Борис Тумасов - Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский
Невдомек великому князю Владимирскому, что сомнут ордынцев русичи, а первым нанесет удар праправнук Александра Невского, будущий князь Московской Руси Дмитрий, кого народ наречет Донским…
В пору излома, когда осень уступает зиме, уныла степь. Чуть не задевая землю, плывут рваные тучи. Попряталось все живое, и только на вершине кургана, каких множество в степи, хохлится орел.
Породистый конь под великим князем, мокрый от дождя и снега, прядет тонкими ушами, осторожно выбирает дорогу. Сутулясь, немного оборотясь в сторону, сидит в седле князь Андрей. Тяжелый меч оттягивает пояс. Но великий князь не упомнит, когда и обнажал его. Все, что имеет, даже великокняжескую власть, обрел интригами, заговорами. Оболгал брата Дмитрия перед ханом, навел на Русь царевича Дюденю. Разорили и ограбили татары города и деревни, проливали кровь, но он, князь Андрей, сам участия в том не принимал, только взирал со стороны…
- Княже, - сказал боярин Ерема, - Сарай близок, дымы чую. - И потянул мясистым носом воздух.
Князь осмотрелся, промолвил:
- За тем дальним курганом откроется…
* * *Тлели в жаровне угли, и скудное тепло едва расползалось по темной каморе. На заплесневелых стенах поблескивали капли сырости. Скинув шубу и оставшись в меховой телогрее поверх суконного кафтана, князь грел над огнем руки. Он чувствовал, как лениво вливается в него тепло и морит сон. В который раз князь Андрей помянул недобрым словом ордынцев, что живут без стола и скамей, сидят на земле, свернув калачиком ноги. Никакого отдыха ни ногам, ни телу. Ко всему - нет душе покоя. Вчера навестил великий князь епископа Исмаила, весь вечер провел у него. Узнал, что Дюденя по-прежнему у Тохты в доверии, и от того, что он нашепчет хану, будет зависеть судьба князя Андрея Александровича. Теперь великий князь Владимирский станет добиваться встречи с царевичем, но прежде надо попасть к его молодой жене, хорезмийке, коя, сказывают, имеет огромное влияние на Дюденю. Князь Андрей приготовил для нее золотые колты с рубиновыми каменьями, пояс в изумрудах да парчи штуку, серебряной нитью расшитую, не считая шелка да бархата. Великому князю обещали, что хорезмийка примет его…
Закрыл князь глаза, епископа вспомнил. Просил его Исмаил выкупить суздальского мастера: знатный-де каменщик, такие Руси сгодятся.
Уговаривал, а князь Андрей ему в ответ:
- Мастер? Русь мастерами добрыми богата, а на выкуп невольников у меня денег нет. И не желаю лишнего гнева ханского. Ну как скажет Тохта: вишь, разбогател, деньги-то откуда, может, выход утаиваешь? Нет, владыка, не проси. Значит, у того мастера судьба такая - хану дворец возводить.
В камору заглянул боярин. Князь Андрей открыл глаза:
- А, Ерема, умащивайся, ноги калачом сплетай. Сколь в Орду приезжаю, все не привыкну.
- Чай, не татарин.
- Что слыхивал?
- У мурзы Четы побывал, два десятка беличьих шкурок поднес, язык развязал. Сказывал, баскак Ахмат тобой недоволен, выход-де мал, и то до ханских ушей докатилось.
- Ахматка подл, а уж я ли его обижал? И откуда богатому выходу быть, скудеет земля.
Промолчал Ерема, а князь спросил:
- В великом ли гневе хан?
- Чета того не ведает.
- И на том спасибо. Знать будем, откуда ветер дует. Но Ахматкин навет еще не такая печаль - я думал, брат Даниил наследил. Великий князь повеселел: - Утешил, боярин, теперь Тохту бы улестить, покланяться да посулить: добрый ясак-де баскак собирать будет.
- Еще прознал, будто Ахматка добивался получить сбор ясака в Ростовской земле на откуп.
Князь посмотрел удивленно:
- Не сыты ли баскаки возмущением против хивинца?
- Мыслю, княже, дал бы нам хан ярлык самим собирать ордынский выход: и Орде спокойней, и нам, гляди, чего перепадет.
- Ты, Ерема, мудрец, но о том не время речь вести, ныне оправдаться приехали. Ко всему, княжье недовольство вызовем, скажут, великий князь баскаком сделался, в своей земле откупщик.
Помолчали. Но вот Ерема начал:
- Прости, княже, все не осмеливался вопрос тебе задать. В Суздале ты у княгини побывал - поди, звал воротиться?
Андрей Александрович недовольно поморщился:
- Пусть молится. Боярин почесал затылок:
- Однако велик ли грех за ней?
- Ей виднее.
- Тебе бы, княже, с ханом породниться, взять в жены ту, на какую Тохта укажет. Тогда и князья удельные присмиреют.
- И без того хвосты подожмут. - Великий князь зевнул: - На сегодня довольно разговоров, боярин, спать хочу. Эвон, улягусь в уголке, будто пес бездомный. И это русский князь-то…
* * *На левое и правое побережье Москвы-реки надвинулась иссиня-черная туча. Рванул ветер, завихрил, поднял не скованную льдом воду, сорвал местами плохо уложенную солому на крышах изб и утих разом, будто и не дул. Потом налетели крупные снежные хлопья, и вскоре снег валил белой стеной - в двух шагах человека не видно.
В такую пору в домике Олексы и Дарьи закричал младенец. Дарья родила. Старая повитуха выбралась из-за печи, где лежала роженица, поклонилась замершему у двери Олексе:
- Радуйся, молодец, дочь у тебя. Голосистая, крепкая.
От счастья Олекса не знал, что и отвечать, к Дарье кинулся. А она, уставшая, но умиротворенная, только улыбалась.
С того дня поселилась в домике еще одна живая душа - Марья.
Зима в силу входила. Марья росла здоровой, прожорливой. Бывало, воротится Олекса с княжьей службы, глянет на Дарью, головой покачает:
- Всю кровинушку она у тебя выпьет. Да не корми ты ее часто, себя пожалей.
Дарья посмеивалась:
- Пусть ест, молока много. Я тебе еще не одну выращу. Ты лучше поведай, где ноне дозорил, что повидал.
Расскажет ей гридин, как день в дружине провел, и бежит по хозяйству управляться. А оно у них немалое: корова, кабанчик да кур с десяток.
В субботний вечер Дарья заводила опару, замешивала тесто, пекла хлебы, а ранним воскресным утром, еще и заря не загоралась, вытаскивала из печи румяные да духмяные пироги, укладывала их в берестяной короб, укутывала и несла на торг…
Так и жили Олекса с Дарьей.
* * *Не одну неделю сидит великий князь Владимирский в Орде. Уже и с Дюденей увиделся, и у хорезмийки обласкан был - она его дарам, ровно дитя малое, радовалась, - а Тохта все не допускает к себе.
Кинется русский князь то к одному ханскому вельможе, то к другому, но они ухмыляются. А ведь не с пустыми руками обегал их великий князь Владимирский: все, что в Сарай привез, порастряс, лишь придерживал подарки хану. Но когда позовет его Тохта к ответу - неведомо.
Великий князь и боится этого часа, и ждет его. Он падет ниц перед грозными очами хана, и тот будет волен в его жизни и смерти. Но князь Андрей воспринимает позор как должное. Чингис и Батый поставили Русь на колени, и с той поры ханы повелевают русскими князьями, словно улусниками. Великий князь Владимирский знает, как здесь, в Орде, у хана Берке, сломили гордого и храброго отца - Александра Невского.
Его определили в живую лестницу к ханскому трону, и нога старого Берке вот-вот должна была ступить на шею и голову князю Александру, но хан велел ему подняться и встать рядом с царевичами.
Князь Андрей Александрович не мог представить, что творилось в душе отца, потому как сам он гордость свою оставлял дома, на Руси, где милостью хана Тохты повелевал князьями. Но удельные князья строптивы и не всегда покорны. Между ними часты раздоры, особенно когда делят уделы, - вот так случилось с Переяславским княжеством. По какому праву Даниил обрел его, если им владел их отец Александр Ярославич? А ведь он, великий князь, поддержал брата, когда тот Коломну к Москве прирезал. Так-то отблагодарил его Даниил, с Михаилом Тверским связался, заодно против него, великого князя Владимирского!
Ох, если бы хан поверил ему и послал с ним, князем Андреем, свои тумены, чтобы наказать и Даниила, и Михаила, а заодно и Федора Ярославского!
От злости у князя Андрея желваки на скулах заиграли. Он представил, как будут метаться удельные князья, когда великий князь явится с ордынцами. Даниил отдаст ему Переяславль, а князья подпишут ряду.
Неожиданно вспомнил, как боярин Ерема говорил: мол, тебе бы, князь, в родство с ханом войти… Оно хорошо, да что он, старый князь Андрей, станет делать с молодой женой? Может, потому и Анастасия от него в монастырь удалилась?
Анастасия… Анастасия… Как он любил ее! Да и сейчас она будто заноза в его сердце. В Суздаль ездил - теплилась надежда вернуть ее из кельи в княжьи хоромы, чтобы скинула монашескую одежду и красовалась в наряде княгини.
Прошлое нахлынуло: как в Городец ее привез и она, ладная и статная, поразила всех своим великолепием и строгостью. На память пришло, что сестра Анастасии, Ксения, - жена Михаила Ярославича, а надо же! - никакого родства тверской князь к нему, князю Андрею, не питает. Да и что Михайло, когда брат родной, Даниил, на него замахнулся…
