывает на такую же предполагаемую численность населения, поскольку мы знаем, что город был большим и многонаселенным и что Лисимах переселил в него жителей соседних городов. Я не буду прослеживать его историю далее.
Но более чем вероятным представляется следующее. Благодаря милостям Александра и Лисимаха Илион внезапно стал важным городом и даже пытался утвердить свою власть над всей Троадой. Это, конечно, должно было создать илионцам много врагов в соседних городах, особенно в Скепсисе, который хвастался тем, что его основал сын Гектора Скамандрий. Деметрий, чьи родители должны были помнить Илион разрушенным и заброшенным, дожили до того времени, когда он начал вытеснять их собственный город и другие города Троады, лишая их былой важности, и, несомненно, илионцы, как все выскочки, попавшие в царскую милость, были нахальны и высокомерны. Поэтому-то этот ученый и взялся за работу, чтобы опровергнуть их историческую репутацию и доказать, что, несмотря ни на что, все они не могут похвастаться длинной родословной и их город не может притязать ни на какую знатность. Он утверждает, что Гелланик якобы хотел «доставить удовольствие» (χαριζόμενος) илионцам, однако само это предположение говорит о том, что его собственные чувства были прямо противоположными. Итак, он взялся за работу, чтобы доказать, что места, которые показывают местные гиды («и здесь, как мы видим, показывают упомянутые места»)[399], не соответствуют описаниям «Илиады», если только не перенести в другое место город. Но он спокойно принимает точность всех этих определенных мест, как они тогда назывались, хотя и отвергает гораздо более достоверную традицию, которая называла Илионом определенный исторический город.
Я не вижу никакой разумной причины оспаривать традицию и считаю, что, какова бы ни была Троянская война и какова бы ни была точность деталей в «Илиаде», поэт мыслил эту войну в том месте, которое тогда и всегда с тех пор именовалось Илионом и что никакого нового основания города никогда не было.
Аргументы Деметрия – это просто доводы недоброжелательного педанта, который ненавидел илионцев из-за их недавней удачи, и который, используя свои антикварные изыскания, пытался лишить их почтения.
Сделав этот разбор на чисто критических основаниях и сделав свои выводы относительно ценности теории Деметрия, опираясь на внутренние данные, я прошу доктора Шлимана сказать: подтверждают ли его изыскания мои выводы? Я лично считаю, что подтверждают и что у нас есть ясные данные относительно непрерывного заселения (если не считать военных катастроф) данного места с доисторической эпохи до римских времен.
Итак, к несчастью моему, мне приходится опровергать наши греческие данные о разрушении как Микен, так и Трои. Однако я убедил доктора Шлимана и других в высшей степени компетентных судей, что рассказы о разрушении Микен лживы, и, возможно, мне удастся убедить их в том, что и доводы в пользу повторного основания Илиона не имеют более прочных оснований.
Приложение III
Надписи, обнаруженные на Гиссарлыке
Профессор Э.Г. Сэйс
Из результатов, полученных в ходе раскопок доктора Шлимана на Гиссарлыке, не в последнюю очередь интересно и важно открытие, что искусство письма было известно в северо-западном уголке Малой Азии задолго до появления финикийского или греческого алфавита. Предметов с надписями действительно немного, однако их достаточно для того, чтобы продемонстрировать, что древние обитатели этих мест не были полностью неграмотны, но обладали системой письма, которая у них была общей с соседними народами материка и прилегающих островов. По всей Малой Азии некогда использовалось слоговое письмо, которое лишь на консервативном Кипре сохранилось до исторических времен.
На этом последнем острове было найдено множество надписей таким слоговым письмом. Знаки, число которых доходит по меньшей мере до пятидесяти семи, долго противились всем попыткам расшифровки, но наконец задача была успешно решена гением ученого-ассириолога, покойного г-на Джорджа Смита с помощью обезображенной двуязычной надписи, написанной на финикийском и кипрском. Язык, скрытый под столь странным одеянием, оказался греческим диалектом, на котором говорили на Кипре, диалектом, полным интересных специфических черт; особенно интересно то, что вплоть до IV века до н. э. там сохранялись два звука — v и y (или дигамма и йод), которые исчезли во всех других диалектах. Для того, кто изучает Гомера, этот диалект особенно важен, поскольку можно показать, что многие грамматические формы, встречающиеся в «Илиаде» и «Одиссее», имеют кипрское происхождение.
Когда однажды был найден ключ к кипрскому слоговому письму – письму, которое является набором знаков, каждый из которых обозначает не просто букву, но слог, – работа по расшифровке быстро пошла вперед. Доктор Бирч, доктор Брандис, доктор Сигизмунд, доктор Дееке, г-н Пиеридис и профессор Бреаль успешно занимались этим делом; раскопки генерала ди Чеснолы на Кипре добавили огромное количество нового материала; и были обнаружены еще две или три двуязычные надписи на греческом и кипрском. В настоящий момент можно сказать, что только два знака из всего силлабария остаются нерасшифрованными.
Однако происхождение этого слогового алфавита все еще остается загадкой. Действительно, доктор Дееке, следуя гипотезе доктора Брандиса, сделал смелую попытку произвести его из клинописных знаков, введенных ассирийцами во время оккупации ими Кипра в эпоху Саргона (около 710 до н. э.). Однако последующие исследования не подтвердили эту гипотезу, какой бы вероятной она ни казалась сначала, и все данные, которыми мы теперь располагаем, приводят нас к заключению, что силлабарий был привезен на Кипр с малоазийского материка, где он использовался до этого. Исследования доктора Шлимана превращают это умозаключение практически в уверенность.
Именно острый взгляд профессора Хауга (к несчастью, покойного) первым распознал кипрские знаки на некоторых предметах, раскопанных доктором Шлиманом на Гиссарлыке. Среди них – найденое на глубине 241/2 фута терракотовое пряслице[400], (см. рис. 1524), покрытое символами, которые, как объявил доктор Шлиман немедленно после открытия, являются знаками письменности. На этом основании профессор Хауг считал, что он может прочесть слова ta.i.o.si.i.go, то есть θείω Σιγώ, «божественному Сиго»; божество, имя которого, как он полагал, можно было видеть в названиях Сигей, Скамандр и Сикион, а также на двух терракотовых воронках, открытых доктором Шлиманом на глубине 3 метра, о которых подробнее будет сказано далее. Доктор Хауг опубликовал свои изыскания в 1874 году в Augsburger allgemeine Zeitung (S. 32).
