Покорение Финляндии. Том II - Кесарь Филиппович Ордин
Успех настояний Спренгтпортена получил наконец вполне определенное выражение, и он торопился переводом воззвания и его оглашением. В последнюю минуту произошла новая, хотя и мелочная задержка в печатании шведского перевода, который собственно и должен был быть послан для распубликования. В петербургских типографиях не нашлось готовой литеры å, употребляемой в шведском языке, и ее пришлось резать, а затем отливать. По поводу этой задержки со шведским переводом нельзя не обратить внимания на то, что заботились о шведском тексте объявления и вовсе не думали о тексте финском, тогда как большинство крестьянского и отчасти городского населения Финляндии не знало шведского языка. Это, конечно, характеризует меру значения сейма, как всенародного представительства. Преобладающая масса народа могла знать только то, что скажут чиновники и пасторы, и как они скажут.
Для рассылки объявлений Спренгтпортен потребовал 21-го января у Сперанского эстафеты в четырех направлениях: в Куопио и в Улеаборг, в Гейнола, в Тавастгус и Вазу, и в Або и в Борго. Вместо эстафет были посланы в дальние места фельдъегеря.
По отправке объявлений пошла речь о церемониале открытия сейма. Знатоки, бар. Ребиндер и особенно Бук, составляли описания разных подробностей созыва шведских чинов.
Тем временем Спренгтпортен торопился до отъезда из Петербурга провести своих людей на видные места теперь предстоявшие. В числе таких на первом плане было звание маршала сейма, т. е. предводителя дворянского сословия, который руководил бы и всем порядком на сейме вообще. Поэтому Спренгтпортен поспешил обратиться к Сперанскому с заявлением о необходимости немедленно назначить это должностное лицо. «Среди тех, — писал он ему 24-го января, — кто мог бы считать себя в праве домогаться этого назначения, я не знаю никого более достойного, как барона Де-Геера, теперь здесь находящегося. Это был тот самый барон Де-Геер, которого Спренгтпортен так усиленно рекомендовал в начале войны гр. Румянцеву, как богатейшего землевладельца, ревностно желающего присягнуть Императору Александру, и который так неожиданно опроверг все утверждения Спренгтпортена. Теперь Спренгтпортен вновь осыпал похвалами своего приятеля. «Со всеобщим доверием, коим Де-Геер пользуется, — продолжал ой внушать Сперанскому, — барон обладает всеми качествами, нужными для этого звания: способностью, рождением, значением и честностью; если Е. В. удостоит его своим вниманием, то не сомневаюсь, что будет очень доволен своим выбором. Спренгтпортен умалчивал при этом об одном недостатке Де-Геера, очень немаловажном. Известный Ребиндер с своей стороны, характеризуя Де-Геера по поводу одного обстоятельства, писал тому же Сперанскому: «я отвечаю за его (Де-Геера) добрые намерения, но он слаб и дает себя водить то просвещенным людям, то разным аферистам».[62]
«Маршал дворянства, — продолжал Спренгтпортен, — живет на счет государя. Он установляет порядок предложений, занятия депутаций, внутреннее хозяйство и полицию сейма. Обыкновенно в его распоряжение предоставляется некоторая сумма для употребления в делах, успех коих остается nä его ответственности. От Е. В. зависит определить по своему усмотрению эту сумму; но как бы она ни была велика, она обыкновенно возвращается в казну вслед за прекращением сейма, для чего признательный народ назначает часть усиленной подати [63].
Предложение Спренгтпортена было принято, и Де-Геер в начале февраля был уже маршалом сейма. Он не замедлил обратиться к Сперанскому с запиской (note très humble), в которой среди 4-х пунктов по разным предметам заключалось и ходатайство об отпуске аванса, который по окончании сейма, — повторял и он, — будет пополнен. Де-Геер прямо определял размер суммы в 100 или 150 тысяч рублей; назначение её было — на расходы по сейму (pour les frais de la diète). Он просил вместе с тем, чтобы часть денег была немедленно выдана для передачи интенданту сейма, в виду спешности распоряжений.
Русское правительство должно быть доверяло тому, что отпуски сумм из государственной казны действительно возвратятся в нее на счет местных финляндских доходов. На деле эти обещания писались только для того, чтобы легче добиваться ассигнований из русской казны. Проходили как потом оказалось годы, а о возврате так называемых позаимствований не было и помина, и по сведениям местных управителей от доходов Финляндии не было почти никаких остатков.
Заявление Де-Геера было в скорости удовлетворено, хотя и в минимальном размере, и министр финансов получил от 19-го феврали 1809 г. следующий именной указ: «Федор Александрович, предназначив в будущем марте месяце открыть сейм в новоприсоединенной Финляндии, на необходимые при сем случае приготовления повелеваю отпустить в распоряжение маршала сего сейма, барона Де-Геера сто тысяч руб. асс., из коих одну половину вы не оставите вручить ныне же, а другую по востребовании».
Сперанский с своей стороны, посылая Гурьеву указ, пояснял ему что Де-Геер завтра, т. е. 20-го февраля, получает отпускную аудиенцию и в воскресенье должен отправиться; поэтому торопил выдачей денег. А не далее 6-го марта Сперанскому дано повеление, чтобы отпущены были и остальные 50 тысяч.
Ассигнованные Де-Гееру деньги пошли в более или менее значительной мере на угощение депутатов. Получив деньги, Де-Геер просил и об отпуске ему серебра, канделябров, сервизов, столового белья и пр. на 50 персон; просил прислуги, придворных ливрей, 6 лошадей и экипажей. Просил дать ему курьера, знающего шведский язык; им даже указан курьер министерства иностранных дел, Сопонев, которого он желал иметь при себе. Все это было ему предоставлено.
В том же мемуаре от 5-го февраля Де-Геер представлял и о других предметах, вызываемых сеймом.
По шведской конституции канцлер юстиции поверял уполномочия депутатов сословий, кроме дворянского. Так как в Финляндии, как шведской провинции, такого государственного чиновника естественно не было, то Де-Геер вошел с представлением о назначении для сего особого лица, умалчивая что теперь шло дело не о «государственном» сейме — риксдаге (Riksdag), а о местном, областном ландтаге (Landtag)). Надлежало бы, конечно, поручить это дело ведению русского министра юстиции, или генерал-прокурора, чем не было бы нисколько нарушено обещанное Александром сохранение местных законов страны, и лишь в права Швеции как государства вступила бы Россия. Но об этом не подумали и безмолвно согласились с Де-Геером. Тот предложил известного уже Тандефельда, президента абоского гофгерихта, как старшего из судебных чиновников края, к тому же пользующегося уважением.
Нужно было назначить секретаря дворянства. Собственно это избрание принадлежало по прежним правилам самому дворянству; но Де-Геер не стеснялся, когда нужно, отступлением от них и просил назначить секретаря по усмотрению Е. В-ва. С своей стороны он рекомендовал асессора вазаского гофгерихта, барона Мелина. Такое отступление он мотивировал тем, что секретарю нужно начать свою деятельность еще до начала сейма, собирая разные сведения.
Нужен
