Гровер Ферр - Убийство Кирова: Новое расследование

в. Царьков Николай.

…

к. Николаев Леонид» (Л 310).

Возможно, это — случай небрежности или некомпетентности со стороны Кирилиной, а не намеренная ложь.

Трое из них, арестованных и осужденных наряду с Николаевым за убийство Кирова — Левин, Сосицкий и Мясников, были троцкистами (К 290). Именно это и признает Лено в своей трактовке события, даже подчеркивая, что есть какие-то свидетельства, что латвийский консул Бисениекс действительно давал деньги Николаеву. Бисениекс никогда не отрицал того, что встречался с Николаевым (Л 282–283). Более того, Николаев говорил как оппозиционер. Мы знаем, что некоторые другие, арестованные в связи с этим делом, такие, как Евдокимов и Горшенин, говорили так же. Было бы естественно для заговорщиков нижнего уровня искать связи с Троцким.

Как отмечает Кирилина, НКВД тоже на тот момент не рассматривало свидетельства о группе, связанной с Троцким (К 291). Но заявление Николаева о том, что он просил, чтобы его связали с Троцким, естественно, показалось бы им стоящим того, чтобы расследовать его. Следователи обучены доводить до конца каждую возможную линию следствия. А это, конечно, не свидетельство против существования заговора!

В отношении процесса Зиновьева и Каменева 1936 г. Кирилина утверждает, что не было никаких вещественных доказательств:

И вновь на процессе не было приведено ни одного документа, ни одного вещественного доказательства, не был вызван ни один свидетель со стороны. Все обвинение построено исключительно на самооговорах подсудимых… (К 367).

Затем на с. 368–369 Кирилина сопоставляет отрывки из январского процесса Зиновьева и Каменева 1935 г. с некоторыми отрывками из стенограммы августовского процесса 1936 г. Этот раздел книги Кирилиной взят непосредственно из «Бюллетеня Оппозиции» Троцкого № 52 за октябрь 1936 г. Кирилина даже копирует слово в слово заявление Троцкого о том, что

На… процессе не было приведено ни одного документа, ни одного вещественного доказательства.

Затем Троцкий признал, что гондурасский паспорт В. Ольбер-га, с которым он нелегально въехал в СССР и который, по его показаниям, был получен с помощью немецких троцкистов, стал одним из «вещественных доказательств». Кирилина скрывает эту часть заявления Троцкого от своих читателей, и таким образом лжет, ибо, по крайней мере, одно «вещественное доказательство» было представлено на процессе.

Кроме того, мы знаем, что сам Троцкий обманывал своих читателей в этой дискуссии об августовском Московском процессе 1936 г., как он сделал в обсуждении убийства Кирова в № 41 «Бюллетеня Оппозиции». Ведь Троцкий и его сын Лев Седов обсуждали друг с другом «блок» троцкистов, зиновьевцев и других. Этот блок был действительно образован в 1932 г., в точности так, как утверждается в свидетельских показаниях на Московском процессе 1936 г. Седов проинформировал отца, что Зиновьев и Каменев были частью блока.

Все это Троцкий и его сын публично отрицали. Это было вполне естественно, даже необходимо, ибо им нужно было сохранить подпольный заговор в СССР. Но эта информация о блоке была раскрыта и предана огласке историком Троцкого Пьером Бруэ в 1980 г.! Затем в 1991 г. это снова обсуждалось в статье в советском журнале «Вопросы истории КПСС» американским историком Арчем Гетги. Еще раз эта информация была опубликована в 1995 г. Вадимом Роговиным, который процитировал ее.

Книга Кирилиной была издана в 2001 г. Она все-таки знала либо должна была знать о блоке и проинформировать своих читателей.

В качестве последнего примера нечестности Кирилиной рассмотрим следующее:

В японском журнале «Киицо» в апреле 1939 года Люшков публикует материалы, в которых категорически отвергает причастность Ягоды к заговору против Кирова. Люшков находился на Литейном пр., д. 4, в НКВД — рядом с Аграновым, когда Сталин позвонил последнему и приказал направить Борисова для допроса в Смольный. Агранов сразу же отдал соответствующее распоряжение. С момента звонка Сталина до момента аварии машины с Борисовым, как указывал Люшков, прошло всего 30 минут. И можно согласиться с мнением Люшкова: этого времени просто недостаточно для организации убийства Борисова (К 353).

Это может быть только намеренно ложное утверждение.

Как на досудебных допросах, так и на процессе Ягода неоднократно настаивал на том, что он не имеет никакого отношения к смерти Борисова, в то же самое время настаивая также на том, что он действительно был вовлечен в заговор с целью убийства Кирова. Кирилина ссылается на отсутствие соучастия Ягоды в первом как доказательство против признания Ягоды во втором.

Кирилина, очевидно, никогда не читала статью Люшкова в журнале «Кайдзо» за апрель 1939 г. Если бы она читала, то она бы заметила, что Люшков настаивал на том, что Ягода был действительно вовлечен в заговор — чтобы заставить Зиновьева и Каменева ложно сознаться в убийстве Кирова на августовском процессе 1936 г. по их делу[10]. Люшков также заявлял, что Шатский был единственным соучастником Николаева в заговоре для убийства Кирова. Кирилина, несомненно, не опустила бы эти важные детали статьи Люшкова, если бы она действительно читала ее. Она сумела убедить читателей, будто она знакома со статьей Люшкова, в то время, как она ее и в глаза не видела.

В своем исследовании Лено цитирует со всеми подробностями статью Люшкова в «Кайдзо», выдвигая ее в качестве самого веского доказательства, имеющегося на данный момент, что Николаев был «убийцей-одиночкой». В одной из дальнейших глав настоящего труда мы также рассмотрим статью в «Кайдзо» и продемонстрируем, что ее трактовка Лено неверна. Однако Лено явно читал статью Люшкова. Это так же ясно, как то, что Кирилина ее никогда не читала.

У Кирилиной и Лено одна и та же цель: представить Николаева убийцей-одиночкой. Вероятно, самый действенный способ поддержать предвзятую идею — это замолчать факты, которые не подтверждают ее. В деле убийства Кирова так много доказательств заговора, что, если бы все их просто скрыть, не осталось бы почти ничего. Поэтому вдобавок к умолчанию о доказательствах, мешающих предвзятому выводу, нужно применить другую методику направления мысли читателя по ложному пути.

Лено сообщил нам, что он считает Кирилину величайшим экспертом по убийству Кирова. Он много раз ссылается на книгу Кирилиной, и ему следовало бы сослаться на нее в некоторых местах, где он не сделал этого. Однако Лено также опустил некоторые доказательства, которые приводит Кирилина. Лено облек свои аргументы в несколько иную и, вероятно, более точную форму. Обычно, когда он пропускает доказательства Кирилиной, мы можем четко различать его метод.

Кирилина искренне признает факт, что Николаев не испытывал финансовых трудностей в 1934 г. Она ссылается на допрос матери Николаева, Марии Тихоновны, 11 декабря 1934 г.

В материальном положении семья моего сына Леонида Николаева не испытывала никаких затруднений…. Дети были также полностью обеспечены всем необходимым, включая молоко, масло, яйца, одежду и обувь (К 238).

Кирилина цитирует этот отрывок из статьи «Следствие и судебные процессы…» Ю.Жукова, в которой он несколько полнее:

В материальном положении семья моего сына Леонида Николаева не испытывала никаких затруднений. Они занимали отдельную квартиру из трех комнат в кооперативном доме, полученную в порядке выплаты кооперативного пая. Дети были также полностью обеспечены всем необходимым, включая молоко, масло, яйца, одежду и обувь. Последние 3–4 месяца Леонид был безработным, что несколько ухудшило обеспеченность его семьи, однако даже тогда они не испытывали особой нужды[11].

Лено даже не упоминает этот допрос и отрывок, возможно, потому что он настаивает на том, что нужда была важнейшим фактором, побудившим Николаева стать «убийцей-одиночкой».

Лено пишет, что «Николаев отчаянно нуждался в деньгах осенью 1934 г.» (Л 299). Даже если так — а только что приведенные факты подвергают это утверждение серьезному сомнению — отчаянная нужда в деньгах не обязательно означает нищету. Лено также цитирует обвинительное заключение против Николаева:

Показаниями допрошенных по настоящему делу в качестве свидетелей ряда лиц и в том числе матери обвиняемого Л. Николаева — М.Т. Николаевой и его жены — Драуле Мильды следствие установило, что обвиняемый Николаев материальной нужды в этот период времени не терпел, как не терпела нужды и его семья (Л 350).

Любой, читавший только книгу Лено, не имел бы представления, откуда появилось это показание, и мог бы предположить, что оно сфабриковано НКВД, а не является свидетельским показанием его матери и фактически представляет точку зрения самой Кирилиной.