Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)
Пожав мнe руку, он поворачивается к полкам со старинными монастырскими книгами, недоступными другим заключенным, а только ему, как библiотекарю.
Счастливец! Его мысль горит и сверкает, и его жизнь полна содержащем даже здeсь, в условiях лагеря...
"Профессор кислых щей"
В одном из зданiй кремля, в бывшей монастырской кельe, нынe красочно именуемой "комнатой научных работников", почти безвылазно сидит наша "ученая крыса", бородатый сосредоточенный Сережа. Он немного не от мiра сего. Его вниманiе и силы ушли в разработку абстрактных проблем математики и астрономiи. Когда он был еще на волe, выдающiеся профессора пророчили ему блестящую карьеру, но волей ГПУ эта карьера была прервана.
Сейчас он предложил ВПО разработать вопрос о влiянiи климатических перемeн на ход рыбы по метеорологическим данным, сводкам рыбных артелей и старинным монастырским источникам.
ВПО ухватилось за эту мысль: вот-де, можно щегольнуть перед наивными читателями совeтских газет: "Посмотрите, мол. У нас, на Соловках, даже наука процвeтает!"...
И Сережа был немедленно снят с укладки кирпичей и поставлен на "научную работу".
Когда видишь его за письменным столом, заваленным книгами и бумагами, ясно ощущается, что это -- 353 его сфера. И, дeйствительно, Серж нeсколько оторван от жизни и от нашей семьи. Его интересы выше и шире рамок настоящаго. Он не замeчает окружающаго. Ему почти все равно, когда, как и что он будет eсть, сколько разнообразных дыр в его костюмe и что будет через год-два. Но память и точность нашего будущаго профессора замeчательны, и свeжая еловая вeточка весело зеленeет в петлицe его стараго, рванаго пиджака.
-- Слушай, Серж! Пройдемся-ка по свeжему воздуху, а то у тебя, как у Фридриха Барбароссы, борода сквозь стол прорастет...
-- Нeт, Борис, спасибо. Тут у меня как раз мысли ядовитыя назрeли, да и Николай со старых полок гдe-то выкопал книгу о монастырском рыболовствe XVII вeка. Я уж посижу, а ты там от моего имени попережми лапы ребятам. Это как раз по тебe -- циркулировать по разным мeстам. А у меня темперамент книжный. Кстати, вот: получил я каким-то чудом письмо от Римы, пишет что и она, и твоя Ирина, и бeдняга невeста Сени -- Ниночка, и другiя наши вдовыя жены основали в Москвe что-то вродe содружества скаутских жен и налаживают планомeрную помощь и нам, мужьям-неудачникам, и холостякам-скаутам. Так что с первыми пароходами ждем прежде всего противоцынготных средств. Ты уж там по своей врачебной части распредeли, что кому, да заодно и бодрость поддержи. Не зря же тебя Валерьянкой Лукьянычем зовут. А я уж за твое здоровье посижу -- работа заeла.
Апостолы скаутизма
В строительном отдeлe -- низком деревянном баракe, наскоро сколоченном из "горбылей", за чертежным столом склонились рядом двe головы -- Петро и Саша. Их положенiе в нашей скаутской семьe исключительное -- это наш "суд чести", наша скаутская совeсть. Их моральный авторитет стоит так высоко в наших глазах, что каждый из нас старается оцeнить свои поступки и рeшенiя под их углом зрeнiя. И если лица Петро и Саши 354 омрачаются, каждый из нас чувствует себя пристыженным.
Сколько раз вопрос: "а как бы посмотрeли на это "наши судьи"?" -останавливал многих из нас от поступка, спорнаго с точки зрeнiя морали скаута.
Нижегородец Саша -- это тип русскаго идеалиста. Худощавый и нeжный, с большими сeрыми глазами и мягкой улыбкой, он всегда невольно напоминал мнe Алешу Карамазова, который, по образному выраженiю нашего скаутскаго поэта:
"С отчаянiем во взорe
У Бога вопрошает,
Зачeм Он создал мiр,
Во злe погрязшiй?...
Его душа, как нeжная мимоза,
Его вопрос, как острая стрeла..."
Ложь и неправда жизни жестоко бьют и ранят его душу. Трудно живется ему среди окружающаго гнета и произвола, и ему больно видeть, как нeкоторые из нас ищут и находят компромиссные пути для дeятельности даже в этих условiях...
Я часто чувстувую и на себe его грустный испытывающiй взгляд и знаю, что ему больно видeть меня в кругу тюремщиков, чекистов и наших "красных жандармов". Он согласен с тeм, что занимаемое мной положенiе дает мнe возможность помогать многим, что это неизбeжный компромисс в суровых условiях лагеря, но он не боец, а идеалист-мечтатель, и его душe тяжело. Инстинкт борьбы ему чужд.
Другой чертежник -- Петро, такой же славный юноша, прямой и стройный, с ясным безхитростным умом и безмятежным сердцем. К нему как-то не пристает грязь жизни. Он находит силы в самом себe, чтобы спокойно переносить свое положенiе. Никто не слыхал от него ни одной жалобы и рeзкаго слова осужденiя. Он всегда старается вдуматься в причины поступка, в причины ошибки, и его мнeнiя, в противоположность суровому сужденiю Саши, всегда снисходительны и человeчны. Саша судит поступки с точки зрeнiя скаутской морали, Петро оцeнивает их, еще и снисходя 355 к человeческой слабости, учитывая ненормальную обстановку жизни и считая наши скаутскiе законы только недостижимым идеалом, уклоненiя от пути к которым неизбeжны.
И рeзкость и нeкоторая нетерпимость Саши удивительно сочетаются с человeчностью и снисходительностью Петро, и многiе из нас, послe разговора с нашим "судом чести", уходили как-будто морально просвeтленные... Когда я вспоминаю об этих цeльных натурах, в ушах невольно звучат стихи московскаго скаута:
"Ни горы, ни море,
Ни небо, ни степи,
Ни лица людей и ни тeло;
Самое прекрасное,
Что есть на землe и в искусствe,
Это -- душа человeка..."
Ребята встрeчают меня ликующе, и их рукопожатiе особенно сердечно. Вeдь сегодня день нашей радости, праздник скаутов всего мiра, и их глаза сiяют...
И, уже уходя, я вижу с дороги, как через грязное стекло, заткнутое сбоку куском пакли, кивают мнe радостныя лица наших "апостолов скаутизма", как с ласковым уваженiем зовем мы Сашу и Петро...
Медвeжiй тюлень
У большого буксирнаго парохода, ремонтирующагося и вытащеннаго на берег, раньше, в дни славы монастыря, называвшаяся "Архистратигом Михаилом", а теперь переименованнаго в "Энгельса", я не без труда нахожу нашего славнаго ГлJба.
Он у нас штурман дальняго плаванья... Да и кого только нeт среди скаутов, сосланных на Соловки! Мы частенько смeемся, что если бы ГПУ, вмeсто Соловков, послало нас с нашими герлями на какой-нибудь необитаемый остров, наша республика была бы лучшей в мiрe...
Судьба нашего ГлJба сложилась особенно обидно. Сын адмирала (Н. Ф. Бострем), он кончил курс учебы в Англiи и прieхал перед самой революцiей в Россiю, чтобы отдать свои знанiя родному флоту. Но не довелось ему 356 поплавать на вольных кораблях по свободным волнам со своей молодой, женой-скаутом... Теперь он плавает на баржах, катерах и параходах, принадлежащих ГПУ, и по морю, которое с полным правом можно бы было назвать морем "полярной каторги"...
Широкоплечая, медвeжья фигура ГлJба рисует его каким-то увальнем, каким-то моржом. И, дeйствительно, на сушe он как-то вял, неповоротлив и почти сонлив. Но как-то мнe довелось видeть его на водe: он преобразился в родной стихiи, стал совсeм иным -- быстрым, точным, стремительным, настоящим "морским волком". Помню, как весело сiяло его лицо, когда его буксир в шторм точно развернулся и цeпко пришвартовался к пристани...
Но сейчас он на берегу. Он медленно откладывает в сторону англiйскiй ключ, методически и аккуратно вытерает куском пакли свою ладонь от масла и копоти и долго и крeпко трясет мою руку, весело улыбаясь. Он, наш ГлJб, не разговорчив. Да и все понятно в день 23 апрeля в крeпком рукопожатiи двух скаутов, запертых на страшном островe...
___
Измученным и продрогшим возвращался я домой послe своего "парада в разсрочку". Но на душe было свeтло и радостно.
Медленно шел я мимо величественной кремлевской стeны, пытаясь проанализировать всколыхнувшiя мою душу впечатлeнiя сегодняшняго дня...
Вот сколько их, моих братьев по скаут-значку и Соловкам! Всe разные, каждый характерен по своему, а вмeстe с тeм, в каждом из них есть что-то одинаковое, что-то душевно высокое и крeпкое. Недаром вeдь со всeх концов Россiи прислали сюда, в этот полярный лагерь, самый суровый и страшный, именно эту молодежь...
Что же заставило их не сдаться перед мощью ГПУ? Что дало им силы не отступить перед перспективой исковеркать свое будущее и, может быть, даже заплатить головой за свое сопротивленiе?
Да, всe они скауты... Но как могло случиться, что идея воспитанiя молодежи, брошенная почти 30 лeт тому назад не педагогом, не ученым, не философом, не учителем 357 жизни, а простым боевым англiйским офицером, так овладeла молодыми сердцами, что в дни испытанiй подняла тысячи их на геройскiе подвиги?
Вeдь вся безнадежность и опасность сопротивленiя была ясна каждому. Идти со своей идеей и молодым задором против колоссальной мощи ОГПУ было бы как-будто бы так легкомысленно. Так что же питало гордость и несгибаемость этой молодежи в ея заранeе обреченной на неудачу борьбe против давящей лапы ГПУ?..
