Андрей Буровский - Вся правда о Русских: два народа

И еще одно… Как не случайно Третьи объединительные съезды Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов собираются сразу после разгона Учредительного собрания! И все, с середины января лозунг Учредительного собрания уже мало популярен в массах. По-видимому, в представлении русских туземцев, съезды Советов 13 января и играли роль Учредительного собрания — Земского собора. А что, разве не так?! Собралась вся Земля и учредила для себя новую власть. А что эта власть не похожа на власть в странах Европы — так ведь и учреждала ее Россия не европейская, а туземная.

Для огромного множества русских туземцев Советская власть была понятной, привлекательной и давала как раз то, чего хотели. По представлениям туземцев, «правильная» власть и должна была утверждать идеал справедливости, коллективизма и равенства. Она это и делала!

Временное правительство стояло на идеалах законности… Поэтому оно, в строгом понимании священной частной собственности, посылало карательные отряды в деревни. Ведь захватывая чужую землю — в данном случае помещичью или кулацкую, — крестьяне нарушали права законных собственников, что сокращало базу налогообложения, нарушало законы Российской империи и так далее.

Но крестьяне смотрели на это совершенно иначе! Еще в начале XX века в Сибири считали вполне серьезно — земля — Божья! При попытках правительства взимать плату за использование казенных лесных дач они скорее будут давать взятки лесным объездчикам, чем платить установленную пошлину. Иногда члены общин сговаривались — не давать понятых для суда над пойманными нарушителями. А передача земли в частную собственность вызывала у них просто недоумение и страх кощунства [124. С. 51–54].

Здесь напрашивается вопрос: а как вообще русские туземцы относились к купле-продаже земли? Ведь уже в XVIII веке землю покупали и продавали — сначала дворяне, потом вообще любой, у кого водились деньги и кто хотел вложить их в землю. Происходило это на глазах у крестьян, они отлично понимали, что землю покупают и продают.

Это только предположение — но возможно, крестьяне-туземцы смотрели на продающих и покупающих как на богоотступников и на нарушителей самых основных, самых фундаментальных законов мироздания. Примерно так же посмотрели бы мы на человека, который продал собственных детей «на органы» — чтобы из них вынули почки и хрусталики из глаз. Или на того, кто ограбит нищих на церковной паперти.

Сделать туземцы ничего не могли, и вообще привыкли к тому, что вот — есть такие, продают и покупают Божью землю. Но как только они получили такую возможность — и прорвался нарыв двухвековой давности.

Если я прав, то аграрные волнения — те самые 16 или даже 18 тысяч крестьянских выступлений за 1916–1917 годы — вызваны не только одной классовой борьбой. И даже не только тем, что в этих имениях пороли и насиловали девок. То есть элемент мести тут явно есть, но он ли главный? Может быть, туземцы истово, с религиозным рвением уничтожали все, что связывалось у них с нарушениями законов Божеских и человеческих. В этих стенах не только пороли и насиловали их бабушек — в этих стенах кощунственно оскверняли куплей-продажей землю, а на выручку накапливали всякие там мраморы, картины, книги, дорогое оружие, хрусталь и прочий никчемный хлам.

Культурные ценности? А как относились крестьяне к культурным ценностям? Ведь рафинированная культура, особенно книжное знание, не только не было для них ценностью… Оно тоже было религиозно подозрительным, странным занятием, покушением возомнившего человека на божественные функции всезнания.

Справедливости ради, крестьяне довольно редко сжигали живьем помещиков и членов их семей — разве что тех, кто очень уж их «доставал». Но очень может статься, все атрибуты книжной и вообще высокой культуры подлежали вполне инквизиционному «очищению огнем».

Конечно, иногда часть этих сокровищ расхищалась. В 1920-1930-е годы в деревнях можно было найти просто фантастические сокровища: инкунабулы XVII века, скрипки работы Страдивари, посуду мейсенского фарфора и так далее.

Но ведь и инквизиторы порой делали «ведьм» своими наложницами или выпускали за большие деньги явных еретиков. Из этого совершенно не следует, что они не верили в ведьм и не стремились к истреблению всего, что казалось им ересью.

Я даже рискну сказать больше. Никакая аграрная реформа, даже самая радикальная, до конца не устроила бы русских туземцев — просто потому, что она была бы построена на малопонятных и даже на неприятных для них принципах.

Хотел ли крестьянин стать собственником земли? Частным собственником, который имеет право продавать землю, закладывать, сдавать в аренду, предавать по наследству?

Да — если он был европейцем.

Категорически нет — если он был туземцем.

Туземцы хотели не владеть, а пользоваться землей. Чтобы земля и оставалась Божья, а они, скромные арендаторы имений Божьих, могли бы распределять и перераспределять землю по своим представлениям о правде, равенстве и справедливости.

Ни одно из Белых правительств так и не провело аграрной реформы. Украинская Рада — провела, раздавая землю крестьянам в частную собственность. Это была очень радикальная реформа, но крестьянский вождь Махно этому вовсе не рад. Вот что он пишет:

«Напрасно она (Рада. — А. Б.) в угоду буржуазии, изменив своим принципам в области земельной политики, признала право частной собственности на 30–40 десятин. Буржуазия, увлекшись своими временными победами над революцией, над носителями ее идей — революционными тружениками деревни и города, не удовлетворилась этой позорной изменой Рады трудящимся» [125. С. 5]. А дальше еще круче: «Революция на селе принимает явно противовластнический характер… В этом залог того, чтобы вновь организовавшаяся Украинская шовинистическая власть в Киеве оставалась властью только для Киева. Крестьянство за ней не пойдет; а опираясь только на отравленный и зараженный властническими началами город, она далеко не уйдет» [125. С. 157].

Что характерно — Махно-то ведь не кабинетный теоретик! Сын крестьянина, Нестор Иванович родился в Гуляйполе и окончил церковно-приходскую школу. Он-то нес в себе и выражал вслух именно народные представления.

В этом смысле лозунг большевиков: «Земля — крестьянам!» и формула ленинского «Декрета о земле» очень соответствовала народным представлениям. Напомню эту формулу: земля национализируется и принадлежит государству. А государство передает всю землю в вечную безвозмездную аренду крестьянам.

Если вспомнить, что у московитов и их потомков государство было установлением божественным и не всегда различалось Божье и государственное — формула окончательно становится «выстрелом в десятку».

Но, конечно же, не все туземцы хотели Советской власти. Они и выступали против нее, но вот еще один мрачный парадокс нашей истории: они выступали против большевиков вовсе не вместе с белыми армиями. То есть часть была и в этих армиях… Но очень многие туземцы вовсе не хотели идти в бой вместе со своими вчерашними барами и под начальством этих бар.

Алексей Николаевич Толстой («литературная содержанка Сталина» — по определению Дж. Оруэлла) определил Гражданскую войну как «бой армии с ее командным составом». Это очень нравилось Сталину и его окружению, но это совершенно не соответствует действительности. Из 200 тысяч офицеров, живших в России в 1917 году, 40 тысяч были у белых, 50 тысяч — у красных, а 100 тысяч — решительно нигде. Не принимали участия в гражданской войне ни на чьей стороне и никак.

Абсолютное большинство солдат тоже вовсе не рвалось воевать, подчиняясь насильственным мобилизациям красных или Колчака.

А кроме больших армий белых и красных, кроме армий самостийной Украины и новой, только что образовавшейся Польши, кроме немецкого ландвера в Прибалтике и армий Эстонии, Финляндии и Латвии, по бескрайним просторам бывшей Российской империи бродили то ли банды, то ли отряды, а иногда и целые повстанческие армии русских туземцев. Называть армиями вооруженные формирования в 30, 50, даже в 500 человек будет не особенно точно… Грань же между бандой и отрядом бывает очень уж зыбкой, слишком уж зависит от того, как мы относимся к идеологии этого вооруженного формирования.

Известно по крайней мере 1500 разных по масштабам вооруженных формирований, которые последовательно воевали с красными, но и не вливались в ряды белых армий. Некоторые из них и правда возглавлялись уголовниками, и единственной их целью были грабежи. Как писал на своих тачанках «батько» Ангел: «Бей красных, пока не побелеют, бей белых, пока не покраснеют».

Но огромное множество отрядов были вполне идейными, активными участниками Гражданской войны. Современники различали кроме красных и белых еще и «зеленых». Эти «зеленые» могли выступать под какими угодно флагами, но главное у них было: идти против красных — но не вместе с белыми, а самим по себе.