Дэвид Холловэй - Сталин и бомба: Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956
Вопросы о взаимоотношениях между физикой и промышленностью оказались в центре внимания собравшейся в марте 1936 г. сессии Академии наук. Советское руководство было обеспокоено тем, что, несмотря на большие средства, выделенные науке, советским физикам не удалось внести достаточный вклад в развитие промышленности. Цель сессии состояла в том, чтобы указать советским физикам, что их основная задача состоит в обеспечении научной основы развития социалистического производства. Это указание должно было внушаться путем «критики и самокритики» Иоффе и его института, олицетворявшего советскую физическую школу, за недостатки в работе по оказанию помощи промышленности. Сессия была тщательно подготовлена в соответствии с инструкциями, исходившими от партийного руководства{54}. В день ее открытия правительственная газета «Известия» поместила на своих страницах статью, в которой с сожалением констатировалась неудача института Иоффе в деле помощи промышленности{55}. Это задало тон всей сессии, в работе которой приняли участие несколько сотен ученых и представителей властей. Она состоялась в Москве, куда двумя годами ранее переехала из Ленинграда Академия наук.
Иоффе начал свой доклад с утверждения, что его институт был создан с целью сделать физику научной основой социалистической техники. В результате его работы Советский Союз стал одним из ведущих центров мировой физики. «Основным результатом нашей деятельности я считаю рост советской физики и ее удельного веса в мировой науке. Я думаю, не будет преувеличением сказать, что вместо одного из последних мест наша физика заняла четвертое место, а техническая физика, быть может, даже третье место»{56}.
На базе Физико-технического института начиная с 1918 г. была создана сеть из четырнадцати научно-исследовательских институтов и трех технических вузов, где работали 1 000 научных сотрудников, из которых около ста можно считать крупными самостоятельными учеными{57}.
Иоффе утверждал, что его институт внес существенный вклад в советскую экономику. Среди наиболее важных достижений Института он назвал создание акустического метода измерения нагрузок, новые методы исследования стали и сплавов, изобретение новых изоляционных материалов, защиту линий электропередач и высоковольтных трансформаторов, работы по полимерам и искусственному каучуку, новые методы измерений в биологии{58}. Но инженеры промышленных предприятий, сказал он, не склонны сообщать физикам о своих нуждах и проявляют мало интереса к предложениям, выдвинутым советской наукой. «Одни ожидают, что физика может руководить техникой, создавать новые производства, другие считают ее бесполезной для практики. Часто требуют, чтобы физика внедряла в технику свои приемы чуть ли не насильно, без учета инженерных и экономических факторов. И только немногие понимают, что главный долг физики — отвечать на запросы техники, когда они вытекают из состояния производства, и подготовлять новые приемы. Физик в основном консультант техники, а не ее руководитель»{59}.
Физика, сказал Иоффе, принимала довольно мало участия в осуществлении первых двух пятилетних планов, потому что для внедрения американской техники не требуется большого участия физиков. Но физики будут играть все возрастающую роль в последующие годы, потому что они будут участвовать в развитии новой техники{60}.
В последовавших за этим дебатах ни одно из утверждений Иоффе не осталось без возражений. Ему воздали должное за его вклад в развитие физики, но основная тональность дискуссии была чрезвычайно критической. Заключение Иоффе о становлении советской физики было подвергнуто сомнению несколькими выступавшими; среди них надо особо отметить Александра Лейпунского, бывшего студента физико-механического факультета, который теперь стал директором Украинского физико-технического института в Харькове. Лейпунский доказывал, что утверждение, будто бы Советский Союз занимает четвертое место в мировой физике, совершенно ошибочно. Если первое место следует приписать Англии, второе — Америке, а третье — Франции, сказал Лейпунский, тогда надо иметь в виду, что между третьим и четвертым местом существует большой разрыв. Более того, если принять во внимание интенсивное взаимодействие между учеными различных стран Западной Европы, то западноевропейская наука должна рассматриваться как единое целое, причем «существует довольно изрядный качественный скачок между западноевропейской наукой и нашей». Советский Союз не занимает ведущих позиций ни в одной области физики, и в стране нет физических школ, которые можно было бы сравнивать со школой Нильса Бора в Дании или Эрнста Резерфорда в Англии.
Лейпунский также оспорил утверждение Иоффе о том, что Советский Союз занимает третье место в мире в области технической физики, уступая только США и Германии. Техническая физика должна характеризоваться не числом или качеством опубликованных работ, а изготовленной технической продукцией. Иоффе поставил Советский Союз впереди Англии, но Лейпунский, который только что вернулся из Кембриджа, где провел целый год, не согласился с этим: Иоффе неправ, утверждая, что в советской физике все обстоит благополучно, особенно если учесть его верную мысль о стоящей перед Советским Союзом задачей развить свою собственную технику, не зависящую от Запада. Такая задача может быть решена лишь в том случае, если Советский Союз будет иметь передовую науку и исключительные возможности приложения результатов науки к нуждам практики{61}.
Критическое отношение Лейпунского к оптимистической оценке, данной Иоффе состоянию советской физики, было поддержано другими выступавшими. Но самое пристальное внимание вызвало то, что в наибольшей степени обеспокоило и власти: существование пропасти между наукой и индустрией, неспособность использовать новые научные идеи в производстве продукции. Академик Дмитрий Рождественский, который основал в Ленинграде Государственный оптический институт, особенно возражал против точки зрения Иоффе относительно того, что в промышленности физик должен ограничиваться ролью консультанта. Институт Иоффе, сказал Рождественский, был очень далек от промышленности, в отличие от Государственного оптического института. Наука нуждается в более тесном контакте с промышленностью, если она хочет проявить инициативу в обеспечении технического прогресса, да и сама она развивается на основе развития техники{62}.
Многие выступавшие отмечали, что физики не стремились взаимодействовать с промышленностью. В одном из выступлений говорилось о том, что Физтех проявлял в этом плане «академизм» и «аристократизм»{63}.[12] А.А. Арманд, глава исследовательского сектора Наркомата тяжелой промышленности, выразил недовольство: «Среди наших физиков, к сожалению, воспитывается мнение, что физикам нечего делать в промышленности, что тот не физик и грош ему цена, который умеет физические данные превращать в практические вещи, что он ремесленник, что физик только тот, кто открывает новую дорогу физике, который работает над атомным ядром, над квантовой механикой, и что физику-де не нужно идти на инженерную работу»{64}.
Институт Иоффе критиковали также и за другое. Лейпунский говорил о том, что работа в нем проводится бессистемно, и утверждал, что акцент на планы развития технологии будущего противоречит попыткам института удовлетворить текущие потребности промышленности{65}.[13] Другие выступавшие, вспоминая неудачу Иоффе с тонкослойной изоляцией, говорили о низком уровне теоретической работы и небрежностях в проведении экспериментов. Особенно резкая атака в этом отношении исходила от Ландау, который сетовал на то, что Иоффе насаждал в советской физике хвастовство и самодовольство{66}.
Иоффе признал, что некоторые из этих критических замечаний справедливы, но от большинства обвинений защищался. Он заявил, что ошибся в своей оценке положения советской физики и что его замечания были слишком оптимистическими, но он хотел показать, что «в совокупности научной работы у нас есть значительная ценность — и культурная, и народнохозяйственная»{67}. Физиков и в самом деле нужно осудить за то, что они не были настойчивы в отстаивании нововведений, но и со стороны промышленности тоже имело место заметное сопротивление, поскольку она была в большей степени заинтересована в том, что уже было сделано на Западе, чем в предложениях советских ученых. Иоффе привел пример, назвав его типичным. В своих работах по изоляции институт предложил и испытал в качестве материала для промышленности ацетил-целлюлозу. Однако, несмотря на оказываемое разными способами давление на советскую промышленность, она не приступила к ее производству. Только после того, как представители Харьковского электромеханического завода увидели, что изоляцию такого типа изготовляют на предприятиях фирмы «Метро-Виккерс» в Англии, завод приступил к производству этого материала{68}.
