Валерий Сойфер - Власть и наука
Этот практический посев подтвердил главнейшие выводы наших исследований, после чего они приобрели права гражданства. В защиту выдвинутого нами толкования длины вегетационного периода растений выступила советская общественность" (54).
В 1938 году, когда Лысенко стал депутатом Верховного Совета СССР, появилось несколько больших очерков об его успехах в жизни (один из них принадлежал перу брата Доната Долгушина - соавтора "открытия агронома Лысенко" /55/). В них снова рассказывалось об истории "чудесного посева семян [отцом Лысенко - В.С.] по методу сына", и снова вносились коррективы в сторону преувеличений пользы от лысенковской "задумки". Нновые детали привел в журнале "Новый мир" Тихон Холодный (56). Ранее Шлихтер утверждал в "Правде", что Трофим заехал в Карловку по дороге на съезд, теперь, спустя почти десятилетие, сообщалось, что этот визит произошел уже после съезда, была изменена площадь отцовского участка:
"Лысенко, возвращаясь из Ленинграда, решил съездить к отцу. Давно уж не бывал он на родине... И вот он в Карловке.
Вечером, оставшись с отцом, молодой ученый принялся рассказывать о своих опытах..., о докладе на съезде... Как приняли, тоже рассказал. 7 Через полчаса все было решено. Сын рассказал отцу, как надо подготовить озимые семена к весеннему севу, как следить за процессом охлаждения, как, наконец, уловить подходящий момент для высева.
Сообщения газет не оказались для Лысенко неожиданностью. В успехе оригинального посева он как будто не сомневался: должно было вырасти - и выросло... Препятствие взято, в хозяйственных условиях выращен один гектар. Возвестили об этом на весь мир.
И в тот же вечер, взяв кратковременный отпуск, уехал на Украину" (58) .
Поражает, с какой неприкрытой злобой говорили о научных оппонентах Лысенко те, кто описывали его дела. Сомнения ученых - наиболее ценимый в сфере науки скептицизм, позволяющий избегать ошибок, - подавались Тихоном Холодным как проявление политического противостояния ученых "новатору из народа":
"Прошедшие два года не только доказали правоту Лысенко. Они еще и разоблачили тех, кто под влиянием защиты "чистой науки" боролся против партии и советской власти, проповедовал фашизм с его расовой теорией, за которой пряталось гнусное людоедство... Эти прохвосты вели свою подлую подрывную работу, продавались иностранным разведкам, готовили народу голод, поражение в будущей войне и каторжное ярмо капитализма" (59).
То, что исключительной важности НАУЧНОЕ открытие, как утверждает его автор, было введено в науку в результате трех газетных публикаций, а в его последующую экспериментальную проверку были "втянуты" сотни "опытников-колхозников", а не профессионалы-исследователи - представляет собой немыслимый и абсолютно уникальный факт в истории науки.
Наличие же разночтений в сообщенных в газетах сведениях (о деталях обработки семян, условиях проведения "опыта", размере урожая, осмотре делянок комиссией) не может не наводить на мысль, что авторы "опыта" врали каждый раз разное, лишь бы заинтересовать корреспондентов и наркоматовских начальников. Кстати, если уж речь зашла об этом, стоит указать на еще одно разночтение: в "Правде" было сказано, что Лысенко-старший посеял яровизированные семена на полутора гектарах, но уже в 1932 году Т.Д.Лысенко сразу в двух статьях - в газете "Социалистическое земледелие" (60) и в журнале "Бюллетень яровизации" (61) - заявил, что посев был сделан на площади лишь в полгектара, а позже, в 1938 году, говорил о гектарном посеве (62). Изменения таких важных деталей не могут не настораживать: ведь вся информация об этих посевах содержалась только в таких несерьезных газетных публикациях и популярных (а не научных) журналах, и количественные несовпадения в цифрах вносили сомнения и в верность всего остального.
Знал ли Лысенко о работах своих предшественников,
когда формулировал свое "открытие"?
Но остается необъясненным еще один вопрос, касающийся "открытия агронома Лысенко" - а был ли он оригинален в открытии возможности весеннего высева семян озимой пшеницы, выдержанных какое-то время на холоду, или это было известно и до него? Некоторые авторы в относительно недавнее время признавали его оригинальность и писали, что книга Лысенко, изданная в Гандже в 1928 году, содержала важные новые выводы о физиологии растений. Этот взгляд разделял Медведев (63), к той же мысли склонялся американский историк Д.Жоравский (64). Позже Н.Ролл-Хансен вполне определенно высказался по этому вопросу:
"Некоторые из его [Лысенко - В.С.] физиологических работ были высоко расценены даже самыми сильными критиками из среды генетиков" (65).
Поэтому вдвойне важно разобраться в том, насколько независимым от предшествующих исследователей был Лысенко в этой работе, почему он вдруг бросил многообещавшие посевы гороха и переключился на новую тему. Вряд ли серьезным было бы объяснение, что неожиданное устранение Деревицкого с поста директора станции сделало необязательным выполнение тем, начатых при нем. Столь же несерьезны попытки представить переход к исследованию "стадийного развития" логическим продолжением одной и той же идеи (66).
Большинство исследователей указывало, что само явление выколашивания озимых после обработки холодом проростков было известно физиологам растений за сто лет до Лысенко (67). Высеянные осенью семена озимых успевают до наступления заморозков прорасти, после чего на них всю зиму действует низкая температура, и это позволяет семенам естественно пройти нужную фазу развития. Весной проростки успешно переходят к фазе роста и т.д. В 1927-1928 годах специалисты вообще уже много знали о действии низких температур на прохождение различных фаз развития растений. Было установлено, что если озимые не прошли эту фазу, их дальнейшее развитие весной застопорится, а если подержать проростки на холоду, как правило, этот блок будет снят. Без холодовой обработки семена озимых культур, высеянные весной, могут прорасти нормально, даже дадут густые всходы, но затем подавляющее большинство растений не станет куститься и не даст колосьев. Незавершенность процессов развития помешает им вступить в фазу колошения.
В начале века над этими вопросами работали и в Германии, и в США, и в России (68). Большого прогресса достигли немецкий ученый И.Г. Гасснер еще в 1910-1913 годах (69), а в СССР профессора Н.А.Максимов и Б.А.Вакар в 1923-1925 годах (70). Занимались этим и другие ученые. Естественно, что за много лет до Лысенко физиологи выявили возможность ускорения развития растений с помощью разных факторов, а не только температуры (71). Появился и термин "вернализация" (от англ. vernal - весенний). Еще одно указание на популярность в те годы идеи о важной роли воздействия холодом на проростки содержится в статье В.Т. Батыренко (72), в которой сообщалось, что некто Д. Москалев в 1929 году добился ускорения созревания яровой пшеницы, ячменя и ржи на 2 - 2,5 недели благодаря промораживанию прорастающих семян.
Таким образом в самом описании явления ничего нового не было. Современники Лысенко, занимавшиеся исследованием данного явления, видели тогда научную задачу в том, чтобы понять причины вернализации, изучить ее физиологические особенности и, по возможности, биохимию процесса, а, изучив, подобрать ключи к управлению процессом, попытаться, хотя бы в далекой перспективе, приспособить его для практических нужд. Но ведь Лысенко мог ничего не знать ни о своих предшественниках, ни о ставящихся ими задачах. Так что же натолкнуло его на анализ влияния низких температур?
О возможности превращения озимых форм в яровые Лысенко скорее всего мог услышать из уст сотрудников ВИР'а, каждое лето наезжавших в Ганджу. Именно в эти годы работы Гасснера, Гарнера и Алларда и многих других, подхваченные ведущим физиологом ВИР'а Н.А. Максимовым, были в центре внимания ученых института. Если бы Лысенко, услышав эти разговоры, занялся данным вопросом, если бы принялся заново изобретать велосипед и преуспел бы в этом занятии, то в заслугу ему надо было поставить то, что он нащупал свой метод исследований, приведший к новой идее о сумме критических температур и к установлению самостоятельно закономерности перехода озимых в яровые только при накоплении определенной суммы дней с низкими температурами. Важно, что он взялся за количественное изучение обоих вопросов. Без этого было бы невозможно прийти к тем девяти пунктам выводов, которые были приведены в конце его ганджийской книги 1928 года, пунктам вполне конкретным. Если бы он сделал это все сам, не заимствуя чужих идей, это охарактеризовало бы его с лучшей стороны и свидетельствовало, что, несомненно, на этом этапе своей жизни Лысенко был вполне оригинальным исследователем.
Однако в начале 30-х годов, в советской научной литературе можно было встретить статьи, в которых приоритет Лысенко и в изучении зависимости развития растений от суммы критических температур, как бы запускающих следующую стадию развития, и в установлении пяти стадий развития были отвергнуты. В 1936 году профессор И.Васильев даже отверг в целом приоритет Лысенко в исследовании яровизации (73) и в связи с этим писал:
