Виктор Кожемяко - Деза. Четвертая власть против СССР
При этом меня поразил вывод, к которому пришел в результате своих исследований Александр Дугин. Как он пишет, «масштабы уголовно-правовой политики, связанной со сталинским периодом нашей истории, не слишком отличаются от аналогичных показателей современной России». В начале 90-х годов в системе Главного управления исправительных дел СССР находилось 765 тысяч заключенных, в СИЗО – 200 тысяч. Почти такие же показатели существуют и в наши дни. Но невольно думаешь: а если бы к находящимся в заключении прибавить всех тех, кто «по заслугам» обязательно должен бы там находиться, какие данные мы имели бы!..
На мой взгляд, из нашего прошлого хотят вывести оправдание любым нынешним безобразиям, поднять на пьедестал самую вопиющую несправедливость, воцарившуюся в стране за последние двадцать лет. А как же, расстрелов-то нет, и нет ГУЛАГа. Значит, мы должны радоваться, ликовать, закрыв глаза на происходящее вокруг (в том числе на массовую смертность!) и проклиная все, что было в советское время. Но, во-первых, время это было очень разное, в зависимости от конкретных исторических условий. А во-вторых, даже самые суровые годы требуют конкретного и правдивого рассмотрения, исключая всяческие вымыслы, фальсификации, спекуляции.
М.М. Будем надеяться, что наш с вами разговор служит именно этому.
В.К. Когда-то Анна Ахматова очень броско выразилась: дескать, полстраны сидело, а полстраны охраняло. И это подхватили, внушили молодым! Но эмоциональный поэтический образ все-таки не отражает реальность доподлинно, в чем еще раз убеждают и те документальные фактические данные, которые вы приводили. Во имя истины необходимо, чтобы все поняли: Сванидзе, Млечин, Федотов, Караганов и прочие «десталинизаторы» просто лгут, когда говорят, будто все в Советской стране построили лагерники, а защитили страну – штрафники. Как вы считаете, в каких направлениях далее особенно важно продолжать разъяснительную работу?
Ю.М. Если люди будут знать, сколько чего на самом деле построено, создано в советскую эпоху и что из этого приходится на долю «лагерников», млечины и сванидзе станут для абсолютного большинства просто посмешищем. Если подвиг советского народа в годы Великой Отечественной раскроется для новых поколений во всей его потрясающей силе и полноте, вклад «штрафников» займет в нем реальное, то есть весьма скромное, место.
М.М. Очень важно конкретными выкладками разоблачать ложь о репрессиях, которая стала особенно расхожей. Например, о 1937 – 1938 годах, когда в привычно размашистом изображении «сажали» чуть ли не подряд, без разбора. Скажем, Рой Медведев пишет: в эти годы, «по моим подсчетам, было репрессировано от 5 до 7 миллионов человек… Большинство арестованных в 1937 – 1938 гг. оказались в исправительно-трудовых лагерях, густая сеть которых покрыла всю страну». Каким образом проведены эти подсчеты, остается неизвестным. А вот упоминавшийся нами Александр Дугин свою методику и свою численность, основанную на сугубо документальных архивных данных, не скрывает. И вот какая получается картина.
На 1 января 1937 года в исправительно-трудовых лагерях находилось 820 881 человек, на 1 января 1938-го – 996 367, на 1 января 1939 года – 1 317 195 человек. Много? Безусловно. Однако нельзя автоматически складывать эти цифры, чтобы получить общее число арестованных в 1937 – 1938 годах, как это нередко делается.
Одна из причин, поясняет А. Дугин, состоит в том, что ежегодно определенное число заключенных после отбытия срока наказания или по другим причинам освобождалось из лагерей. Эти данные такие: в 1937 году было освобождено 364 437 человек, в 1938-м – 279 666. Значит, поступило в 1937 году 539 923 человека, а в 1938-м – 600 724. Таким образом, общее число заключенных, вновь поступивших за эти два года в исправительно-трудовые лагеря ГУЛАГа, составило 1 140 647 человек. Больше миллиона, но все-таки не 5 – 7 миллионов по утверждению Р. Медведева!
При этом есть еще одно важнейшее обстоятельство, о котором, как правило, стараются умалчивать все, кто имеет целью не установление истины, а нагнетание «ужасов Советской власти». Мы уже говорили о том, что большинство заключенных составляли не «политические», а «обычные» уголовники. Но ведь тот же Р. Медведев привел «свои подсчеты» без какой-либо градации – вообще! Всех зачисляет в политические. Между тем А. Дугин уточняет и конкретизирует: по известной 58-й статье – за контрреволюционные преступления – в лагерях ГУЛАГа находилось в 1937 году 104 826 человек, или 12,8 процента от общего числа заключенных, в 1938-м – 185 324 человека (18,6 процента) и в 1939-м – 454 432 человека (34,5 процента).
Следовательно, приводимое число репрессированных в 1937 – 1938 годах якобы по политическим мотивам и находившихся в исправительно-трудовых лагерях надо уменьшить по крайней мере в 10 раз! А остальные? Убийцы, грабители, насильники и прочие представители уголовного мира. Что ж, считать их тоже «жертвами политических репрессий»? Но ведь получается, что именно так и считают!
Ю.М. В свидетельствах Александра Дугина есть также данные, опровергающие сильно преувеличенные цифры по раскулачиванию. Называют число раскулаченных и выселенных 16 миллионов, что идет от «Архипелага ГУЛАГ», где Солженицын написал: «Был поток 29 – 30-х годов в добрую Обь, протолкнувший в тундру и тайгу миллионов пятнадцать мужиков, а как-то и не поболе». Однако в самом начале спецпереселения, 18 января 1930 года, Г. Ягода направил постоянным представителям ОГПУ на местах директиву, в которой предписывал «точно учесть и телеграфно донести, из каких районов и какое количество кулацко-белогвардейского элемента полагается к выселению». Так родилась справка Отдела спецпоселений ГУЛАГа ОГПУ, где указывалась численность выселенных в 1930 – 1931 годах: 381 026 семей, или 1 803 392 человека. Да, это много, почти 2 миллиона, но – не 15 и не 16 миллионов, как утверждают «десталинизаторы»!
Не говоря уж о том, что не было переселение «геноцидом» крестьянства, не ставилась цель его уничтожения. А это опять-таки на все лады муссируется, дабы приравнять коммунизм к фашизму…
В.К. Словом, работы для добросовестных историков по расчищению нагроможденных фальсификаций предстоит немало?
Ю.М. Да, много.
М.М. Очень много…
В.К. Давайте и мы продолжим наш разговор, если у читателей возникнут какие-то вопросы, пожелания, возражения. Тема огромная и многогранная, далеко не всего нам удалось хотя бы вскользь коснуться. Так что будем ждать читательских писем.
Глава пятая
Раскрывая тайны истории
Из бесед с Вадимом Кожиновым
Многие мои беседы с выдающимся отечественным мыслителем Вадимом Валериановичем Кожиновым были посвящены наиболее сложным, противоречивым периодам истории нашей страны. Ведь нередко одни и те же исторические факты толкуются по-разному. Как ни странно, есть еще и «белые пятна», требующие дополнительного изучения. А бывает, все вроде бы уже изучено, все сказано о каком-то историческом моменте, но… вопросы остаются! Вот три диалога с Вадимом Кожиновым на темы советской истории я здесь и представляю.
Обратимся сперва к одной из таких страниц миновавшего столетия, которая до сих пор особенно не утратила своей злободневности. Кажется (во всяком случае, по представлению многих), нет более зловещей даты в истории ХХ века, да и во всей многовековой истории нашей страны, чем год 1937-й. Символ пролитой крови. Символ массовых и неправых расправ. Символ «сталинщины».
Но чем все это было вызвано? Что породило трагедию 37-го года, каковы причины ее? У Кожинова был свой взгляд на истоки и характер этих событий, как и многих других…
Загадка 37-го
Виктор Кожемяко. Вадим Валерианович, прошлый год, 1997-й, был юбилейным в связи с несколькими очень значительными датами. В том числе исполнилось 60 лет со времени событий, относящихся к 1937 году. События, конечно, разные. Папанинцы высадились на Северном полюсе; триумфальный полет чкаловского экипажа из Москвы через Северный полюс в Америку; необыкновенный успех советского павильона на Международной выставке в Париже, где была установлена знаменитая скульптура Мухиной «Рабочий и колхозница»; всенародные торжества памяти Пушкина; создание прославившегося впоследствии танцевального ансамбля Игоря Моисеева…
Все это – 1937 год. Но мы знаем, что все названные и другие позитивные события перекрываются и полностью закрываются в сознании многих людей совсем иными – теми, которые сделали само это число «1937» как бы трагическим символом времени. К 60-летию о том годе снова немало написано и сказано. Однако ваш взгляд, по-моему, наиболее нетривиальный, то есть нестандартный, что и побудило меня предложить вам тему этой беседы.
Вадим Кожинов. Вы говорите, что мой взгляд нетривиальный? Да, это действительно так. Но в каком смысле? Почти все, что написано по поводу 37-го года, несет в себе мало понимания. Это в основном просто эмоциональный подход. Он вполне понятен – ужасно, конечно, что на 20-м году революции вдруг оказывается, что люди, участвовавшие в ее свершении, квалифицируются как враги и их начинают беспощадно уничтожать, в лучшем случае отправлять на десятилетия в лагеря и так далее. Правда, можно тут же вспомнить, что так кончалась практически любая революция. В частности, французская революция тоже привела к гибели почти всех главных ее героев, причем быстрее даже, чем это случилось у нас. Или возьмем знаменитую культурную революцию в Китае, если брать более поздний период. То есть в революции есть какая-то особенность: используя старое изречение, революция пожирает своих детей.
