Жозеф-Франсуа Мишо - История Крестовых походов
Поведение Балдуина вызвало резкие порицания вождей, руководивших основными силами. Сам Готфрид во всеуслышание осудил своего брата, повинного в смерти стольких славных рыцарей. Но все эти упреки лишь взбеленили авантюриста, вошедшего во вкус, и он решил, порвав со своими товарищами, самостоятельно продолжать завоевания всецело в свою пользу. Смерть его супруги, происшедшая в эту пору, произвела на него впечатление не большее, чем уговоры товарищей; решение уже было принято. Вступив в тайный сговор с неким армянским князем, Балдуин, располагая всего лишь тысячью воинов, двинулся в район Тигра и Евфрата. Марш его был успешным, и вскоре он очутился у города Эдессы.
Эдесса, столица Месопотамии, сумела избегнуть турецкого завоевания. За ее прочными стенами укрылись многочисленные христиане окрестных земель вместе со своими богатствами. Город возглавлял греческий наместник, плативший дань сарацинам. Слухи о победах крестоносцев воодушевили жителей города; Балдуин воспользовался этим. Играя на чувствах горожан, он охотно согласился на их призыв, вошел в доверие к наместнику, который его усыновил и которого он затем коварно предал, и стал, в конце концов, единовластным князем Эдессы. В короткое время он увеличил свои владения покупками и захватами, а также выгодной женитьбой на дочери соседнего князя, после чего власть его распространилась на всю Месопотамию.
Теперь Балдуин больше и не помышлял об освобождении Иерусалима. Но его княжество, явившееся плодом несправедливости и насилия, было призвано историей сыграть важную роль в последующих событиях: вплоть до Второго крестового похода оно оставалось щитом против мусульман и послужило первым оплотом могущества крестоносцев на Востоке.
КНИГА III
ПЕРВЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД: АНТИОХИЯ
(1097-1098 гг.)
1097 г.
Владения Никейского и Ионийского султана остались позади. Продвигаясь на юго-восток, армия крестоносцев усердно жгла мечети или превращала их в церкви; но никто и не подумал о том, чтобы укрепить проходимые города, выставить в них гарнизоны и сохранить коммуникации. Упоенные своими триумфами, воины Христовы не заботились об оставшемся в тылу, о том, что турки могут сомкнуться за их спинами и вновь восстановить свое могущество, о том, наконец, что лишают себя возможности доставки продовольствия и снаряжения с Запада и из Византии.
Трудности пути не уменьшались. Особенно тяжело дался переход через Тавр по узким тропам, где пешеходы едва удерживались, а лошади часто летели в пропасть. Только спустившись с гор, измученные и обессилевшие, крестоносцы увидели просторы Сирии с ее цветущими городами, и зрелище это придало им бодрости, тем более что они знали: неподалеку отсюда должна лежать и вожделенная Палестина. С боем перейдя мост через Оронт, рыцари Готфрида и Боэмунда разбили лагерь в миле от города Антиохии, который отныне на долгое время приковал их внимание.
Вид этого города прежде всего оживил их набожный пыл. Антиохия, в стенах которой ученики Христа впервые приняли имя христиан, где подвизалось столько мучеников и учителей новой веры, для пилигримов была вторым по значению объектом поклонения после Иерусалима. Вместе с тем Антиохия не зря величалась «царицею Востока». Весьма выгодно расположенная в пересеченной местности, покрытой пышной растительностью, среди озер и источников, она привлекала своими богатствами, но одновременно пугала мощными укреплениями. На холме в центре города стоял неприступный кремль. Стены, опоясывающие город, насчитывали триста шестьдесят башен. Широкие рвы, река Оронт, топкие болота, казалось, делали невозможным подступ к городу. Обороной Антиохии руководил грозный Аксиан, внук Мелик-Шаха, запершийся в крепости с семью тысячами конных и двадцатью тысячами пеших воинов; к ним добавилось множество мусульман из соседних мест, укрывшихся вместе со своими семьями и сокровищами за стенами города при первых слухах о приближении крестоносцев.
Перед вождями похода сразу же во весь рост встала проблема: что делать дальше? Конечно же, оставлять такую крепость в тылу было невозможно. Однако приближались холода. По мысли иных начинать осаду накануне зимы казалось неразумным. Не лучше ли было, расположившись в удобных местах, дождаться весны и прихода единоверцев с Запада, а также обещанной помощи императора Алексея? Но большинство во главе с Готфридом Бульонским отвергли этот план. Герцог Лотарингский, а с ним и папский легат Адемар полагали, что нужно незамедлительно использовать недавние победы и страх, навеянный ими на врага, не давая ему опомниться. Что касается помощи с Запада, то она эфемерна: эффект ее будет невелик, а вновь прибывшие наверняка пожелают примазаться к боевой славе крестоносцев, не разделив их прежних опасностей и трудов. Что же до боязни холода и голода, то об этом смешно говорить воинам, уже выдержавшим такие суровые испытания; быстрая победа над врагом и взятие города с лихвой покроют все издержки, дав в изобилии необходимое для продолжения похода. Логика этих доводов победила, и рыцари решили начать борьбу за город.
Однако кажущееся бездействие врага и прелесть золотой осени заставили крестоносцев забыть о спешке. Они разбрелись по соседним районам, изобильным продовольствием и злачными местами, и предались радостям жизни. Это им дорого обошлось: внезапная вылазка сарацин из города застала осаждающих врасплох и привела к большим людским потерям. Желая исправить ошибку, крестоносцы тут же совершили вторую. Они пошли на приступ Антиохии без всякой предварительной подготовки, не имея даже под рукой осадных приспособлений. Плачевный результат этой попытки заставил их наконец взяться за ум и приступить к планомерной осаде. Как и под Никеей, они разделили предместья на сектора, каждый из которых был занят определенной частью армии, и позаботились о том, чтобы прервать связь обитателей крепости с внешним миром, хотя полностью добиться этого не удалось.
Но зима приближалась. Начались каждодневные дожди. Поля гнили под водой, затоплению подвергся и лагерь крестоносцев. Ветер сдувал шатры, ржавчина разъедала оружие и доспехи. Быстро иссякали остатки продовольствия, в полную ветхость приходила одежда, повальные болезни уносили людей и животных. Боэмунд и Роберт Нормандский устроили набег на ближайшие поселки; потом набеги стали повторяться. Но потери, которые несли рыцари, не компенсировались добычей, уменьшавшейся со дня на день. Одновременно росла смертность от болезней.
Если одних похищала смерть, то другие искали спасения в бегстве. Побеги из лагеря участились. Кое-кто уходил в Месопотамию, подвластную Балдуину, другие устремились в христианские города Киликии. За рядовыми ратниками последовали вожди. Сам герцог Нормандский отбыл в Лаодикею, и только троекратный призыв его войска именем Христа заставил его вернуться. Пытался улизнуть и Петр Пустынник, с позором возвращенный обратно Танкредом. Всем этим бедам, как обычно бывает, сопутствовало падение нравов. Беспробудное пьянство, разврат, азартные игры становились нормой, и никакие проповеди духовенства, а равно и суровые наказания здесь ничего не могли исправить. Растлению сопутствовала потеря бдительности. Лагерь наводнился сирийскими шпионами, сумевшими вопреки всем преградам сноситься с начальством Антиохии. Борясь с этим нашествием, Боэмунд пошел на варварскую меру: он стал жарить шпионов на вертелах, распуская слух, будто готовит жаркое для крестоносцев...
Но вот окончилась эта страшная зима, а вместе с ней начали отступать и невзгоды: утихли эпидемические заболевания, армянские князья и Балдуин Эдесский поделились своим хлебом, Готфрид Бульонский, оправившийся после жестокой раны, вновь появился среди рыцарей, воодушевляя их своим примером, и даже египетский халиф прислал посольство, предлагая договориться о совместных действиях против сарацин и условиях посещения христианами Иерусалима. И хотя переговоры закончились ничем, крестоносцы волею случая смогли продемонстрировать египтянам свои доблесть и удачу. Как раз когда посольство покидало их стан, Боэмунд и граф Тулузский одержали победу над войсками нескольких эмиров, шедших на подмогу Антиохии, и двести отрубленных голов побежденных пали к ногам посланцев халифа.
1098 г.
Вслед за этим произошло еще более кровопролитное столкновение, опять-таки завершившееся к славе крестоносцев. В порт неподалеку от их лагеря прибыли корабли из Пизы и Генуи с продовольствием и снаряжением. Обрадованные рыцари, не позаботясь об охране, толпами ринулись к порту. И когда, нагруженные припасами, они возвращались обратно, на них напали сарацины, поджидавшие их на дороге. Тщетно Боэмунд и граф Тулузский, поспешившие к ним на помощь, пытались поправить дело; около тысячи христиан пало в этой неравной битве. Но положение радикально изменилось, когда появился Готфрид со своей армией. Турки ударились в бегство. Акциан, наблюдавший со стен Антиохии за ходом сражения, выслал подмогу, но тут же запер ворота, заявив, что вновь посланные должны победить или умереть. И им пришлось умереть. Оказавшиеся зажатыми между армией крестоносцев и стенами крепости, мусульмане не смогли развернуться; привыкшие действовать на расстоянии луком и стрелами, они оказались неспособными к схватке грудь с грудью, и битва вскоре превратилась в побоище. Тысячи трупов загромоздили поле боя; воды Оронта стали красными от крови. В этой сече особенно прославились граф Тулузский, Роберты Фландрский и Нормандский, Боэмунд и Танкред. Что же до Готфрида Бульонского, то еще долго шла молва о его мощном ударе, когда одним взмахом своего меча он разрубил громадного сарацина от головы до седла коня...
