Владимир Бешанов - Танковый погром 1941 года. В авторской редакции
Когда с Гитлером было покончено и нашлось время заняться общественно-историческими изысканиями, Сталин вывел целый закон о неготовности «миролюбивых наций» к войне. Это объясняется тем, что «заинтересованные в новой войне агрессивные нации, как нации, готовящиеся к войне в течение длительного срока и накапливающие для этого силы, бывают обычно — и должны быть — более подготовленные к войне, чем нации миролюбивые, не заинтересованные в новой войне. Это естественно и понятно. Это, если хотите, — историческая закономерность, которую было бы опасно не учитывать». С тех пор версия о миролюбивой советской внешней политике и неготовности СССР к войне стала каноном советской историографии.
Действительно, Советский Союз был не готов к оборонительной войне (как наглядно демонстрируют результаты первых «сталинских ударов», Красная Армия, призванная распространить «свет правды большевиков» как минимум на весь евразийский континент, оказалась не готовой к современной войне вообще). Сталин не ждал от Гитлера такой «подлости», не верил в саму возможность германского нападения и всю свою энергию и талант организатора вложил в подготовку армии и страны к Великому Освободительному походу на запад. Немцам удалось достичь оперативно-стратегической внезапности. Будучи застигнуты врасплох, советские войска не имели возможности организованно вступить в сражение и не могли создать фронта обороны. Сама дислокация частей и соединений не соответствовала оборонительным задачам, это хорошо видно на примере Брестского гарнизона.
Об этом же записал в дневнике Гальдер: «Наступление германских войск застало противника врасплох. Боевые порядки противника в тактическом отношении не были приспособлены к обороне. Признаков оперативного отхода нет и следа. Вероятно, что возможность организации такого отхода была просто исключена. Ряд командных инстанций противника, например, в Белостоке, полностью не знал обстановки, и поэтому на ряде участков фронта почти отсутствовало руководство действиями войск со стороны высших штабов. Представляется, что русское командование благодаря своей неповоротливости в ближайшее время вообще не в состоянии организовать оперативное противодействие нашему наступлению. Русские вынуждены принять бой в той группировке, в которой они находились к началу нашего наступления».
Неорганизованному вступлению советских войск в сражение способствовало и шоковое состояние советского руководства. Не случайно в первые часы войны Москва запретила ответные действия против вторгшегося врага, Сталин и в этот момент считал происходившие события провокацией немецкого генералитета. Лишь после формального объявления войны Красная Армия получила приказ «действовать по-боевому», а в 7.15 утра была издана директива №-2, которая ставила задачу изгнать врага с советской территории.
Оперативная внезапность германского нападения к вечеру 22 июня перестала быть таковой, и дальше надо было просто принимать решения, соответствующие сложившейся обстановке. И вот вечером первого дня войны советские войска получили директиву №-3, которая предусматривала переход войск всех фронтов в наступление с целью разгрома группировок противника в районах Сувалок и Люблина. Советское руководство и военное командование плохо представляет себе ситуацию на фронте, но они уже давно не могли оперировать никакими другими категориями, кроме наступательных. К тому же оборонительных планов не существовало. Поэтому в действие вступает план «Гроза», который на деле устарел одновременно с падением первой немецкой бомбы. Вследствие этого поспешно подготовленные контрудары без учета состояния своих войск, без информации о силах противника и направлении его главных ударов, без авиационного прикрытия привели лишь к значительным потерям, но практически не повлияли на развитие операций ударных германских группировок.
Другим неизбежным следствием «внезапности» стала неготовность Красной Армии к отражению агрессии в смысле отсутствия инженерного обеспечения и оборонительного вооружения, необученности личного состава ведению борьбы с танками, созданию оборонительных рубежей. К этому привели перекосы в военном строительстве и в мозгах, запудренных лозунгами о «самой наступающей из всех армий».
Дело дошло до того, что 6 июля 1941 года Ставке Верховного Главнокомандования пришлось давать войскам указания по наиболее целесообразным способам борьбы с танками. В этом документе до командиров доводилось, что средства противотанковой обороны нужно не распылять, а концентрировать для борьбы с танками на важнейших направлениях. Приказывалось в полках и батальонах создавать истребительные роты и команды по уничтожению танков, вооруженные соответствующими средствами — гранатами, бутылками с горючей смесью, противотанковыми минами. От командиров соединений и частей требовалось оставлять в своем распоряжении резервные подразделения с противотанковой артиллерией, гранатами и пулеметами, которые могли бы быстрым маневром восстанавливать фронт на угрожаемом направлении и отрезать танки противника от мотопехоты.
Вообще, идея иметь в бою под рукой резерв принадлежит Юлию Цезарю, и странно, что об этом приходится напоминать командующим армиями. Наконец, Ставка дала указание (!) об использовании инженерных заграждений. Загвоздка состояла лишь в том, что их практически не было в войсках; не хватало противотанковых гранат, не было мин, отсутствовала колючая проволока и даже лопаты. Можно ли создать прочную оборону, копая укрытия касками, как это делали, к примеру, солдаты Федюнинского?
Первыми, как всегда, зашагали в ногу со временем политотдельцы и пропагандисты, сочиняя для действующей армии новые лозунги:
«Ко всему готовым будь, окопаться не забудь»,«В землю заройся — бомбы не бойся»,«Кто не окопается, тот пуль нахватается»,«Отрывай траншею по шею»,«Цел Миша: спасла ниша»…
Все остальное фронт начал получать лишь осенью, когда окончательно стало ясно, что вырвать стратегическую инициативу у немцев не удалось. После специального постановления СНК СССР от 6 августа «О поставке средств инженерного вооружения в 1941 году» в кратчайшие сроки были разработаны и запущены в массовое производство противотанковые мины ЯМ-5 и ТМ-41, противопехотная мина натяжного действия ПОМЗ-2, противотанковые гранаты РПГ-40 и РПГ-41.
Как образно выразился тогдашний нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов, «…государственная машина, направленная по рельсам невероятности нападения Гитлера, вынуждена была остановиться, пережить период растерянности и потом повернуть на 180 градусов. Последствия этого пришлось исправлять на ходу ценою больших жертв».
С первых дней войны стали сказываться и последствия массовых репрессий, депортаций и других акций по истреблению «вредных насекомых», проводимых Советской властью во вновь присоединенных республиках. В донесениях политотделов сообщается о массовом дезертирстве из частей призывников из западных областей Украины и Белоруссии. Эти призывники, организуясь в вооруженные отряды, нападали на тылы, штабы и подразделения Красной Армии или целыми подразделениями переходили на сторону немцев.
«В городе Львове членами украинской националистической организации поднята паника — организовано нападение на тюрьму, откуда выпущены политические заключенные. Этими же оуновцами повреждена связь между частями 6-й армии и управлением фронта…» На деле жители города подняли натуральное восстание накануне отступления из Львова советских войск. Повстанцам удалось освободить заключенных из городской тюрьмы, которым грозила неминуемая гибель. НКВД предписывалось уничтожать политических заключенных, если их нельзя было эвакуировать.
Впрочем, доблестный наркомат настолько интенсивно занимался этим еще в мирное время в процессе «советизации» западных территорий, что это поразило даже немцев и стало достоянием мировой общественности. Однако даже прижатая к стенке изобличающими фактами Коммунистическая партия ни тогда, ни потом не призналась в совершенных преступлениях.
«За последние дни германская пропаганда публикует сообщения о том, что якобы в Каунасе, Львове и в некоторых других оккупированных немцами советских городах обнаружены человеческие трупы, на которых видны следы пыток. Было бы нелепо опровергать этот очередной бред фашистских «официальных сообщений», ибо всему миру известно, что советским органам в принципе враждебны гитлеровские методы расправы с местным населением, так широко практикующиеся гестапо и немецкой военщиной. Следует сказать только, что публикацией подобных фальшивок немецкая пропаганда выдала способы изготовления своих «официальных сообщений»… Что же касается сфабрикованных немцами фотоснимков с изображением трупов, то известно, что всюду, где появляется гестапо, нет недостатка в изуродованных трупах. Сфотографировать же результаты собственной «работы» не составляет особого труда» (сообщение Советского информбюро от 8 июля 1941 года).
