Записки о московской войне - Рейнгольд Гейденштейн
Но когда этот порядок прежде всего был изменен у Немцев, то Венгерцы, видя также, что Поляки врываются, получив сперва сигнал короля, бросились по развалинам в другую башню, и прежде всех Фома Держек (Thomas Dersecius) и Матвей Керекеш (Matteas Kerekesius) выставили на ней знамена. За ними уже бросился Гавриил Бекеш, схватив знамя и ведя с собою всадников; и когда уже внесено было много других знамен, и войска желали затем дальше направиться в город, то их дальнейшему движению против всякого ожидания помешал ров, который уже раньше был выкопан неприятелем, и несколько деревянных укреплений, оказавшихся перед ними. Неприятели, сначала устрашенные нападением наших при переходе чрез стены, видя, что свои прогнаны с укреплений и знамена уже воткнуты в разных местах, стали было искать удобного случая для бегства. Между тем в то время, как наши были задержаны при взятии стен, Иван Шуйский разъезжал тут и там на раненом коне; он своими угрозами, просьбами, наконец, даже слезами, и с другой стороны епископ, выставляя мощи и иконы, успели остановить бегство и ужас своих. Враги сперва стали стрелять в наших из пушек и бросать камни, в то время как наши в свою очередь метали в них копья и, когда с той и с другой стороны очень многие были ранены, то Москвитяне пытались подложить порох под башню, занятую, как мы выше сказали, Поляками и, так как наши солдаты этим нисколько не были сбиты с толку, то повторили еще два раза сию попытку. Когда наконец башня занялась, наши, не будучи уже в [211] состоянии дальше выносить огня, сперва стали спускаться вниз, под конец же, когда стали сами терпеть большие потери под перекрестными выстрелами неприятельских пушек с болверка, находившегося над рекой Великой, которого не возможно было разрушить в столь короткое время нашими пушками, то принуждены были совсем покинуть свою позицию. После этого все Москвитяне бросились против Венгерцев: последние, видя, что нельзя им преодолеть противопоставленные им указанные преграды, долго выдерживали нападение неприятелей и при наступлении уже ночи, унеся сперва по военному обычаю своих убитых, вернулись назад. В этот день погибло из польской знати более 40 человек, у Венгров не меньшее число, и между ними оказался и знаменитый Гавриил Бекеш. Неприятели также потерпели большой урон; очень много было у них убито, в числе коих первые начальники пехоты, а также и Николай Черкасский, предводитель казаков, и очень многие были ранены[135]. По этому в грамоте, посланной ими к гарнизону Гдовскому, которая по прошествии короткого промежутка времени была перехвачена нашими, они высказывали сильный страх и просили немедленно уведомить царя о положении дел их и о необходимости выслать им подкрепление. Замойский, полагая, что после всех трудностей и неудач того дня нужно дать отдых солдатам, приказал занять караулы около пушек и траншей всадникам Юрия Мнишка, старосты Саноцского, которые были помещены в резерве и до сих пор оставались нетронуты, так как по изменении порядка опасность не дошла до них, и начальником над всей пехотой и окопами он поставил Станислава Пенкославского, так как Уровецкий был ранен во время приступа.
На другой день, когда созван был совет, прежде всего [212] стали думать о том, чтобы достать еще пороху для пушек. Отправлен был с этою целью человек к герцогу Курляндскому, к жителям Риги и в другие соседние места. При этом Замойский давал для списывания экземпляры письма жителей Пскова, перехваченного нами, для того, чтобы распространением его сделать известным трудное положение осажденных, и тем уничтожить впечатление слишком неприятных слухов о нашем неудачном приступе, имеющих достигнуть Польши.
Во то же время Замойский обратился к королю с таким предложением: дабы предупредить возможность какого нибудь несчастия, которое могло бы принудить их оставить осаду, всего лучше и сообразнее с положением дел было бы заблаговременно, пока войско еще в полном составе, построить несколько больверков и укреплений для того, чтобы солдаты, размещенные там, могли держать город в продолжительной осаде и теснить его недостатком провианта; а так как отряды волонтеров, по его мнению, не могли выносить слишком долговременной службы, да они притом только увеличивали бы трудность содержания остального войска, то после исполнения вышеозначенной задачи, следовало бы отпустить их домой, и за