Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня)
Министры после этой речи Писемского вычеркнули в договоре слово "племянник", вычеркнули и слово "просит".
Но они заявили, что хотели бы сказать кое-что и с своей стороны.
Один из них поднялся с своего места и заявил, что он возражает против новой пошлины, введенной царем. Эта пошлина тяжела, неприемлема для английских торговых людей.
Слушая речи сановников королевы, Писемский покачивал головой, выражая несогласие со словами говоривших и, когда они кончили, он проговорил, удивленно пожав плечами:
- В какой земле во время войны пошлины на товары не повышаются? Ваши купцы, долго будучи у нас свободными от всякой пошлины, обогащались неслыханно. И теперь наш государь установил брать с ваших купцов пошлину половинную, не как с иных. Ведя разорительную войну с Литвою, ханом и другими врагами, не мог наш государь не прибегнуть к повышению пошлины. Это всякий должен понять.
На том и закончилась беседа министров Елизаветы с Писемским.
Оставалась недоговоренность о сватовстве царя к Марии Гастингс.
Это дело королевою Елизаветой было отложено, пока ее племянница поправится от оспы, которой она в недавнее время болела.
Царь Иван пристрастился к игре в шахматы, подаренные ему одним итальянским гостем.
С ним часто соревновался в шахматной игре присланный в Москву к царю врач Роберт Якоби, прозванный Елизарьевым.
В наступившие зимние вечера царю доставляла особое удовольствие шахматная игра.
Однажды, играя с врачом, царь сказал:
- Меня осуждают там, за морем, ваши писаки, будто я страшное злодеяние учинил в Новгороде... Но велико ли было милосердие короля Лудовика Одиннадцатого у франков, обратившего в пепел и тление свои города Льеж и Аррас? Измену жестоко наказал он. И дацкий владыка Христиан многие тысячи людей извел за измену. А Мария Тюдорова, говорят, своими руками усекала головы недругам своим.
Роберт Якоби, чтобы угодить царю, привел в пример герцога Альбу, учредившего "Кровавый совет" в Нидерландах и казнившего восемнадцать тысяч человек за неповиновение испанским властям. Он привел в пример даже и свою королеву, - как он сказал, - "мудрейшую из всех правительниц, когда-либо существовавших на земле". Он рассказал царю, как двенадцать лет тому назад она казнила около тысячи человек в северо-западных провинциях Англии.
Выслушав его, Иван Васильевич засмеялся.
- В своего отца пошла твоя королева... Король Генрих и женам своим головы рубил.
Роберт Якоби промолчал. Царь оживился.
- Мне писал Максимилиан, немецкий цесарь, какую кровавую гульбу учинил король франков в ночь под Варфоломея... В его королевстве в одну ночь много тысяч народу перебито вместе с грудными младенцами в угоду католическим попам. Столько крови король франков без ума пролил. Глупец! А папа Григорий даже знак серебряный, чтоб на груди носить, в честь сего кроволития выбил... Тоже глупец! И собака!
Роберт Якоби, хорошо игравший в шахматы, заведомо проигрывал партии, чтобы польстить царю.
И в этот раз также в выигрыше остался царь Иван. Ему это доставило большое удовольствие. Он весело рассмеялся, похлопав по плечу англичанина, который делал вид сконфуженного своей неудачей. Царь понимал, что ему уступают в игре, и принимал это как должное.
Он насмешливо подшучивал над "проигравшим" партию Якоби, а тот нарочно вздыхал, в растерянности качая головою.
Откинувшись на спинку кресла, царь сказал с улыбкой:
- Что-то Писемский долго мне невесту не везет. Послушал я тебя, посватался к ней, а видишь, как дело затянулось. Ты говоришь, - красива она? Не так ли?
- Государь, смущает меня одно: какова бы она ни была красавица, все одно не стоит она тебя. Столь великому и мудрому владыке трудно найти под стать невесту.
Царь испытующе посмотрел на него.
- Яков, не ври! Красавице, даже из холопок, одной мужней мудрости и знатности мало... Гляди, я облысел... Тело мое немощно... Состарился... За что меня любить? Пробовал я приблизить к себе деву...
Тяжело вздохнув, царь с усмешкой махнул рукой.
- Ты - лекарь... Верни мне мою молодость! Ну! Озолочу тебя, первым человеком в моем царстве сделаю.
Англичанин растерянно пожал плечами.
- Чего же ты?! - нетерпеливо хлопнул его по руке царь.
- Не по силам то мне, да и никому на то разуму не дано. И едва ли когда смогут люди то...
- Молчи! - громко сказал царь. - Не надо! Давай сызнова играть. Вот.. моя молодость! Забываю я обо всем на свете, когда сижу за этой диковинкой.
Иван Васильевич показал на шахматы.
- На душе мне легче становится... Я чувствую тогда, что живу, будто здоров, будто нет горя у меня. Кто выдумал это - того следует почитать, как чудотворца.
Роберт снова расставил шахматы.
Началась игра, во время которой царь Иван любил вести тихую, спокойную беседу.
- А я и не гонюсь за той девкой... Коли союза у меня не будет с королевой твоей, то и незачем мне ту княгиню аглицкую брать. Господь с ней! Союз мне надобен с твоей землей... Мы хорошо понимаем, сколь полезны для Англии товары нашей страны. Если мы не встретим в нашей сестре королеве Елизавете большей готовности, чем ныне, то все повольности в нашей земле у ваших купцов будут отняты. И мы сию торговлю передадим голландцам, венецианам и германцам... Впрочем, я еще подожду от нашей сестры решения - либо согласия, либо отказа. Буду ждать Писемского.
Сделав несколько ходов шахматами, царь Иван откинулся на спинку кресла. Отдохнул немного. Вытянулся.
- Больно в пояснице... Ломит, - сморщился Царь.
Якоби заботливо вскочил, приложил ухо к спине царя.
- Ничего, государь... Застуда... Пройдет... Овечьего молока испить на ночь... Да настойку из шелковой водяной травы, как то ранее говорил я вам.
Внимательно поглядел на него Иван Васильевич.
- Пью я ее, да не помогает... Зуд меня одолел, по ночам не сплю.
- Яичный желток с солью смешать, да и помазать, где зудит... Ваше величество, это зело помогает.
- Коли так, - помажь.
Царь Иван был послушным в лечении болезней. Он искренне верил врачам и во всем подчинялся их советам.
Глубоко вздохнув, он сказал:
- Не щадил я себя, по недомыслию, в младых годах, а ныне вот и жалею... Много я прелюбы сотворил, прости ты меня, господи! Много грешил!
Царь набожно перекрестился.
- Ну, играй... Ставь дальше... Не хочу думать о том.
Якоби услужливо углубился в игру. Царь тоже сосредоточил свое внимание на шахматной доске. Но через несколько времени все же опять оторвался от игры.
- Море нам нужно!.. - громко сказал он.
- Государь, вы обладаете огромным морем на севере...
- Мало! - сердито крикнул царь. - Мало!
Якоби испуганно съежился.
- Винюсь, государь... И то сказать, невежда я в сем деле.
Царь смягчился.
- Ладно. Ставь дальше.
IX
Писемского рано утром разбудил Неудача.
- Федор Андреевич, от королевы прискакали гонцы, приглашают тебя во дворец.
Быстро собрался Писемский. Тщательно причесался, даже подбрился, оделся в лучший парчевый кафтан и стал дожидаться послов королевы; поверх кафтана накинул опашень.
Природа благоухала. Был солнечный весенний день. Писемский вышел на балкон, щурясь от солнца.
Яркие цвета, мягкий отблеск шелка и тяжелые складки бархата одежды Писемского как нельзя лучше гармонировали с блеском самоцветных камней, матовой белизной жемчужного шитья. Темные меха бобра и соболя, окаймлявшие ворот и короткие рукава опашня, делали фигуру Писемского важной, величественной.
Наряды московских послов всегда приводили в восхищение иноземцев своей необычайностью и своеобразием. Их называли "костюмами покоя". Широкие, свободные, они говорили о широте и мощи самой русской натуры.
Писемский не смущался тем, что при его появлении во дворцах, на улицах, на него глядели с любопытством и удивлением. Он видел иногда насмешки на лицах знатных господ, но равнодушно проходил мимо них с глубоким сознанием своего посольского достоинства, убежденный в красоте своего отечественного костюма.
Вот и теперь он знал, что будет предметом любопытства и даже насмешек толпы придворных, но его это не смущало. Его радовало то, что, наконец, он увидит Марию Гастингс, будущую невесту царя. Об этом его поставили в известность еще вчера. Пора уже кончать сватовство и возвратиться в Москву. От царя приходят письма, полные нетерпения и недовольства.
Не так давно Писемский представлялся королеве и наедине с ней говорил о сватовстве царя.
Королева Елизавета сказала ему с улыбкой:
- Ведь мой брат, ваш государь, как мне известно, любитель красивых женщин, а моя племянница не обладает красотой. Она недавно была в оспе. Ни за что не соглашусь, чтобы ты видел, а живописец изобразил ее для Иоанна-царя с лицом красным, с глубокими рябинами. Нет. Этого нельзя.
Писемский спокойно сказал:
- Ну, что ж! Я подожду, когда лицо ее снова посвежеет, и тогда ее посмотрю. Однако, к царю без того я не поеду, и без изображения ее художником - тоже. Твое величество, великая королева, приказала бы мне подождать того дня, когда принцесса твоя будет вполне здоровой. И на том я справлю тебе мою, послову, благодарность.
