Владимир Николаев - Испытание
Определив для себя главную цель, Алексей развернул шлюпку и пошел в море.
* * *
На сравнительно небольшом расстоянии он увидел сверкавшую белизной льдину. Она величаво, будто лебедь, плыла навстречу.
В любом экипаже наряду с молодыми, малоопытными плавают старые морские волки, много повидавшие, много испытавшие.
Были такие и в экипаже погибшего парохода. И среди них выделялся механик Никифорыч, которому перевалило за пятьдесят и который большинству, а особенно Алексею и его ближайшим друзьям казался чуть ли не глубоким стариком. Он и не молодился, сам говорил про себя с некоторой иронией, что он уже старее поповой собаки. Такое у него присловье было.
Никифорыч прожил пеструю жизнь. Мотаясь по морям, он побывал едва ли не во всех пользующихся среди морской братии славой портах мира.
И на каких только судах не плавал Никифорыч - на белоснежных пассажирских лайнерах, на чумазых углевозах, на рыбацких сейнерах и даже на шхунах и баркасах. Десятки раз терпел сумасшедшие штормы в ревущих сороковых и в свирепейшем Охотском, когда и бывалые моряки седели, тонул не однажды. А как-то пришлось добираться до берега по дрейфующим льдам, когда пароход попал в сжатие и пошел ко дну. Было это еще до истории с "Челюскиным".
И вот тогда, как рассказывал механик, в спешке уходя с раздавленного судна, моряки взяли вроде бы все необходимое, а о воде забыли. И как же они ее добывали? Да скалывали верхушки торосов.
Лед в Арктике соленый. Иным он и быть не может, ведь замерзает морская вода. Но соль имеет свойство при таянии льда под летним солнцем уходить вниз. Верхушка таким образом опресняется и может служить источником питьевой воды. Да, да, питьевой воды. Моряки различают питьевую, мытьевую и забортную воду.
Так что Алексею предоставилась отличная возможность пополнить запасы пресной воды. Но сделать это непросто. Алексей знал по опыту. Надводная и подводная части льдины тают неравномерно, из-за этого центр тяжести смещается, льдина в какой-то момент переворачивается. Когда это произойдет - угадать невозможно. Поэтому к плавающей льдине следует подходить осторожно.
Алексей подошел к красавице льдине, тронул ее веслом сначала легонько, а потом налег со всей силой. Ничего, устойчива. Лишь после этого решился срубить топором несколько глыб с самой верхушки. Попробовал на вкус - лед действительно солоноват лишь самую малость. О питьевой воде больше тревожиться не стоит. Но, отойдя от льдины на несколько метров, Алексей заметил, что белоснежная красавица тянет за собой несколько бревен.
Море из голубого сделалось серым, бугристым, а временами принимало и вовсе зловещий свинцовый оттенок, на гребнях вскипали беляки, и тогда работать становилось особенно трудно. Кланяешься, кланяешься за борт, и от этого ватник намокает все больше и больше, рукава так особенно, и руки коченеют, и все тело прохватывает ознобом, а делать нечего, работать надо.
Три дня, пока погода позволяла, трудился Алексей, превозмогая усталость. Разведет костер, согреет кипяточку, подкрепится, сменит ватник, благо их два в его распоряжении, и опять за дело. И Найда вроде начала оживать. От еды уже не отказывалась, только давай. Раны ее Алексей смазал йодом. Повизжала, повертелась, зато потом легче стало. "Оклемается псина, не зря же люди говорят: заживет как на собаке". Ему очень хотелось, чтобы собака жила. Если бы его спросили, для чего и зачем это нужно, он вряд ли ответил бы. Просто жаль псину и очень хочется, чтобы рядом живая душа была.
И еще одно событие не только подняло настроение, а вызвало ликование. Как-то над самой головой совершенно отчетливо послышался рокот мотора. Самолет! На этот раз он не ослышался!
- Ищут! Ищут!!! - радостно закричал Алексей.
А раз ищут, найдут обязательно.
* * *
А потом разыгрался шторм. На отлогий берег с пушечными ударами, торопясь обогнать друг друга, обрушивались серо-зеленые валы. Со злым шипением и грохотом перетирая гальку, волны докатывались до того места, где сложено все добро Алексея. Вода хищно подбиралась и норовила хоть что-нибудь слизнуть и утянуть за собой.
Неистово свистел ветер, кидая через весь остров тучи соленых брызг. Все вокруг гремело, грохотало, выло, бесновалось и кипело.
Обычно на флоте всех, кто находится в море или готовится к выходу, включая и береговые службы, заранее оповещают о приближающемся шторме, шлют так называемое штормовое предупреждение. Получив его, заблаговременно принимают меры, в частности все крепят по-штормовому.
Алексея стихия застала врасплох. Сила ветра возрастала с каждой минутой. Падая, поднимаясь и снова падая под хлесткими мокрыми ударами, он спасал свое имущество. Очень скоро промок до костей, продрог, но не сдавался.
Сколько раз за эти несчастные дни он говорил себе: выстоять! Повторял это короткое слово как клятву, как торжественное обещание не сдаться, не пасть духом до самой последней возможности, до последнего удара сердца. Алексей с нечеловеческим упорством собирал то, что можно было собрать, за чем мог угнаться. Набегался, находился, даже наползался, ободрав руки и колени, до изнеможения.
Полярный моряк меньше тех, кто плавает в иных широтах, страдает от штормов. На его пути в основном другие, правда, не менее грозные препятствия - ледовые перемычки, грозные айсберги, стамухи*.
_______________
* С т а м у х а - большая льдина, стоящая на грунте.
Но и со штормами полярный моряк знаком не понаслышке. Служит ли он в западном секторе Арктики или в восточном. Если в западном, то при выходе в полярные моря ему не миновать Баренцева моря, про которое идет молва, что оно бывает спокойно раз в году и то не каждый год, а про Охотское, а его не миновать, если идешь в Арктику с востока, уверяют, что оно штилевой погоды вообще не выносит. Шторма в Баренцевом и Охотском морях, как и в любом мелководном бассейне, обычно бывают ураганной силы. И если приходится идти в обход северной оконечности Новой Земли, то за сутки потреплет так, что долго не забудешь. Испытывал такие шторма - не раз! - и Алексей Башилов.
Нередко моряки бравируют, рассказывая о пережитых штормах, любят с напускным равнодушием похвастать, что любая качка нипочем. Не раз приходилось слышать, когда после долгого пребывания на берегу, едва выйдя в море, не один, так другой вздохнет: "Эх, поскорей бы шторм ударил, оморячиться бы". В этом случае оморячиться - значит перенести первый шторм со всеми вытекающими в самом прямом смысле слова последствиями. Считается, что если ты раз отдал положенную дань морю, то потом легче будешь переносить морскую болезнь.
Во время шторма работа не прекращается. Но как она затруднена. Поднимаешь ногу над палубой и проваливаешься в пустоту, натыкаясь на различные предметы, которые оказываются все остроугольными. На палубу носа не высунешь, там все задраено, принайтовано крепко-накрепко, иллюминаторы завинчены.
И все равно как о блаженной обители вспомнил сейчас Алексей о душном кубрике. Но это для него недостижимая мечта. Он стоит под ударами бешеного ветра, который на Большой земле, если добирается до нее, не растратив силы, как спички ломает деревья, выворачивает их с корнем, срывает крыши.
И вот в такой шторм не просто стоит человек, он еще работает, превозмогая усталость, находит силы продолжить борьбу. И Алексей весь этот проклятый день, сжав зубы, упорно трудился, сооружая какую-то загородку от пронизывающего ветра, развел костерок, согрелся, передохнул, выпил кипятку, испытывая блаженство, отогрев за пазухой своего единственного друга - Найду, и снова взялся за дела.
Порой ему кажется, что адская эта погода будет стоять до заморозков, метелей, когда страшная арктическая стужа скует и выморозит все живое. Уже плохо верится, что над островом светило солнце, море было спокойным, и стояла теплая, ласковая погода. Ненастье в этом краю норма, а тепло и солнце - исключение, редкий подарок. На это надо рассчитывать.
* * *
На третий день шторм стих. Небо все еще затянуто серыми облаками, и море не успокоилось, но смирило свой нрав, приглушенно ворчит у берега. Сухой с предзимним холодком ветер дует вдоль берега.
Накануне Алексей начал строить избушку. Удалось собрать почти три десятка бревен. Пришлось укорачивать бревна и вырубать новые пазы. Работа не шуточная. По плотницкому делу он обучен с юности, топор руке послушен.
За первый день Алексей сноровисто срубил и сложил четыре венца. Работать он любил до изнеможения, до сладкой истомы, тогда и отдых приятен и душа довольна. Сейчас, к сожалению, работалось трудно, быстро уставал. Но до самого поздна тюкал и тюкал топором.
Четыре венца - это уже кое-что. На ночь вместе с Найдой устроился в начатом срубе и почувствовал себя, укрывшись одеялом и еще полотнищем паруса, не бездомным бродягой.
К утру ветер поутих. Алексей приободрился, развел костер и приготовил завтрак.
