Анатолий Абрашкин - Русские боги. Подлинная история арийского язычества
Перемена отношения к ним произошла с наступлением патриархата. Ярким доказательством тому служит языческий праздник русалий, существовавший, согласно средневековым источникам, у славян. В течение недели после большого христианского праздника (Крещения или Троицы) по дворам ходили группы мужчин, называемых «русалии», которые устраивали особые хороводы вокруг больных людей и исполняли обрядовые танцы, чтобы исцелить их. Члены дружины «русалиев» на весь период праздника соблюдали строгие запреты: они не должны были креститься перед едой и на ночь; здороваться при входе в дом и при встрече с односельчанами на улице; обязаны были хранить молчание; ночевали всей группой в чужих домах, не возвращаясь на ночлег домой и не вступая в контакты со своими родственниками. Русальскую дружину встречали во всех домах с большими почестями. Считалось, что сам их приход в дом способствовал сохранению здоровья и изгнанию духов болезней.
Обратим внимание на два важнейших обстоятельства:
1. Обряды праздника исполняют мужчины. Они взяли на себя те функции, которые в древности были уделом исключительно женщин. Соответственно на эту избранную группу мужчин перешло и название русалок.
2. Мужчины-русалии выступают носителями светлых, божественных сил и лечат от «русальской» болезни, насылаемой вредоносными женскими существами.
Налицо, так сказать, религиозный переворот, проведенный по половому признаку. Мужчины переняли бразды правления у женщин. Но при этом они еще и уничтожили «институт» жриц-русалок. Их стали представлять не живыми и добродетельными девами, а мертвящими сущностями.
Изначально культ почитания Матери-земли исполняли сообщества девушек (русалок-берегинь). Пыри (читай, парни!), или избранные для ритуалов юноши, прислуживали, помогали им, оставаясь на втором плане. Со временем их роли поменялись, русалок стали изображать существами потустороннего мира и приписывать им разного рода отрицательные черты. Тогда-то и родились сказания о страшных, уродливых русалках, похожих на косматых баб, кудлатых как ведьмы, горбатых и старых, черных, заросших шерстью, с грудями, как каменья, ходящих голыми или в лохмотьях и держащих в руках клюку или кочергу. Так чернили светлый образ берегинь…
Этимологически берегинь сближают с именем бога Перуна (о нем речь впереди) и со старославянским «прегыня» – «холм, поросший лесом». Но вероятно смешение со словом «берег», с чем связано и употребление названия берегинь по отношению к изображениям русалок в русской домовой резьбе. Что же касается русалок, то их примечали не только у воды, но и в лесу, на перекрестках дорог, на кладбище, на деревьях. Не случайно у А.С. Пушкина «русалка на ветвях сидит». Появляясь из мира мертвых, русалки «из воды вылазили», «с деревьев спускались», «из-под земли или из могил выходили», «с неба слетали», а после отведенного им срока пребывания на земле вновь уходили на свое место: в воду, в море, в ирей (рай), на кладбище, по деревьям на небо и т. д. Наиболее традиционные места их пребывания – вода и деревья – осмысляются в народной культуре как пути перехода из мира мертвых на землю и обратно.
Пребывание в ржаном или конопляном поле мотивируется в народных поверьях тем, что русалки защищают посевы и содействуют цветению и урожаю. Вместе с тем они могут навредить хозяевам, нарушившим запрет работать в их праздник, – тогда они «вытаптывают», «высушивают» посевы, и на поле появляются выжженные круги. Среди привычных занятий русалок и особенностей их поведения обычно назывались следующие: по ночам они плещутся в воде, расчесывают возле воды свои длинные волосы, качаются на ветвях берез. Днем их можно увидеть в поле, где они кувыркаются в траве, вьют венки, играют и хлопают в ладоши, поют, кричат, хохочут, водят хороводы.
Сохранились предания, что русалки не причиняют никакого вреда, а могут лишь испугать человека или подшутить над ним. Широко известны поверья об их материнстве (русалка появляется с ребенком на руках, награждает того, кто позаботится о ее младенце), а также о способности кормить грудью человеческих детей, опекать новорожденных, оставленных женщинами в поле т. д.
Культовым деревом русалок считается береза. У русских широко известны троицкие обряды с растущей или срубленной березой, совершаемые, как правило, девушками и женщинами (воспроизведение тех ритуалов, которые в древности исполняли русалки). Они шли в лес, выбирали молоденькую березку, украшали ее, завивали на ее ветвях венки, устраивали под березой совместное угощение, водили хороводы, гадали. Затем со срубленной березой (которую называли в разных местах по-разному – «кума», «гостейка», «семик», «куст», «баба», «красота»), ходили по селу и при завершении обряда бросали березу в воду, овраг, костер, т. е. «провожали березу» или «хоронили ее». Береза в данном обряде выступала символом Великой богини, Матери-природы, отсюда и одно из ее прозвищ – «Баба». В среде нашей либеральной интеллигенции часто звучат ернические замечания об особом отношении русского человека к березе («ох, уж эти русские березки!»). Но это лишь доказывает, что в нас живет родовая память, на бессознательном уровне русский человек по-прежнему почитает, казалось бы, навсегда исчезнувших из нашего мира богинь-берегинь.
Странно и удивительно, но современные ученые-мифологи не понимают истинного масштаба образа русалки. Они даже включили ее в число персонажей низшей мифологии, вроде героев массовки. И это настолько нелепо, что невольно приходит мысль, будто делается это намеренно. А ведь еще в XIX веке А.С. Фаминцын в книге «Божества древних славян» назвал русалку «светлой, златовласой, русовласой Богиней». Само слово «русалка» происходит от прилагательного «русая». Одно из народных названий русалки – «краса – русая коса». В заговорах забайкальских казаков русалка – это русая девица. И.П. Сахаров в сборнике «Сказания русского народа» приводит предания о «русалках-девицах с русыми косами».
У Константина Бальмонта есть стихотворение:
Я русский, я русый, я рыжий.Под солнцем рожден и возрос.Не ночью. Не веришь? Гляди жеВ волну золотистых волос.
Я русский, я рыжий, я русый.От моря до моря ходил.Низал я янтарные бусы,Я звенья ковал для кадил.
Я рыжий, я русый, я русский.Я знаю и мудрость, и бред.Иду я – тропинкою узкой,Приду – как широкий рассвет.
Поэт соединяет слова «русый» и «русский». Нам их соединение видится правомерным только при одном важнейшем дополнении. Русы – имя жрецов у ариев, а русские – это те, кто воспринял арийские верования. Соответственно, светлые волосы, по-видимому, были обязательным условием для арийского жреца, точно так же, как и для русалки-берегини. И опять-таки, жрецы-русы, позаимствовав свое прозвище от русалок, стали верховодить только при наступлении патриархата. А он наступил в ту эпоху, когда на русский Олимп взошел бог Род.
Мы, нынешние жители России, даже не представляем всей силы этого имени и глубины образа, который наши языческие предки под этим именем почитали. Род – наиболее древний неперсонифицированный бог русских, бог Вселенной, живущий на небе и давший жизнь всему живому. Автор «Книги об идолах» считал культ Рода одной из мировых религий, которая некогда охватывала Египет, Вавилон, Грецию, Рим и славянский мир. Все комментаторы этой части текста считают, что русского книжника явно «занесло», но, как подробно рассказано в предыдущей главе, все именно так и было.
Или вот еще одно независимое мнение. У Федора Ивановича Тютчева (1803–1873) есть одно необычное стихотворение, которое называется «Русская география». Приведем его полностью:
Москва и град Петров, и Константинов град —Вот царства русского заветные столицы…Но где предел ему? и где его границы —На север, на восток, на юг и на закат?Грядущим временам судьбы их обличат…
Семь внутренних морей и семь великих рек…От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная…Вот царство русское… и не пройдет вовек,Как то провидел Дух и Даниил предрек.
Идея поэта соединить три великие столицы вполне понятна. Град Петров – это Рим, город святого апостола Петра; Константинов град – Константинополь, столица Византии. Включение в этот ряд Москвы является отражением знаменитой формулы старца Филофея: «Москва – Третий Рим». Но почему вдруг Тютчев называет эти города столицами русского царства? Филофей говорил только о преемственности городов как центров мировых империй, определявших пути развития цивилизации. Кроме того, Москва выступала прямой наследницей и продолжательницей византийской традиции в христианстве. Но поэт выделяет не политическую и не религиозную черты сходства империй, а именно этническую. Это наполняет филофеевскую мысль совершенно новым содержанием: поэт говорит о присутствии предков русских в древнем Риме и в Византии.
