Оксана Захарова - Генерал-фельдмаршал светлейший князь М. С. Воронцов. Рыцарь Российской империи
Впоследствии, уже во время службы М.С. Воронцова на Кавказе, современники подчеркивали, что в трудных ситуациях улыбка наместника, выражавшая спокойную уверенность, вселяла и в других уверенность в победе над трудностями и опасностями. В 1842 г. М.С. Воронцов приезжает навестить заболевшего Ю.Н. Бартенева, который после его визита оставил следующее воспоминание: «О, этот человек, монументальный и наружностью и психизмом, немало доставляет утешение разбиенному духу моему»[661].
Влияние М.С. Воронцова на окружающих было поразительным, что отмечалось современниками на протяжении всей жизни М.С. Воронцова. М.П. Розберг, впоследствии профессор русского языка в Дерптском университете, писал в 1830 г. Н.И. Розанову, что: «Его обращение, его поступки — все отзывается благородством, какого мы не привыкли видеть в наших знатных сановниках, образованием он опять-таки станет выше всех их»[662]. В 1842 г. с М.С. Воронцовым встречается декабрист Н.И. Лорер, который также подчеркивает внимательность, особую манеру общения М.С. Воронцова, его европейское образование, «какими в то время не многие из наших сановников отличались»[663]. Графиня А.Д. Блудова вспоминала, что М.С. Воронцов обладал тонким умом, достоинством, приветливостью, его аристократическая красота устояла под бременем времени. Но в то же время, пишет Блудова: «Воронцов смотрел истым лордом, без всякой примеси родной беспечности и laisser-aller»[664]. Говоря о родной беспечности, АД. Блудова, вероятно, имеет в виду прямодушие и эмоциональность отца М.С. Воронцова, эти качества проявились у С.Р. Воронцова не только в общении с друзьями, но и в его служебной деятельности.
Почти три десятилетия, отданные государственной службе в России, не могли не оказать влияния на черты характера М.С. Воронцова. Полагаю, что по своему стилю руководства он ближе к Александру Романовичу Воронцову, человеку «кремневого» характера, как говорили о нем современники.
Подчиненные очень тонко чувствуют состояние руководителя, обязанного в любой, даже экстремальной ситуации сохранить спокойствие и уверенность в себе. Во время осады Варны в августе 1828 г. М.С. Воронцов, как вспоминал М.П. Щербинин, так же хладнокровно, как и на гражданской службе, отдавал распоряжения для отражения неприятеля.
Уверенность в собственных возможностях необходима руководителю не только при общении с подчиненными, но и в отношениях с равными себе по рангу, а также с вышестоящим руководством.
В данном случае интересен эпизод, произошедший после взятия Варны. Император и все сопровождавшие его, в том числе М.С. Воронцов, были застигнуты страшной бурей на линейном корабле «Императрица Мария», возникла угроза быть снесенными к турецким берегам. Император держался необычайно спокойно и хладнокровно. П. И. Бартенев, ссылаясь на слова одного из очевидцев, указывает, что М.С. Воронцов на совещании в царской каюте предлагал при угрозе овладения кораблем турками не сдаваться в плен и взорвать корабль[665].
Согласно воспоминаниям современников, спокойствие и уверенность в себе не покидали Воронцова во многих экстремальных ситуациях, как во время проведения боевых операций, так и в годы гражданского управления. «Каждый чиновник смело мог прийти к нему (М.С. Воронцову) и объяснить свое недоразумение или промах, и граф хладнокровно говорил: в таком случае, любезнейший, это надо уладить так»[666]. После чего следовали необходимые распоряжения, при этом, как уже упоминалось выше, слова приказаний, сказанные ровным спокойным голосом М.С. Воронцова, без признаков раздражения и недовольства, имели, по отзывам современников, своеобразную магическую силу, и подобное мнение в источниках встречается не единожды.
Твердость духа, невозмутимое хладнокровие отмечает в Воронцове М.П. Щербинин и в борьбе с эпидемией чумы в Одессе 1837 г., и во время похода из Дарго через Ичкерийский лес. В период военных действий на Кавказе в начале 50-х гг. эти качества удивляли молодых сослуживцев М.С. Воронцова. Сохранился следующий отзыв князя А.И. Барятинского: «Храбрость это была истинно джентельменская, всегда спокойная, всегда ровная. Часто случалось, что во время сна главнокомандующего раздавалась тревога в самой квартире. Князь Воронцов просыпался, спокойно вынимал шпагу и спокойно говорил: „Господа, будем защищаться“»[667].
В.А. Соллогуб, также служивший на Кавказе под началом М.С. Воронцова, дает следующую характеристику наместнику: «Он обладал в высшей степени тремя очень редкими между русскими людьми качествами: необыкновенной настойчивостью, непреклонной твердостью убеждений и самой утонченной вежливостью». Но далее Соллогуб подчеркивает, что зачастую эта вежливость становилась оскорбительной. Так, М.С. Воронцов мог с неизменной утонченной улыбкой отдать приказ повесить шпиона, а перед этим вежливо беседовать с ним. «Чем объяснить это вечно улыбающееся самообладание? Презрительностью большого барина, считающего, что все, что его окружает, ниже его, а поэтому равно относящегося ко всем? Но Воронцов был слишком умен и человечен, чтобы поддаваться близорукой спеси, свойственной ограниченным людям знатного происхождения. Я скорее полагал, что им руководила высокогосударственная задача людьми управлять даже тогда, когда их приходится вешать…»[668]
Уверенность руководителя в собственных силах связана и во многом влияет на его эмоциональную уравновешенность, умение владеть собой, что, в свою очередь, по мнению исследователей, является необходимым качеством административного деятеля. При рассмотрении этой личностной характеристики специалисты в области управления рекомендуют обращать внимание также и на досуг руководителя. Мы уже упоминали о хладнокровии М.С. Воронцова при осаде Варны в 1828 г., выдержке и спокойствии во время севастопольского возмущения 1830 г., борьбы с эпидемией чумы в 1837 г. Все это требовало от М.С. Воронцова определенного напряжения, при этом сильно возрастала эмоциональная и физическая нагрузка. Тем не менее М.С. Воронцов умел переходить от занятий, требовавших сосредоточения и глубоких раздумий, к разнообразным веселым беседам, что особенно было важно в ситуациях сложных, требующих от начальствующего лица силы духа. Распорядок дня, образ жизни М.С. Воронцова был практически целиком подчинен разрешению различных служебных проблем. Современники говорили, что для графа М.С. Воронцова время — драгоценнейший капитал. Уже в семь часов утра М.С. Воронцова можно было застать за письменным столом, записывающим в небольшую разлинованную книжечку кратко хронику дня. «Если человек не мелочной и не педант без пропуску в продолжении пятидесяти лет день в день записывает, где был, что делал, то уже одно это обстоятельство не дает ли нам некоторого об нем понятия?»[669] После заполнения дневника М.С. Воронцов занимался своими делами. Примерно в восемь часов утра М.С. Воронцов приступал к выполнению административных обязанностей, неразрывно связанных с деятельностью его канцелярии.
Рабочий его день мы уже описывали.
Отличаясь особой простотой в обращении (как и в одежде — любимый сюртук Нарвского егерского полка), даже некоторой скромностью и застенчивостью, М.С. Воронцов тем не менее (и подчиненные помнили об этом) был долгопамятен как в добре, так и в зле; составив о ком-либо хорошее или плохое мнение, с большим трудом мог изменить его.
После обеда М.С. Воронцов совершал пешую или конную прогулку; если это происходило в подведомственном ему регионе, то во время ее он внимательно наблюдал происходящее вокруг, сообщая о замеченных недостатках властям. Зачастую М.С. Воронцов выходил в открытое море на однопарусной яхте. М.С. Воронцов особенно любил море. Летом 1823 г. он вместе с семьей совершал путешествие на трехмачтовой яхте «Утеха» к берегам Крыма. Из Гурзуфа они предприняли трудные поездки по Южному берегу на татарских лошадях по едва проходимым тропам, скалистым утесам, каменистым ущельям.
По вечерам в доме Воронцовых собирались многочисленные гости. По словам современников, расчетливый в быту, М.С. Воронцов был чрезвычайно добрым хозяином. Так, в Одессе, зимой, помимо еженедельных вечеров и нескольких великолепных балов, он давал каждую неделю два обеда, на которые приглашался по очереди весь город, но если вдруг оказывались лишние гости, то М.С. Воронцов лично беспокоился об их приборах и вине.
В Алупке, где М.С. Воронцов бывал обыкновенно летом и осенью, за обедом собирались от 70 до 120 особ. Каждый гость имел в Алупке две комнаты, третью — для слуги, а для прогулок — экипаж или верховую лошадь. Распорядок дня самого М.С. Воронцова оставался незыблемым, где бы он ни находился. Подобная пунктуальность, верность старым привычкам налагала свой отпечаток и на взаимоотношения с людьми.
