Игорь Можейко - 1185 год Восток - Запад
Тамара проявила талант стратега. Она сумела опереться на дидебулов и арестовать Кутлу Арслана. Горожане — а в Тбилиси сторонников Кутлу Арслана, видимо, было немало — окружили ее дворец. Толпа гудела, требуя освобождения вождя и выдачи вельмож.
Тамара и здесь не растерялась. Зная, насколько глубоко развито в Грузии уважение к матери, она попросила двух знатных старух, Кравай Джакели и Хошак Цокали, выйти к бунтовщикам и уговорить горожан отказаться от насилия.
Кутлу Арслан был освобожден, но власть фактически перешла к вельможам — к дарбази и католикосу. Отныне все решения должны были приниматься «совместно с дидебулами и по согласной их воле».
И тут Тамара делает умный политический ход. Она выписывает из Иерусалима бывшего католикоса Николая, побежденного в свое время Микаэлом, и созывает церковный собор. О Николае летописец Тамары Басили осторожно сообщает, что он «по скромности в свое время бежал от сана картлийского католикоса». Тамаре надо убрать властного Микаэла, одного из столпов княжеской партии, так как католикос был одновременно и канцлером.
Хронист, рассказывая об отчаянной борьбе, проходившей на соборе между Николаем и его главным союзником Антонием, архиепископом Кутаисским, с одной стороны, и Микаэлом с его сторонниками — с другой, пишет: «Руководители собрания Николай и Антоний не пожелали, чтобы в их среде пребывал тогдашний картлийский католикос, потому что стал он допускать вещи, совсем искажающие церковные правила, и коварством получил от господа власть канцлера. Но не смогли отлучить, хотя и много потрудились. А из прочих епископов многие были смещены, и вместо них посадили божьих людей…»
Молодая царица присутствовала на этом соборе. Кипели страсти — на католикоса и его сторонников сыпались обвинения чуть ли не в безбожии. Старец Николай, проделавший ради этого боя трудный и далекий путь из Иерусалима, потерпел поражение. За Микаэлом стояли дидебулы, а мпогие епископы были с ними в близком родстве.
Тамара не добилась решительной победы, но это сражение, одно из первых, которое ей пришлось вести, было не бесплодным. Ей удалось изгнать из епархий наиболее одиозных, проворовавшихся и разложившихся епископов, которые получили эти места, потому что принадлежали к знатнейшим семьям царства. А ведь они были духовными феодалами и владели лучшими землями. Этот шаг сразу увеличил популярность Тамары. Что же касается Микаэла, то Тамаре еще несколько лет пришлось ждать его смерти.
Затем последовали новые назначения на важнейшие должности в государстве, которые тоже были результатом компромисса. Главным казначеем вместо Кутлу Арслана стал Варданисдзе, амирснасаларом — Саргис Мхаргрдзели, мсахуртухуцесом — Чиабер. Сыновья Мхаргрдзели также получили высокие должности.
Царство Тамары, занимавшее почти все Закавказье, было государством христианским. И служили царице христиане. Они могли быть грузинами, курдами, армянами или осетинами, но все вместе ощущали себя христианами в противопоставлении миру ислама. Внутри же системы различалась независимо от национальности принадлежность к тому или иному течению в христианстве. Это положение отлично иллюстрируется в случае с братьями Мхаргрдзели. Отцом своим Саргисом они были воспитаны в лоне армянской церкви. В грузинской державе достигли высочайших постов. Оба стали заметными фигурами как в грузинской, так и в армянской истории. И сохранились свидетельства о них как грузинского, так и армянского летописца того периода.
Вот что пишет грузинский историк Басили: «Призвали двух сыновей амирспасалара Саргиса Мхаргрдзели — Захарию и Иванэ, людей мудрых, мужественных, хорошо испытанных к тому же и, по родовым преданиям, верных царям, за что Мхаргрдзели были сильно любимы дедами Тамары, также и отцами… эти люди достойны быть людьми, хотя они по вере были армяне… Иванэ был прекрасным знатоком Священного писания, в силу чего постиг всю кривизну веры армян, перекрестился и стал истинным христианином».
Оценка ясная. Оба достойны, но Иванэ более достоин, ибо грузин верой.
Вот что пишет армянский летописец Киракос Гандзакеци: «…имя первого было Закарэ, а второго — Иванэ. Это были люди храбрые, могущественные владетели, бывшие в почете у царицы грузинской…Иванэ впал в ересь халкедонскую, в которую повержены были грузины, ибо он, очарованный царицей, полюбил славу людскую больше, чем славу божью; а Закарэ остался верен православию,[14] которое исповедуют армяне».
Опять же оба достойны, но Закарэ более достоин, ибо верой — армянин.
Впрочем, все это не мешало братьям верно служить Тамаре и много лет сражаться рядом.
Мать Тамары была осетинкой, а второй муж — более осетином, чем грузином. Но неправомочно утверждать, что после Тамары престол Грузии занимали осетины. Характеры рождались осознанием принадлежности к этносу и воспитанием. Русский князь мог быть на три четверти половцем, от этого он не переставал быть русским князем. Тем более проблема национальности не играла роли в династических браках.
Это соображение важно, когда переходишь к следующему этапу в жизни Тамары, к следующей схватке за власть в Грузии — к истории с ее замужеством, темной и запутанной, о которой летописцы говорят туманно, словно о наваждении.
Чтобы лучше понять суть этих событий, полезно вспомнить, что кроме летописей эпоха Тамары оставила нам величайшее произведение грузинской литературы, написанное гениальным поэтом Шота Руставели, «Витязь в тигровой шкуре».
Как начинается поэма «Витязь в тигровой шкуре»?
С восхваления царицы Тамары.
Это странное восхваление. Оно противоречиво, словно противоречиво отношение Руставели к царице.
Воспоем Тамар-царицу, почитаемую свято!Дивно сложенные гимны посвящал я ей когда-то.Мне пером была тростинка, тушью — озеро агата.Кто внимал моим твореньям, был сражен клинком булата.
Мне приказано царицу славословить новым словом,Описать ресницы, очи на лице агатобровом,Перлы уст ее румяных под рубиновым покровом, —Даже камень разбивают мягким молотом свинцовым.
…………………………………………………………
Той, кого я раньше славил, продолжаю я гордиться.Я пою ее усердно, мне ли этого стыдиться!Мне она дороже жизни, беспощадная тигрица.Пусть, не названная мною, здесь она отобразится![15]
Есть определенные законы панегирика. Особенно если он предшествует поэме, основная тема которой — любовь. Объект панегирика должен быть возвышен и безупречен, тем более если речь идет о царице. На первое место выступают ее ум, мудрость и милосердие. Женские прелести воспеваются куда скромнее, дабы не преступить границ. Таковы и были оды, созданные поэтами средневековой Грузии. Таков и стиль летописей. Хронист сообщает о бурном начале ее царствования: «Возвысив свой ум, со смиренной душой узрела тяжесть ей порученного дела и, направив взоры к своему небесному руководителю, стала управлять, как то внушал ей святой дух».
Образы Руставели рождают тревожную картину. Служители, сраженные клинком булата, сравнение царицы с беспощадной тигрицей… Никакого смирения: Руставели воспевает яростную воительницу.
Есть соблазн рассматривать поэму Руставели как рассказ о событиях в Грузии в молодые годы царицы Тамары. Этот соблазн не минул некоторых историков. Крайнюю точку зрения выразил А. Дандуров в книге «Шота Руставели». Для него поэма — политический памфлет, в котором лишь заменены имена. Руставели — Автандил, Давид Сослан — Тариэл, Юрий Суздальский — Фридон, Тамара — Нестан-Дареджан. Движение поэмы — это движение истории Грузии.
На такую точку зрения становиться опасно. Она всегда будет неправдой, потому что поэт, тем более великий, создает свой мир, а не маскирует псевдопимами мир окружающий. Но если такая точка зрения существует в XX веке, то нет сомнения, что подобные мысли возникали и в головах современников Руставели. Они читали о молодой царице, а на престоле в Тбилиси сидела молодая царица. Они читали о проблеме жениха для Нестан-Дареджан, а царица Тамара никак не могла решить своих матримониальных проблем. Даже если Руставели и сам не подозревал о таких ассоциациях, это не могло остановить окружающих от поиска их. А его врагов — от того, чтобы толковать их как политические выпады.
Примем к сведению, что любое большое произведение литературы питается соками окружающей действительности.
Поэма начинается с ситуации, которую просто невозможно не связать с грузинской, — с размышлений старого царя о том, кто займет престол после его смерти. Ведь у него только дочь. И когда он решает короновать ее, вельможи соглашаются на это. И затем царь возлагает корону на голову Тинатин, хотя сам еще здравствует. Можно перекопать всю историю Грузии и соседних стран: такая ситуация возникла лишь однажды.