Геннадий Семенихин - Космонавты живут на земле
Алексей рассмеялся:
-- Если в свое время Россия выдержала поход четырнадцати держав, почему же мне не выдержать ваши четырнадцать Ж.
-- Молодчина! Посмотрите, какая ровная кардиограмма. Не сердце, а перпетуум-мобиле.
Он удовлетворенно кивнул головой, внутренне ликуя от всех этих комплиментов, и не сразу встретился с глазами находившегося в пультовой Кострова. Тот уже успел сменить тренировочный свитер на обычный военный костюм.
-- Поздравляю, -- негромко произнес Костров. -- А вот у меня, кажется, не все нормально.
В светлой пультовой повисла неловкая тишина. Костров держал в руке обрывок белой ленты с записями, оставленными на ней осциллографом. У него было какое-то серое, покрытое мелкими-мелкими бисеринками пота лицо, невероятно бледные губы и очень растерянные глаза. -- Вот... взял на память, -- вымученно улыбнулся он и протянул огрызок ленты. -- Посмотри, как линия жизни пляшет... экстрасистола, так называется.
-- Не понимаю, -- недоуменно протянул Горелов.
-- И дай тебе бог никогда не понимать.
За своим рабочим столиком Зара Мамедовна, лаборантка и дежурный врач сосредоточенно рассматривали ленту и след, оставленный на нее зубцами осциллографа, напоминающий линию горного хребта, с провалами ущелий и остриями вершин.
-- Экстрасистола -- это нарушение ритма в работе сердца, -- рассеянно вымолвила Зара Мамедовна, -- чертовски досадно, Владимир, но я обязана докладывать об этом своему начальству. Обязана! -- И подняла на Кострова добрые, все понимающие глаза.
x x x
Дурная весть -- что перекати-поле. Подхваченный ветром, сохлый сорняк витает над пахотной землей и сеет, сеет во все стороны ненужные семена, которым не радуются ни поле, ни люди.
Не успел Володя Костров вернуться в городок, а весть о том, что он не выдержал зачетной тренировки на центрифуге, уже облетела очень и очень многих. Узнали об этом и те, кому, как говорится, не было положено по штату. Стоустый шепоток бежал от человека к человеку. Даже капитан Кольский, комендант гарнизона, и тот вздохнул, повстречавшись с Костровым у входа в штаб.
-- Ничего, ничего, Владимир Павлович! Не унывайте...
Генерала Мочалова на месте не оказалось, и Костров влетел в кабинет начальника медслужбы полковника Лапотникова. Подслеповато щурясь, тот развел руками. Он не был никогда перестраховщиком, но авторитету больших людей всегда доверял и часто самые категорические их заключения старался преподносить в смягченной форме.
-- Ну так что же, -- сложил он руки на груди, -- сдали, батенька мой? Вопрос становится весьма остро.
-- Как именно? -- нервно спросил Костров.
Лапотников притянул к себе поодаль лежавшие очки и стал их вертеть, держа за конец тонкой оправы. Когда очки сделали третий оборот, он снова положил их на место.
-- Вы не подумайте, что я хочу подсластить пилюлю. Зара Мамедовна пыталась вас защищать, высказывалась в пользу дополнительных тренировок, но генерал медицинской службы Заботин непоколебим. Он считает, что человеческий организм, не выдерживающий нагрузок, нетренируем. Разумеется, он будет настаивать на вашем отчислении.
Костров вздрогнул и весь подался вперед. Казалось, обычная выдержка вот-вот его покинет. Потемнели глаза, и складки зыбью побежали от уголков рта.
-- Меня отчислить... после стольких лет тренировки?
Лапотников подавленно вздохнул:
-- Все это верно, и я ваше состояние понимаю. Но экстрасистолы -паршивая вещь, и при наличии их вряд ли разрешит медицина сажать человека в космический корабль, зная, что при проходе сквозь плотные слои человек этот должен переносить большие перегрузки. Где гарантия, что он останется, мягко выражаясь, невредимым?
-- Значит, и вы с ними заодно? -- вспыльчиво спросил Володя.
Полковник Лапотников нравоучительно поднял указательный палец.
-- Генерал Заботин -- ученый с мировым именем.
-- В основном исследовавший Стрелок и Белок! -- взорвался Костров. -- А я че-ло-век! Понимаете, че-ло-век!
-- Вы еще и летчик-космонавт, майор Костров, -- услышал он за спиной рассерженный бас и резко обернулся.
В дверях стоял генерал Мочалов. Костров моментально подобрался, вытянул руки по швам.
-- Как вам не стыдно! -- сказал Мочалов. -- Садитесь. -- И сам сел напротив. -- С такой нервной системой, как у вас, майор Костров, вероятно, будет нелегко переносить перегрузки, одиночество и невесомость в настоящем космическом полете. Жизнь вам задала всего один суровый урок, а вы уже готовы пасть духом.
-- Неправда! -- вспыльчиво перебил Костров. -- Я готов драться.
-- Драться? -- переспросил генерал, и глаза его потеплели. -- Вот это по-моему. -- Он дружелюбно хлопнул майора по коленке, искоса посмотрел на полковника Лапотникова. -- Драться и мне неоднократно приходилось. Только давайте разберемся, против чего надо драться. Как-то на фронте мой "ил" подбили над целью. Пришлось садиться во вражеском тылу. Когда я увидел, что ко мне спешат фашистские мотоциклисты, я твердо знал, за что буду драться, и был готов вести бой до последнего патрона. После войны, уже в мирное время, пришлось мне однажды садиться без горючего в горах, голодать, ждать помощи. Там я тоже знал, за что дерусь, и не спасовал. Но был в моей жизни и другой случай. На учениях. Мы уже на реактивных истребителях летали, и наш начальник штаба, замещавший в ту пору командующего, приказал в воздушном бою против соседнего полка применить массированные атаки. Я вышел из его кабинета, сказал: "Слушаюсь", а сам думаю: "До чего же это дремучая чепуха! Разве можно такой тактикой пользоваться в нашей молодой реактивной авиации, разве она применима? Скорости огромны, групповой маневр чрезвычайно осложнен..." А начальнику штаба ой как хотелось блеснуть перед генерал-инспектором!
-- И вы его не послушались? -- вопросительно поглядел на него Костров.
-- Не послушался, Володя, -- весело закончил Мочалов, -- мелкими группами ударил. По-своему.
-- А потом?
Мочалов рассмеялся и встал.
-- Дело прошлое. Начальник штаба приказ о моем освобождении от обязанностей командира полка заготовил. А генерал-инспектор за самостоятельное решение благодарность объявил.
-- Значит, вы меня учите непослушанию, товарищ генерал? -- невесело пошутил космонавт.
-- Твердости, товарищ майор, -- сурово поправил Мочалов, -- и считаю, что каждый советский офицер, если он верит в справедливость своего замысла, должен доказывать свою правоту всеми средствами. Не нарушая наших уставов, разумеется, при этом. Вы вот тут в полемическом запале, так сказать, не совсем лестно о генерале Заботине отозвались, Костров. А так ли это? Заботин действительно крупный ученый, и сводить его роль к исследованиям Стрелок и Белок, как вы тут выразились, это оскорбительно. Я знаю, например, что Орест Михайлович заканчивает интересный труд "Человек и невесомость". Но что поделаешь, космическая наука еще очень молода. Творцы ее производят много смелых экспериментов... И поверьте, они вам не враги. Даже перестраховка, если она есть, только заботой о вашем здоровье вызвана и стремлением, чтобы все наши космические полеты без ненужных жертв совершались. Ну а вы должны за себя побороться. Словом, считайте, что я на вашей стороне, -- закончил генерал Мочалов.
x x x
Костров покидал штаб несколько ободренным. У входа его нагнал Олег Локтев, обнял за плечи.
-- Дружище, мало ли с кем не бывает... Мы бороться за тебя будем. Сейчас иди к Горелову. Там "большой сбор" трубят. Сережа Ножиков инициатор.
Ясный апрельский день властвовал над землей. Зрело на голубом небе щедрое солнце, и нагретый им воздух дрожал и струился совсем как летом. Первые ласточки жадно тянулись к солнцу. Чисто выметенные дорожки городка сияли, словно умытые. На здании клуба красили крышу в ярко-зеленый, такой же, как и первая травка, цвет. Горелов, посланный товарищами встретить Кострова, увидел, что Володя у самого подъезда тихо и мирно беседует с плечистым, небольшого роста майором. Этого офицера Горелов уже видел однажды в спортзале, когда команда космонавтов сражалась в баскетбол с командой штаба.
Несмотря на то что за штаб выступал приехавший к ним в отряд Гагарин, отменный баскетболист, они долго вели игру с разрывом в четыре очка. А перед самым перерывом появился этот майор. У него были удивительно цепкие голубые глаза, умевшие как-то быстро схватывать все окружающее. Чуть выпуклые, с маленькими прожилками, они не скользили по сторонам, как это бывает у многих любопытствующих людей, а смотрели как бы в одном направлении и видели все. Офицер этот пришел тогда в меховой шапке. Из-под нее проглядывали пышные белые волосы. Но когда майор шапку снял, оказалось -- он почти совсем лыс. Майор встал на сторону штабной команды вместо выбывшего из игры начальника физподготовки Баринова и за десять минут несколькими бросками выровнял счет. Космонавты в тот день проиграли. Сейчас он, улыбаясь, ободрял приунывшего Володю:
