Афганистан. Подлинная история страны-легенды - Мария Вячеславовна Кича
В этот же период Дауд стал премьер-министром (1953). Он был пылким пуштунским националистом, а пуштуны являлись опорой афганской монархии. Естественно, из Кабула полились потоки оскорблений в адрес Исламабада. Однако параллельно Дауд попросил у США военную помощь – и, разумеется, получил отказ. С точки зрения Белого дома, «пуштунское дело» угрожало существованию американского союзника – Пакистана. На тот момент Пакистан представлял собой кипящую «сборную солянку» из десятков разрозненных народов – пенджабцев, пуштунов, синдхов, белуджей и пр. Помимо того, новое государство было катастрофически нестабильно и уже раскололось на две части. В 1971 г. Восточный Пакистан стал Бангладеш. На Кашмир претендовала (и до сих пор претендует) Индия. В случае образования Пуштунистана от Пакистана отпочковались бы не только пуштунские территории, но также, вероятно, Синд и Белуджистан. Соответственно, Пакистан, подобно шагреневой коже, уменьшился бы до Пенджаба – вернее, до его пакистанской части, ибо Пенджаб как историческая область был разделен между Пакистаном и Индией.
Но даже если бы крошечный пакистанский Пенджаб выжил, то какой толк был бы Вашингтону от столь незначительного связующего звена между СЕАТО и СЕНТО? Геополитическое уничтожение Пакистана пробило бы невосполнимую брешь в «заборе», которым Запад оградился от СССР – поэтому Штаты не могли бросить Пакистан на произвол судьбы. Пограничный афгано-пакистанский конфликт гноился, как и любая старая болезненная рана, – но Дауд мог даже не надеяться ни на американское оружие, ни на сочувствие США в этой борьбе. Премьер-министру Афганистана надлежало признать «линию Дюранда» и прекратить вмешиваться в дела соседа – но, конечно же, Дауд этого не сделал.
Летом 1961 г. – во время очередного витка конфликта – пакистанский президент Мухаммед Аюб Хан (кстати, пуштун по национальности) закрыл консульство Пакистана в Кабуле. Дауд к тому времени уже восемь лет бился как рыба об лед, – он не мог ни отказаться от идеи Пуштунистана, ни реализовать этот проект. Премьер-министр отреагировал на действие Исламабада невообразимо глупо – закрыл «линию Дюранда» с афганской стороны. Как только пограничники опустили шлагбаумы, международная торговля застопорилась. По обе стороны границы столпились 200 тыс. кочевников, которые не могли следовать своим традиционным маршрутом в соседнюю страну. Прилавки афганских магазинов и базаров опустели. Зарубежные наблюдатели схватились за головы – ведь Афганистан, в отличие от Пакистана, не имел выхода к морю и лишил себя доступа к морским портам. Вопреки собственному мнению, Дауд не давил на Пакистан – с таким же успехом он мог позвонить в Исламабад и сказать: «Дайте мне Пуштунистан, или я задержу дыхание, пока не умру». Пакистанцы улыбались – и ждали.
США не на шутку встревожились и на всякий случай эвакуировали из Афганистана 150 технических советников. Американские дипломаты призвали Дауда к здравомыслию – но тот был непреклонен. Диктаторы не любят признавать свои ошибки. Впрочем, Кремль внял мольбам Кабула и ринулся спасать гибнущую экономику королевства. Ежедневно СССР закупал несколько сотен тонн афганского винограда и транспортировал его по воздуху в Узбекистан. Советский Союз не нуждался в импортных фруктах – их в достатке выращивали в среднеазиатских республиках. По слухам, виноград выбрасывали в Аральское море.
Безумие Дауда длилось 18 месяцев. Экономика Афганистана едва не рухнула. Проблемы не ограничивались товарным дефицитом – в бюджет не поступали таможенные пошлины, коммерческая прибыль от продажи товаров резко снизилась, а торговые потери были огромны. В сочетании с перерасходом средств на девелоперские проекты это привело к бюджетному дефициту и росту инфляции. Денежные резервы, выделенные Кабулу американцами и Советами в рамках десятилетней гонки (1953–1963), просто испарились.
Но хуже всего было то, что ситуация в целом выглядела так, будто Афганистан нарушил принцип нейтралитета и переметнулся в советский лагерь. Семья не собиралась это терпеть. 9 марта 1963 г. Дауд ушел в отставку. Захир-шах поблагодарил кузена за патриотизм и колоссальный вклад в развитие страны – а также объявил, что теперь он самолично займется государственными делами.
Глава 13
«В нашей Бурухтании очень хорошо»
Этот мир – горы, а наши поступки – крики: эхо от нашего крика в горах всегда возвращается к нам.
Мавлана Джалал-ад-Дин Мухаммад Руми
Дауд ушел в отставку добровольно. Казалось бы – какой диктатор откажется от власти, если он контролирует армию, полицию, спецслужбы и разветвленную шпионскую сеть? Премьер-министр мог сопротивляться, и тогда его борьба наверняка вылилась бы в гражданскую войну и ввергла Афганистан в пучину хаоса – но вместо этого Дауд предпочел пощадить свою страну (либо, вероятно, свою семью). Несомненно, его отставка была обусловлена семейными политическими играми и закулисными сделками, она наверняка сопровождалась нажатием на какие-то рычаги, неведомые посторонним, – но Дауд располагал обширным арсеналом. У него все равно был выбор – и он решил уйти.
Через несколько дней случилось другое грандиозное событие – Захир-шах вознамерился ослабить власть клана Мусахибан. Он приказал написать новую конституцию, которая ограничит полномочия Семьи и даст больше власти народу. Все это выглядело очень подозрительно, и афганцы насторожились. В королевской инициативе им мерещилась фальшивая «оттепель» Шаха Махмуда (1949–1952). Ничто не мешало властям повторить трюк десятилетней давности – отменить цензуру и провести выборы, дабы выявить и покарать смутьянов. Стоило новым оппозиционным лидерам выдать себя, как их бы перевешали или выгнали из страны – и все вернулось бы на круги своя.
Но скептики ошибались – король действительно имел в виду то, что сказал. Новый премьер-министр – физик Мухаммед Юсуф, получивший образование в Германии, – в радиообращении к соотечественникам рассказал о более либеральном политическом и экономическом курсе. Далее Юсуф с одобрения падишаха собрал собственный кабинет – и, к всеобщему удивлению, ни один из министров не принадлежал к королевской семье. Двое даже не были пуштунами. В конце мая 1963 г. Кабул восстановил торговые и дипломатические связи с Исламабадом. Официально соглашение так и не было достигнуто, но пограничный спор никогда больше не накалялся до такой степени.
Реформы продолжались. Политических заключенных амнистировали. Члены клана Чархи, выросшие в тюрьме, вышли на свободу. Многие из них впервые за 10 лет увидели солнце. Историк Мир Гулям Мухаммед Губар вернулся из ссылки и занял прежнюю должность в Кабульском университете. Юсуф распорядился гуманизировать пенитенциарную систему – важный шаг, учитывая, что полиция обычно выбивала из узников признательные показания под пытками. Все эти перемены сулили стране
