В дальних плаваниях и полетах - Лев Борисович Хват
Поздней осенью я встретил его в Художественном театре, а на другой день заехал к Валерию Павловичу домой. На письменном столе, подле знакомого глобуса, лежали недавно изданная книга Чкалова «Наш трансполярный рейс» и пачка писем. Почти год прошел, как горьковчане избрали Валерия Павловича депутатом в Верховный Совет СССР. К народному избраннику обращались не только земляки: в его корреспонденции я увидел конверт с почтовым штемпелем «Барселона». Далеко распространилась слава летчика!
— Трудновато мне, — указал Чкалов на письма. — Ведь пишут-то наши советские люди, каждый ждет от тебя ответа. Вот Егорова Матрена Фоминишна, из Канавина, просит протолкнуть — так и пишет «протолкнуть» — свою пенсию в собесе. Или это — от молодежи моего Василёва — насчет постройки водной станции. Читаешь письмо, и думается: может, старая Фоминишна с утра в окошко глядит — не несет ли почтальон весточку от депутата? Я взял за правило отвечать каждому, в течение десяти дней. Потому всегда и кажется, будто недоделал чего-то…
— А летать много приходится?
— Сейчас новую машину готовят, вот это ястребок! — пылко проговорил Чкалов.
— Кто же будет испытывать?
— Этой машины никому не уступлю.
— А шарик в отставке? — показал я на глобус.
— Нет, никуда он от нас не денется! Сейчас октябрь, толковать об этом рановато… Хорошо бы первым делом в Австралию слетать и разведать: как оттуда рвануть дальше на юг?
— К Южному полюсу?
— Ага! На нашем АНТе свободно можно перелететь из Австралии в Южную Америку через Антарктиду. Мы с Байдуковым и Беляковым мозгуем это дело… Ну, а тем временем построят новую машину — для шарика.
— Значит, можно создать самолет дальностью в тридцать тысяч километров?
— Ясное дело!
Чкалов крутнул глобус и улыбнулся.
— Правильно говорил в Нью-Йорке старик Стефанссон, что выбрать маршрут для дальнего перелета стало нелегко… Здорово шагает авиация! Годков пятнадцать назад кто бы поверил, что в наше время можно будет слетать за десять — двенадцать тысяч километров без посадки. А пройдет четверть века, и станут за несколько часов летать в пустыню Сахару, куда-нибудь в Южную Америку или в ту же Австралию — очень просто!..
Это было последнее мое свидание с Валерием Чкаловым, великим летчиком, народным героем.
Несчастье стряслось 15 декабря. В три часа дня мне позвонил товарищ — журналист:
— Беда! Говорят, на Центральном аэродроме разбился Чкалов.
— Невероятно! Валерий Павлович в Горьком.
— Нет, он вернулся в Москву и сегодня будто бы испытывал новый истребитель.
«Сейчас новую машину готовят, вот это ястребок!» — ожили в памяти чкаловские слова.
Беляков находился совсем рядом с аэродромом, я позвонил ему.
— Валерий летал, — подтвердил Александр Васильевич. — Видели, как он снижался вне зоны, больше ничего не известно.
Глубоко взволнованный, я вызвал летно-испытательную станцию, где работали Громов и Байдуков. К телефону подошел Михаил Михайлович.
— Чкалов испытывал опытную машину и пошел на вынужденную посадку, — сказал он. — А где опустился, никто не знает. Байдуков летает сейчас вокруг аэродрома, ищет…
Быстро темнело. Звонки не прекращались. И вдруг — ошеломляющее известие: Валерий Павлович в Боткинской больнице! Еще несколько минут гнетущего неведения, и на вопрос, правда ли, что Чкалов доставлен в больницу, главный врач отвечает утвердительно.
— Его состояние? Какие надежды?
— К нам его привезли бездыханным, — слышу печальный голос.
Великого летчика не стало.
Еще утром, веселый и довольный, он ласково простился с семьей, пообещав сыну часа через три вернуться с аэродрома. Там стоял истребитель новой конструкции. Испытать самолет в воздухе, нащупать и вскрыть все его уязвимые места, определить достоинства и высказать мнение о боевой машине, которая должна усилить мощь отечественной авиации, Чкалов считал своим святым долгом.
Полет на остров Удд и трансполярный рейс в Америку принесли ему любовь и уважение народа, всемирную славу. Но он постоянно чувствовал себя в неоплатном долгу перед Родиной и слышать не хотел о том, чтобы оставить любимую и опасную испытательскую работу: «Я буду держать штурвал самолета, пока в моих руках есть сила, а глаза видят землю». Он остался верен своему слову до конца.
После полудня Валерий Павлович приехал на аэродром.
— Не замерзли, друзья? — обратился он к механикам. — Говорят, нынче чуть ли не все тридцать градусов!
Летчик обошел вокруг истребителя, с удовольствием подлинного ценителя оглядывая строгие его очертания.
— Все в порядке?.. Лечу!
Самолет пошел в воздух. Первый раз опытная машина поднялась над землей.
Истребитель описал круг за границей аэродрома, зашел на второй. Мотор ровно гудел в прозрачном морозном воздухе.
Люди на старте, запрокинув головы, следили за машиной. Сейчас Чкалов закончит второй круг и пойдет на посадку. Что он скажет?
На двухсотметровой высоте самолет приближался к аэродрому. Внезапно гул оборвался: что-то произошло с мотором! Люди на старте замерли.
До аэродрома оставалось пролететь каких-нибудь полтора километра. Чкалов планировал, но высота убывала слишком быстро. Прыгать с парашютом бессмысленно: земля уже совсем близко…
Чкалов на гибнущем самолете боролся. Вокруг были жилые дома, сараи, склады. Он направил истребитель к маленькой ровной площадке, но дотянуть до нее не смог — не хватило секунд…
Рабочие склада строительных материалов вышли во двор, направляясь к столовой. С нарастающим свистом неслась на них машина. Люди оцепенели. Прямо перед собой видели они нос истребителя. Вот-вот он врежется в толпу!..
Но Чкалов заметил людей. Нет, ни один не должен пострадать! И рука великого летчика отвела от них смерть. Истребитель послушно отвернул — в последний раз.
Чудовищной силы удар о землю вырвал пилота вместе с сиденьем из кабины, взметнул в воздух и бросил вниз…
Сбежались рабочие. Его бережно подняли, уложили в автомобиль, помчали в Боткинскую больницу. Машина остановилась у приемного покоя. Врач взял его за руку. Пульс не прощупывался. Сестры держали наготове шприцы. Разрезали комбинезон. На военной гимнастерке блеснули ордена Ленина и Красного Знамени, депутатский значок.
— Чкалов! — отчаянно вскрикнула сестра. — Валерий Чкалов!
Это было в третьем часу пополудни.
Главный врач больницы проводил меня в маленькую комнату приемного покоя. Ярко горели лампы. Под белым покровом лежал Валерий Павлович. Лицо его было серьезно и строго. Такое выражение принимало оно в часы, когда решались судьбы дальних перелетов, когда он обдумывал планы нового маршрута — вокруг земного шара без посадки. Пряди русых волос прилипли к влажному лбу. Брови сурово сдвинуты. Руки сложены на
