Анатолий Кощкин - Японский козырь Сталина. От Цусимы до Хиросимы
Хорошо понимая опасность подобных настроений не только для настоящих, но и будущих послевоенных отношений между союзниками, президент США предпринимал решительные шаги по противодействию попыткам разрушить созданную в годы войны коалицию. В январе 1945 г., незадолго до начала Ялтинской конференции, Рузвельт выступил по радио с обращением к американскому народу, в котором заявил: «Я хотел бы самым серьезным образом предостеречь от вредоносных последствий вражеской пропаганды… Каждый даже пустяковый слушок, рассчитанный на то, чтобы подорвать нашу веру в союзников, подобен настоящему вражескому агенту в наших рядах — делается попытка подорвать наши военные усилия. То там, то здесь распространяются злобные и необоснованные слухи — против русских, против англичан, против наших боевых командующих. Если вы внимательно изучили эти слухи, то каждый из них отмечен клеймом — сделано в Германии»{497}.
Занятая Рузвельтом позиция нарушала расчеты не только немцев, но и японцев, которые также возлагали немалые надежды на разлад в коалиции союзников. Это укрепляло доверие к Рузвельту у советской стороны. Сохраняя лояльное и уважительное отношение к Черчиллю как лидеру народа Великобритании и союзнику в войне, вместе с тем Сталин считал необходимым и правильным решать главные вопросы в первую очередь с президентом США. Это проявилось и в согласовании позиций по вступлению СССР в войну с Японией.
Направляясь в Ялту, Сталин еще не знал, как отреагирует Рузвельт на выдвинутые советской стороной условия вступления СССР в войну с Японией, в частности по вопросам, затрагивавшим интересы Китая. Можно сказать, от того, какую позицию займут союзники по дальневосточным проблемам, во многом зависел политический климат на заседаниях конференции. Это понимал и Рузвельт. Стремясь не раздражать советского лидера «мелкими вопросами», а сосредоточиться в первую очередь на координации действий в войне против Японии, он счел целесообразным еще до начала обсуждения дальневосточных проблем письменно сообщить Сталину о согласии с политическими условиями и пожеланиями СССР. Как рассказывал тогдашний посол СССР в США Громыко, уже утром следующего дня после открытия конференции Сталин через специального посыльного получил «весьма срочный пакет от президента». Вот как описывает этот эпизод Громыко:
«…Когда я вошел в его кабинет, Сталин там был один. Поздоровавшись, я спросил:
— Как вы себя чувствуете после довольно напряженного начала конференции?
Сталин ответил:
— Вполне нормально.
Но я заметил, что его занимают совсем другие заботы, а не тема о личном самочувствии.
Сталин протянул мне какую-то бумагу и сказал:
— Вот письмо от Рузвельта. Я только что его получил. А затем, чуть помедлив, добавил:
— Я хотел бы, чтобы вы перевели мне это письмо устно. Хочу до заседания хотя бы на слух знать его содержание.
Я с ходу сделал перевод. Сталин, по мере того как я говорил, просил повторить содержание той или иной фразы. Письмо посвящалось Курильским островам и Сахалину. Рузвельт сообщал о признании правительством США прав Советского Союза на находившуюся под японской оккупацией половину острова Сахалин и Курильские острова.
Этим письмом Сталин остался весьма доволен. Он расхаживал по кабинету и повторял вслух:
— Хорошо, очень хорошо! Я заметил:
— Занятой теперь позицией США как бы реабилитируют себя в наших глазах за то, что они сочувствовали Японии в 1905 г. Тогда в Портсмуте, после русско-японской войны, велись мирные переговоры между японской делегацией и делегацией России, которую возглавлял глава правительства граф Витте. В то время США, по существу, помогали Японии оторвать от России ее территории.
По всему было видно, что Сталин мнение о попытке США “реабилитировать себя” полностью разделяет.
Он несколько секунд помолчал, обдумывая содержание письма. Потом начал высказывать свои мысли вслух. Он заявил:
— Это хорошо, что Рузвельт пришел к такому выводу. Закончил Сталин эту тему разговора словами:
— Америка заняла хорошую позицию. Это важно и с точки зрения будущих отношений с Соединенными Штатами.
…Не скрою, выходя из кабинета, я подумал, что настроение Сталина, его удовлетворенность позицией правительства США, изложенной в письме Рузвельта, конечно же, окажут большое влияние на Крымскую встречу трех…
Сталин с каким то, я бы сказал, особым удовлетворением держал в руке письмо Рузвельта, после того как ознакомился с его содержанием. Несколько раз он прошелся с ним по комнате, служившей кабинетом, как будто не желал выпускать из рук то, что получил. Он продолжал держать письмо в руке и в тот момент, когда я от него уходил…
Можно сказать, что позиция президента США и его администрации по вопросу о Сахалине и Курильских островах, а также по вопросу о втором фронте в немалой степени объясняла отношение Сталина к Рузвельту и как к человеку»{498}.
Приведенное выше свидетельство Громыко опровергает существующую в историографии, в том числе и в советской, версию о том, что якобы в Ялте «американцы пытались добиться согласия СССР на превращение Южного Сахалина в подопечную территорию, на установление международного контроля над частью Курильских островов… но в результате острой борьбы победила советская точка зрения»{499}. Как уже отмечалось, идея «интернационализации» этих ранее принадлежавших России территорий с самого начала была отвергнута Рузвельтом. Документы Ялтинской конференции свидетельствуют о том, что никакой «острой борьбы» по поводу Южного Сахалина и Курильских островов между Сталиным и Рузвельтом не было. Черчилль же вообще не принимал активного участия в определении будущего этих островов.
«Ключ» для понимания того, почему Рузвельт сразу же согласился на предложение Сталина о возвращении СССР Южного Сахалина и Курильских островов, лежит в искренней заботе Рузвельта о будущем советско-американских отношений, стремлении перенести дух сотрудничества с СССР в годы войны и на послевоенный период, считая что гарантами обеспечения прочного мира в будущем должны стать именно США и СССР.
В связи с этим сомнительной представляется версия о том, что, соглашаясь на передачу Советскому Союзу Курильских островов, Рузвельт якобы имел тайное намерение тем самым создать сложности в советско-японских отношениях в будущем. Подобные замыслы существовали не у Рузвельта, а у традиционно антисоветски настроенных чиновников американского госдепартамента, которые впоследствии стремились осуществить эти замыслы через сменившего Рузвельта Трумэна. Приписывание Рузвельту коварного плана «столкнуть СССР с Японией», на долгие годы не допустить нормализации отношений этих двух соседних государств по своей необоснованности и недоказуемости сродни распространяемой в последние годы ложной версии о «плане Сталина столкнуть США с Японией в Тихоокеанской войне».
За годы Второй мировой войны между Рузвельтом и Сталиным сложились отношения взаимного уважения и честного партнерства, о чем в немалой степени свидетельствует обширная переписка и личные контакты в Тегеране и Ялте. Известно послевоенное высказывание вдовы американского президента Элеоноры о том, что «Сталин нравился Рузвельту». Сталин также симпатизировал Рузвельту не только как политику, но и как человеку, о чем довольно подробно писал в своих мемуарах Громыко.
Личные доброжелательные отношения между лидерами двух крупнейших держав мира, безусловно, способствовали нахождению в Ялте решений весьма непростых политических вопросов послевоенного мира, будь то германский или польский вопросы, проблема создания ООН и др. При этом следует иметь в виду, что для западных союзников эта конференция была необычайно важной не только по политическим, но и по военным вопросам.
Хотя разгром Германии в начале 1945 г. уже представлялся неизбежным, оставался открытым вопрос о том, когда это может произойти. Продвижение англо-американских войск неожиданно натолкнулось на серьезное сопротивление германских войск в Арденнах в конце 1944 г. Тогда катастрофы удалось избежать, лишь обратившись за срочной помощью к Сталину, который, отдав приказ о широком наступлении советских войск на Восточном фронте, не позволил немцам развить свой успех в Арденнах. В связи с неудачей на Западном фронте правительство Великобритании вынуждено было внести коррективы в планы завершения войны в Европе. Так, если до прорыва германских войск в Арденнах в Лондоне полагали завершить разгром Германии к 30 июня 1945 г., то уже в середине января 1945 г. военный кабинет Великобритании обсуждал возможность завершения войны не ранее 31 декабря{500}.
Подобные настроения существовали и среди американского командования. В своих воспоминаниях Стетгиниус отмечал: «В это время атомная бомба была еще неизвестной величиной. Наша неудача в Арденнах была у всех свежа в памяти. Мы еще не форсировали Рейн. Никто не знал, сколько продлится война в Европе и как велики будут ее жертвы»{501}.
