Мифология славянского язычества - Дмитрий Оттович Шеппинг
У нас существовало древле земледельческое орудие – рогалие: «аз же пристроих 7 дний рогалие, ими же копати землю» (говорит Нестор). В немецкой саге встречаем выражение: dem pfluoc begrifen bi dem horn, наконец, самое латинское слово arator было в первоначальном смысле своем не что иное, как Шигш, бык.
Рог, а от него и всякий рогатый скот, был во всех космогониях древности постоянным символом света и его плодотворной силы, а позднее и земледелия; в особенности получила корова это мифическое олицетворение не только самого материка Земли, но и ее произрастительной силы.
Санскр. go (сохранившееся в русском говяда) в то же время обозначает и корову, и землю; все богини земли и хлебопашества имеют в своих принадлежностях и корову; так, египетская Изида представляется нередко с коровьей головой. Бык, или, точнее сказать, вол встречается так же, как аллегорическое изображение земледелия; так, например, Вакх представляется иногда с бычьей ногой, как изобретатель хлебопашества; Варрон называет вола верным спутником земледельца, и во всех иероглифических изображениях хлебопашества в Египте встречаются и волы возле изображения египетского плуга, houe. Наконец, нам нечего напоминать здесь о пользе волов и скота вообще в деле хлебопашества; но это объясняет отчасти, почему у нас на Руси бог скота, Волос, в периоде земледелия принял, по-видимому, и покровительство над хлебами, если судить по обычаю завивать Волотке бородку или оставлять в поле несколько несжатых колосьев Волотку на бородку. Замечательно, что древле человек нашел какое-то сродство в понятиях плуга и корабля; оба врезываются и пересекают они землю или воду, обоим присваиваются принадлежности носа, хвоста и прочих частей животных, и, вероятно, подобно норманнским кораблям, и древние плуги украшались иногда изображениями животных. Поэты и доныне сравнивают нивы с морскими волнами, и самая стихия воды и влаги имеет в себе плодотворное влияние на земную произрастительность (например, наводнение Нила в Египте). Наши древние песни выразили эту мысль в эпическом названии «мать сыра земля», которое подтверждается не только малорусской поговоркой: «Де ма лугу, там росте», т. е. где мокронько, там и растет, но и многими нашими пословицами, как, например: «Овес говорит: сей в воду и в пору» или: «Сей меня в грязь, и я буду князь». Наконец, находим мы в некоторых местах Германии, вместо общеевропейского суеверного обряда опахивания полей и сел от заразы и засухи, обычай обвозить (вместо плуга) вокруг сел и городов корабли и лодки. То же сближение корабля с плугом замечает Гримм и в некоторых немецких податях и данях, платившихся серебряными корабликами и плужками.
Теперь нам отчасти и понятно будет, почему самое слово плуг, нем. Pflug, имеет свое начало от санскр. plava, корабль, и связывается таким образом происхождением своим, с глаголом плавать, плыть, подобно как по-латыни sulcus, борозда и sulkare, плавать.
Понятия семени и посева во всех языках Европы имеют общее однозвучное происхождение semen – saat – semer и проч. У краинцев называется время посева Сейвиной, т. е. именем языческой богини хлебопашества Sieva; в санскр. сития есть жито, откуда и Сита, индийская богиня хлебопашества, а в греч. жито в то же время и прозвище Деметры. Хлебное семя – зерно, нем. Korn, готск. kaurn, латинск. granum, в литовск. – латышск. наречиях zimis, sirns переходит в значение гороха, и точно так же, как латинское pisum (горох) сродственно с понятием pinso – piso – толочь, молоть, откуда и pinsor – хлебник, также и литовск. zirnis, славянск. зерно, нем. Korn и романск. grain переходит в понятие ручных мельниц (mola), в выражениях литовск. girna (множеств, girnos), славянск. жорна (жорнов), нем. gvorn и англо-сакс. grindan, молоть; в санскр. dzri значит молоть, откуда и слово dzirna, терка (tritus), которое, по-видимому, осталось не без влияния на образование славянск. жорна и литовск. girna. Как зерно в то же время и плод хлебного растения, то нем. Korn, франц. grain, итал. grano (в особенности во множественном числе) значение еще не молоченного, на поле стоящего, как и сжатого хлеба, словом, вообще хлеб или жито; подобно нем. Traide – Getraide (древненем. getragedi), от tragan, tragen, носить, т. е. принос, приплод; латинск. frumentum имеет свое начало от frux, плод, а итал. biada и франц. bled, ble, также не что иное, как плод (англо-сакс. bloed). Не относится ли сюда и нем. Brod или Brotd, получившее понятие печеного хлеба, хотя Гримм производит его от brechen, ломать; но при постоянном переходе l в ч и ч в l легко также могло brod или prod образоваться из bloed, плод, подобно как санскр. отказ переходит у нас в волк, или labor в работа.
Все народы вообще почитали хлеб Божьей благодатью и лучшим благом земли, отчего и выражение, как видели выше, Божий хлеб, Gottes dave и das Hebe brot, чешское zbozi, обилие, и наша пословица «Все добро за хлебом», и эпитет честный, придаваемый хлебу, в особенности овсу, латышское labbiba (жито) от labs, добро. Наконец, славянск. жито (от санкр. джив, дживана – живу, жизнь) и хлеб, готск. hlaib, нем. Laib, Laibbrot (печеный хлеб) носят в себе понятие жизнь, и славянск. жито, живот и жизнь совершенно соответствуют нем. словам Laib, Leib и Leben, и наше русское слово хлеб, созвучное с hlaib, является точным синонимом жита.
С понятиями Божьего дара, добра, богатства и жизни соединяются в названиях пшеницы как хлеба по преимуществу и сродные им понятия чистоты и света. На всех немецких и литовских наречиях зовется пшеница hwaiteis, hwait, waizen, от санскр. sveta – белый (наше свет), древненем. hweiss, weis. Тому же понятию соответствует и наше народное эпическое выражение: «белая ярица и ярая пшеница»[60]. Здесь явно, что слово ярая, ярица не принимается только в смысле весенней, ибо тогда и все прочие яровые хлеба имели бы право на это выражение, присвоенное единственно пшенице в смысле света, от древнего яр – жар, название бога – весеннего солнца и производительной
