Неизвестен Автор - Вышки в степи
В Ленинграде "Кресты" - не единственная тюрьма. А сколько лагерей на окраинах города и в пригородах? Я-то знаю сколько! Любой зэк знает. Но, к сожалению, привести эти числа не представляется возможным. Как и числа заключенных. Что их тут десятки тысяч, можно лишь предполагать, прикидывать. Да еще причислим сюда тех, кого услали по этапу в места не столь отдаленные на лесоповалы и карьеры. Выходит, что сидит у нас в процентном соотношении во много раз больше, чем в Шотландии. А ведь Шотландия - район с наибольшим в Великобритании процентном соотношении заключенных (в среднем по Великобритании приходится 0,6 заключенных на тысячу человек, в ФРГ - 0,8). Неужто мы такой воровской и разбойный народ? А ведь нам все годы твердили, что в СССР уровень преступности один из самых невысоких в мире. Судя по отзывам приезжих, это действительно так. Но тогда зачем же такая уйма людей за решеткой и колючей проволокой?
Вспомните ахматовское:
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
А может, не город - ненужный привесок? Может, наоборот? Ну, тюрьмы, к сожалению, еще понадобятся, но лагеря...
Ясно одно: лагерей принудительного труда не должно быть вообще. Их нужно упразднить - всю гигантскую сеть, весь архипелаг. Неужели мы придем в ХХI век с этим пережитком ХХ века - одним из самых мрачных его пережитков? Да только ли пережиток эта сеть? Ох, не только. Это ведь оружие, припасенное прошлым на наше будущее. Оружие безразлично, в кого целиться. У лагерей есть память. Они помнят годы своего расцвета, когда здесь на нарах умирали лучшие из лучших. Вышки, овчарки, колючая проволока - сегодня для уголовников. Но в любой момент они могут снова открыть свои шлюзы другому потоку, более широкому...
9. ДАЛЕКОЕ БЛИЗКОЕ
Вспоминаю некоторые мрачные физиономии вокруг меня в лагере - с давящим свинцовым взглядом, с жесткими чертами, с презрительной циничной ухмылкой. Боже мой, какие типы! А их злобные мечтания, их примитивная логика! Я и тогда, там, смотрел и думал: этих-то можно ли вообще исправить? Не поздно ли? В Индии были найдены дети, воспитанные волками. Казалось, что, попав к людям, они через два года достигнут хотя бы уровня двухлетних, через - пять пятилетних. Но нет усилия были тщетны. Дети так и не научились разговаривать, только рычали и кусались.
Всему свое время. Упущения в раннем возрасте оказалось невозможным наверстать. Здесь парни, воспитанные не в логове волков, но в тех закоулках повседневности, где живут по волчьим законам. В таких обстоятельствах сформировался их характер, сложились жизненные ориентиры, вылеплена психика. Возможно, что спасение опоздало.
Видимо, надо признать: есть небольшое количество закоренелых преступников, исправление которых вообще проблематично и которые социально опасны и много лет спустя после преступления. Я бы отнес сюда тех, кто злостно и хладнокровно посягал на человеческую жизнь и здоровье человека. Больше никого. Для них нужно сохранить длительные сроки изоляции от общества - не ради изоляции, а ради безопасности сограждан.
Иными словами, можно заменить массовые лагеря лучшими, более гуманными местами отбывания наказаний, но никакие средства исправления не всесильны. В борьбе с преступностью главный акцент должен лежать не на исправлении преступников, а на предупреждении преступлений. Уголовная среда в лагере - это среда вторичная. Она образуется ведь вне лагеря, на свободе. Как бы ни был уродлив этот перевернутый мир, в нем отражаются язвы и пороки, да и просто черты того прекрасного мира, в котором мы все в обычное время живем. Это черты узнаваемы, очень узнаваемы.
Дело не только в том, что в лагерный быт внедряются типичные неологизмы по советским образцам: главвор, главшнырь, аббревиатуры на "наколках" (очень часто выколото "СЛОН" - Смерть Легавым От Ножа).
Вся многоступенчатая иерархия лагерной среды напоминает привычную бюрократическую табель о рангах, а тяга уголовников к униформе родственна нашей затаенной и вошедшей в кровь и плоть любви к мундирам и погонам (даже для школьников). Во всеобщем покорном подчинении кастовым разграничениям, с привилегиями для одних и запретами, рогатками для других, не сказалось ли длительная приученность к издержкам реального социализма - к социальной несправедливости, неравноправию? Во всевластии главворов, в их поборах и "беспределе" не проглядывает ли подражание столь могущественным советским вельможам - главам целых бюрократических кланов, магнатам коррупции и произвола? Каждое преступление - это авария души, крушение морали, но в каждом случае все обрушилось потому, что было изъедено ржавчиной раньше и глубже - в сознании общества, в том, что мы на многое закрывали глаза, о главном молчали и ко всему притерпелись.
Но в том, что лагерное общество уголовников отразило какие-то черты всей жизни советского общества за последние десятилетия, нет ничего удивительного: заключенные приезжают не из каких-то заграниц, лагерь построен нами, и сама идея лагеря рождена у нас, в нашей стране, преступления рождались в нашей действительности, из ее несообразностей и конфликтов, гораздо удивительнее, что я увидел и опознал в лагерной жизни целый ряд экзотических явлений, которые до того много лет изучал профессионально по литературе, - явлений, характеризующих первобытное общество!
Для первобытного общества характерны обряды инициаций - посвящение подростков в ранг взрослых, обряды, состоящие из жестоких испытаний; такой же характер имели у дикарей и другие обряды перехода в иное состояние (ранг, статус, сословие и тому подобное).
У наших уголовников это "прописка". Для первобытного общества характерны табу - бессмысленные запреты на определенные слова, вещи, действия. Абсолютное соответствие находим этому в лагерных нормах, определяющих, что "западло". Будто из первобытного общества перенесена в лагерный быт татуировка - "наколка". там она точно так же делалась не ради украшения, а имела символическое значение, определенный смысл: по ней можно было сказать, к какому племени принадлежит человек, какие подвиги он совершил и многое другое.
На стадии разложения многие первобытные общества имели трехкастовую структуру - как наше лагерное, - а над ними выделялись вожди с боевыми дружинами, собиравшими дань (как наши отнимают передачи).
В довершение сходства многие уголовники в лагере вставляют себе в кожу половых членов костяные и металлические расширители - шарики, шпалы, колеса, - очень напоминающие "ампаланги", которые Н.Н._Миклухо-Маклай видел у папуасов. О языке я уж и не говорю: фразы куцые, словарь беден, несколько бранных слов выражают сотни понятий и надобностей. Правда, первобытные люди были очень религиозны, а современные уголовники как правило нет. Но христианская религия для них просто слишком сложна, а ее заповеди ("не убий", "не укради") не подходят. Зато уголовники крайне суеверны, верят в приметы, сны, магию и всяческие чудеса - это элемент первобытной религии.
Откуда это потрясающее сходство? Мне приходит в голову только одно объяснение. За последние 40 тысяч лет человек биологически не изменился. Значит, его психофизиологические данные остались теми же, что и на уровне позднего палеолита, на стадии дикости. Все, чем современный человек отличается от дикаря, а современное общество от первобытного, наращено культурой. Когда почему-либо образуется дефицит культуры, когда отбрасываются современные культурные нормы и улетучиваются современные социальные связи (мы говорим: асоциальное поведение, асоциальные элементы), из этого вакуума к нам выскакивает дикарь. Когда же дикари сосредотачиваются в своеобразной резервации и стихийно создают свой порядок, возникает (с некоторыми отклонениями, конечно) первобытное общество.
Система обладает замечательной воспроизводимостью. В тюрьме и лагере для самых несчастных, преследуемых и обижаемых заключенных, чтобы спасти их от гибели, учреждены особые камеры - "обиженки" - и такие же отряды, особо охраняемые. Можно было бы ожидать что в этих убежищах "обиженные" находят мир и покой. Не тут-то было! В "обиженках" немедленно появляются свои воры и свои чушки, а отряды быстро приобретают знакомую структуру - с главвором, главшнырем, пидорами, "замесами" и всеми прочими прелестями. Нет культуры - нет и нормального человеческого общежития.
Вот почему моя семнадцатая экспедиция оказалась для меня необычайно увлекательной. Я впервые наблюдал воочию общество, которое раньше только раскапывал. Сообразив это, я смог более глубоко понять, даже почувствовать значение культуры.
Многие десятилетия наше общество недооценивало эту сферу жизни. Мы развивали производство и технику, а в области гуманитарной культуры обращали внимание прежде всего на политическую пропаганду. В школе у нас обучение преобладало над воспитанием, знание - над культурой. Мы отбросили религию, мы всячески старались ее ослабить и преуспели в этом, но не позаботились о том, чтобы вовремя заменить ее чем-то в функциях организации и поддержки морали, общественной и особенно личной. Не сумели развить другие, более прогрессивные формы духовного творчества философию, искусство, литературу - так, чтобы они доходили до сердца и совести каждого человека. Нам не хватало мудрости. Вот почему мы теряли людей. Освобождаясь от неграмотности и религии, заодно и от норм культуры, они становились грамотными дикарями, преступниками.
