Павел Милюков - История второй русской революции
Первое впечатление публики при уходе министра земледелия было, что он вынужден был уступить требованиям товарищей (называли особенно Некрасова и Терещенко), для которых его дальнейшее присутствие в кабинете было невыносимо, и что он лишь воспользовался неблагоприятными слухами о себе как предлогом для приличного ухода. Но скоро стало ясно, что Чернов вовсе не намеревается серьезно уходить. От партийных товарищей социал-революционеров Керенский получил настоятельные просьбы рассмотреть в самом спешном порядке дело Чернова в Министерстве юстиции и реабилитировать «селянского» министра.
Отставка Керенского. Совещание партий в Зимнем дворце.
В шесть часов пополудни 21 июля после двухчасового заседания министров в Зимнем дворце (куда Керенский переехал на жительство после восстания 3-5 июля) А. Ф. Керенский заявил, что ввиду непреодолимых трудностей для создания нового правительства на единственно правильных основах он возвращает данное ему полномочие образовать кабинет и слагает с себя звание члена кабинета и министра-председателя. В письменной форме, переданной министрам через Н. В. Некрасова около 7 часов вечера, отказ был изложен в следующих выражениях: «Ввиду невозможности, несмотря на все принятые мною к тому меры, пополнить состав Временного правительства так, чтобы оно отвечало требованиям исключительного исторического момента, переживаемого страной, я не могу больше нести ответственности перед государством по своей совести и разумению и поэтому прошу Временное правительство освободить меня от всех должностей, мною занимаемых».
Политическая позиция А. Ф. Керенского к этому времени была значительно подкопана как неудачей наступления на фронте, на которое он потратил столько личных — явно бесплодных — усилий, так и «соглашательской» тактикой внутри без малейшей надежды примирить два враждующих лагеря и построить на этом примирении сколько-нибудь определенную и последовательную внутреннюю программу. Однако же до тех пор, пока ни один лагерь — ни социалистический, ни «буржуазный» — не считал возможным взять себе всю власть, «соглашательская» политика являлась неизбежной. Единственный видный лидер, связавший свое имя с этой политикой, естественно являлся неизбежным посредником между обоими лагерями. Мы уже видели, что ультимативная тактика Церетели скрывала за собой вовсе не желание взять власть, а, наоборот, желание отдать ее обратно. Церетели, несомненно, хотел вернуть себе свободу критики по отношению к правительству и тем восстановить серьезно пошатнувшееся влияние в Советах. Керенский играл наверняка, отказываясь от власти и отлично зная, что в данный момент эта власть не может перейти ни к кому другому. И Церетели тоже играл наверняка, зная свою цель — уход от власти — и выбирая, хотя и косвенный, но все же верный путь к этой цели.
Что было делать правительству в целом? Первое движение было — всем отказаться. Но это настроение быстро прошло, как только Н. В. Некрасов заявил, что, замещая председателя, он уходить в отставку не может. Правда, к этому времени назначенный им самим срок пребывания в правительстве восьмого июля — две недели — уже прошел. Ясно было, что то, что не удалось Керенскому, не может удаться и его товарищам. Оставалось, следовательно, либо обратиться за созданием новой власти к учреждениям, создавшим прежнюю, то есть к Государственной думе и Советам, либо сообща обсудить вопрос, не предрешая его, со всеми видными политическими факторами столицы. Но Государственная дума и Советы находились в открытом конфликте, и их правовое отношение к революционной власти было слишком различным. Ввести их в одно заседание с комитетами политических партий было гораздо и легче, и удобнее для правительства. При этом способе правительство оставляло за собой окончательное решение. На таком способе и остановились. Члены кабинета немедленно объехали лидеров партий и пригласили их собрать свои руководящие органы в достаточном числе, чтобы компетентно выразить партийное мнение к девяти часам вечера того же дня 21 июля в Малахитовом зале Зимнего дворца.
Это было единственное по составу и цели собрание, в котором встретились, чтобы тотчас снова разойтись в разные стороны, вчерашние политические противники, привыкшие говорить на разных языках. Найдут ли они общий язык, хотя бы в эту минуту великих затруднений для родины внутри и вовне? Несомненно, торжественная обстановка заседания и мрачная трагичность момента сказались на тоне и характере прений. Политические позиции, давно занятые в ежедневной борьбе, несколько сдвинулись навстречу друг другу. Но, конечно, ошибались те, неисправимо легковерные обыватели, которые вдруг поверили и стали ждать, что принципиальные разногласия сразу исчезнут, и борцы за непримиримые между собой мировоззрения бросятся в объятия друг друга. Было известно, что социал-демократы относятся к собранию с полным скептицизмом и приходят, уверенные заранее, что из него «ничего не выйдет». Они явились преимущественно с целью подловить своих противников и из пикантной встречи извлечь новый полемический материал. Иначе были настроены несоциалистические элементы. На их правом фланге сосредоточились самые оптимистические надежды.
С половины одиннадцатого вечера (21 июля) это «историческое» заседание затянулось до седьмого часа утра (22 июля). Открыл заседание Н. В. Некрасов в качестве заместителя председателя и, сообщив об отставке Керенского, указал на три возможности, которые стояли перед правительством: или вернуть власть первоисточнику (комитету Думы и Совету), или вручить полномочия какому-нибудь одному лицу для составления кабинета, или, что, собственно, и было сделано созывом совещания, выслушать мнение политических организаций.
Очень значительная часть речей, произнесенных на собрании, совершенно не касалась вопроса о способе создания власти, поставленного Некрасовым. Ряд ораторов в более или менее ярких выражениях рисовал ужасное положение страны, грозящую ей катастрофу, чрезвычайно тяжелое экономическое и финансовое положение, полное разложение власти на местах, разрушение армии и т. д. Большая часть этих ораторов призывала отбросить партийные разногласия, объединиться «в этот грозный момент» и создать единую власть, которая вывела бы страну из катастрофического положения. Таковы были речи Годнева, Терещенко, И. Н. Ефремова, В. Н. Львова, Н. Д. Авксентьева, Б. В. Савинкова, М. И. Скобелева. В некоторых речах звучали истерические ноты, Терещенко впадал в панику, Савинков кончал глухой угрозой диктатуры, которая выйдет из армии, большинство цеплялось за А. Ф. Керенского, которому верит народ. Многие возмущались, как можно в такую минуту плодить речи, но прибавляли собственные речи к другим, не двигая вопроса с места.
Рядом с этими речами обывательского типа велась несколько замаскированная, но упорная борьба за позиции, занятые ответственными руководителями главных политических партий. Церетели диалектически превращал требования к.-д. в требования собственной партии. «Общенациональная программа?». «Твердая власть?». Но ведь это и есть программа Временного правительства (то есть 8 июля) и власть, «которая наиболее отвечает коренным интересам народа». «Продолжать войну», говорил Либер: ну да, это и значит «бороться за мир»... путем «обороны страны». «Единение», «беспартийность»? Они возможны только на почве «творческой» работы для немедленного «удовлетворения основных революционных требований»: аграрных, экономических, финансовых, не дожидаясь Учредительного собрания и не призывая народ к «жертвам».
Нельзя основывать прочного соглашения на двусмысленных выражениях, отвечал П. Н. Милюков; оно может быть основано лишь на искреннем устранении всего спорного. Согласиться можно на ряд мероприятий, которые необходимо провести до Учредительного собрания, но необходимо, чтобы это были не общие формулы, которые на местах толкуются совершенно иначе, чем в центре, а вполне конкретные предложения, способствующие лучшему использованию экономических сил и подъему продуктивности труда.
Перейти к более конкретной постановке вопросов вынуждала социал-демократов и страстная и резкая речь Некрасова, заявившего, что он «уходит из правительства, его политическая карьера кончена», но на прощание он хочет «сказать товарищам из Совета всю правду». Вы, говорил он им, парализовали деятельность министров-социалистов своим мелочным контролем и требованием отчета в малейшем шаге. Нельзя одновременно нести огромную ответственную работу, принимать быстрые и ответственные решения по самым разнообразным и сложным вопросам на фронте, в тылу, на окраинах, в столице «и в то же время заниматься бесплодными разговорами о пополнении кабинета и о предупреждении полного развала власти». Что-нибудь одно. Или «возьмите эту власть в собственные руки и несите ответственность за судьбы России, или, если у вас нет решимости это сделать, предоставьте власть коалиционному кабинету, но тогда уж не вмешивайтесь в его работу. Не принимайте только в эту ночь половинчатых решений. Не доверяете Керенскому? Тогда составьте чисто социалистический кабинет, и мы уступим вам власть».
