Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

настежь католичеству наши последние оборонные ворота на гибель Польши и его

собственного дома с нею. Первородный сын его, Януш, унаследовавший все его

владения, по новейшим польским исследованиям, spolszszai, jeszcze w kolebce *), так

как вместе с католичкою Тарновскою, в православный дом князя Василия перешел и

духовник её, известный апостол католичества в Малороссии, иезуит Петр Скарга.

Между тем православникам казалось, что сын знаменитого литовского гетмана стоит

на страже древнерусской церкви и не такого закала была эта личность.

Славный отец приготовил князю Василию влиятельное положение среди

можновладников, но он пользовался своими преимуществами, как эгоист. Еще при

Сигизмунде Августе сочетал оп, из корыстных видов, насильственным браком с князем

Сангушком сироту и наследницу своего брата Ильи, опекуном которой был сам король.

Князь Василий был так могуществен, что его не ре-

*) Ополячился еще в колыГиели.

24

.

шились даже попрекнуть самовольством; но для обороны своего зятя, погибшего

смертью банита от руки своих врагов, не сделал он ни малейшего тага. Стефан Баторий

титуловал его ясно вельможным, что значило много в старой Польше, тогда как прочих

князей, родственников его, звал попросту твоя верность, но начальник православия не

проронил слова в защиту православных церквей и монастырей, которые король отдавал

иезуитам. „Повага* князя Василия выросла в Польше до такой степени, что нунций

Спаноччи в ряду кандидатов на корону Стефана, на первом месте поставил князя

Василия, а на второмъ—его сына Януша, —и могущественный из можновладников

довольствовался только удовлетворением фамильной гордости в своем политическом

значении.

Современные историки прославляют отца его за тридцать три победы над

Москалями, Волохами и Татарами, но молчат про его собственные подвиги, хотя все

грамотеи в те времена были присяжными папскими льстецами. Вместо того, широко

распространялись они о его богатстве и не находили лучшей похвалы его величию, как

тот факт, что он какому-то высокому сановнику платил 70,000 злотых *) за то, чтоб он

два раза в год стоял у него за спиной во время торжественного обеда. Пишут еще, что у

него в доме толпилось бесчисленное множество гостей, но не упоминают, какая вера

или национальность была здесь наилучше представляема. Толкались у него и монахи

афонцы, апостольствовали в его сборищах и иезуиты, находили щедрое

гостеприимство и протестанты всех сект, не исключая и ариянской. В XVI веке вошло в

обычай, сделалось модою и страстью вести религиозные диспуты. Поэтому знатные

паны наклоняли ухо ко вейкой орации, слушали диспуты, точно концерты; а

проповедники старых и новых вероучений стекались к нашему малорусскому магнату,

в надежде привлечь его к своей вере. Между тем люди глубокого ума или великого

энтузиазма, собираясь в богатом доме для разумной беседы, не находили в самш

меценате подготовки для понимания своего выработанного долгим трудом слова, и

забавляли его, как ребенка, не научая ничему. У князя Константина II Острожского

можно было видеть и строгия лица немецких реформаторов, которых, за пределами

свободной Польши, сожигали на кострах, и рядом с ними повседневные фигуры

панских потешников, которые зарабатывали свой насущный хлеб смехотворством. Тут

проживали изгнанные папистами ректоры итальянскихъ

*) Злотый стоил тогда раз в двадцать больше нынешнего.

ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ИИОЛЫПИ.

25

университетов, и тут же важную роль играл знаменитыйЦогданко Обжора, который

съедал за десятерых, пил, как верблюд, и никогда не напивался допьяна.

Князь Василий, как его называли в Москве и в Турции, пользовался широкою

славою своего отца на Руси, но поддерживал ее только тем, что был доступен для

каждого ревнителя древнего благочестия и давал его поборникам подачки на печатную

прю с его притеснителями. Но и представители других вер находили в нем такую

помощь, что одни ревнители католичества посвящали ему свои сочинения, а другие

объявляли его, если не схизматиком, то еретиком и даже атеистом. Это потому, что в

делах веры и церкви князь Василий беспрестанно переходил из одного лагеря в другой,

и никто не знал, которому лагерю он усердствует наиболее. Титулуясь по наследству

протектором русской церкви, он в свой славный древним благочестием дом ввел, как

мы видели, жену папистку с её католическим почтом, и своего первенца дозволил

иезуиту окрестить по обряду римской церкви; а потом выдал любимую дочь свою,

Катерину, за предводителя литовских протестантов, князя Криштофа Радивила (по-

польски Радзивила), прозванного Перуном, когда же он овдовел, немедленно выдал за

него и другую дочь, Елизавету. Но, чтобы не оттолкнуть от своего дома

православников, сына своего Александра держал он в той вере, от которой не отрекался

и сам. Между тем Сигизмунду III, „ярому католику*, он угождал так много, что тот

князя Януша сделал краковским каштеляном, а князя Александра—волынским

воеводою. Сам же князь Василий давно уже был воеводою киевским и маршалом

Земли Волынской. Так все три религиозные партии, сохранявшие в Польше

политическое равновесие свое, считали князя Василия принадлежащим к своему

лагерю, и каждая должна была заискивать его благосклонности, боясь перевеса

стороны враждебной. Как он старался, чтоб его все называли протектором русской

церкви в Польше, показывает нам хвала его имени, которую монахи и попы разносили

всюду, от Острога до Киева, от Киева до Москвы, от Москвы до Царьграда и Афона. А

как он был неспособен к своей величавой роли, это мы видим из того, что он,

представляя из себя непоколебимого православника, держался за полу литовских

протестантов.

Когда с новой христианской науки сошла первая пена, многие последователи

Лютера и Кальвина увидели, что, уничижая древние обычаи и святилища, не

распространяли они в народе реформиро-

4

26

.

ванного христианства, а делали из этого народа только языческую толпу перед

покинутыми христианскими храмами. Ученые и наблюдательные нововерцы, такие как

Радивил Черный, пришли к тому убеждению, что народ наш можно вывести на добрый

путь лишь улучшением его нравственности посредством научных знаний. Радивил

Черный первый из Литво-Русичей основал у себя типографию, и в 1563 году напечатал

первый польский перевод Библии. Он первый начал заводить в своих городах и селах

школы, а дом свой сделал подобием академии, составленной из ученых Поляков,

„Руснаковъ“ и чужеземных выходцев. Князь Василий тем же порядком заводит у себя, в

городе Остроге, школу, типографию, дает в своем доме пристанище грекославянским

библистам и печатает Библию церковнославянскую. „Оттого, что у нас нет наук,

великое грубиянство в наших духовных умножилось14, пишет он с голоса протестантов,

и приближенные к нему люди, вместо того, чтобы поддерживать русское православие,

каково бы оно ни было тогда в нашем обществе, поддерживают в мещанских

муниципиях дух протестантский.

Мещанские муниципии появились у нас в Южной Руси под руководством Немцев.

Бытовой механизм этих мещанских республик выработался по общинному праву

города Магдебурга.. Но, до появлевия в Польше иезуитов, муниципальное немецкое

право действовало в Малороссии вяло. Мало кто и обращался к нему в мещанских

республиках. Оживила его и поставила на ноги протестантская проповедь, в борьбе с

иезуитскою. Под влиянием германских воспитанников, польскорусских панов,

мещанские братства или ие.т, заговорили языком магдебургского самоуправления-

Братства и цеха существовали у нас издавна, как союзы ремесленников и купцов в

роде немецких брудершафтов. Теперь смешались они с давнишними братствами

церковными, и поставили церковные интересы свои под знамя веры. Церковные

братства, заботившиеся прежде о поддержке храмов и вспоможении убогих людей по

древнему христианскому преданию, вводили теперь у себя церковный самосуд и

составляли себе права по образцу немецких муниципальных общин. Мало было уже

для них церковного благолепия да милосердия к бедным: но примеру протестантов,

они вмешиваются в дела своего духовенства и в управление самой иерархии. Выли и

прежде такие случаи, что мещане жаловались королю на своих архиереев за обдиранье

попов и притесненье прихожан. Но в те времена они еще мало внимали Немцам,