Николай Шпанов - Поджигатели (Книга 2)
Роу не рисковал возить такие вещи на немецких самолетах, поэтому английский летчик ждал его на мюнхенском аэродроме...
Бен, сидевший у Галифакса как раз в то время, когда принесли этот материал, просмотрел его без особого интереса, но, едучи домой, подумал, что прочитанное может пригодиться на завтрашнем обеде у Маргрет. Для общества, которое у нее соберется, такого рода сообщение - сущий клад. Не говоря об Уэллсе, может быть, даже для толстяка Черчилля это явится новостью!
Когда Бен рассказал Маргрет о "гвозде", припасенном на завтра, она со свойственной ей экспансивностью даже потрепала его за ухо.
- Уверяю вас, дорогой, если я приложу некоторые усилия, из вас получится ничуть не худший министр, чем свиновод.
- Умоляю, дорогая, не раньше, чем окончится вся эта кутерьма с Чехословакией.
- Вы думаете, тогда наступит рай?
- Премьер уверяет: на полстолетие по крайней мере...
- Перестаньте болтать чепуху! - неожиданно раздался над головою Бена пронзительный, скрипучий голос, заставивший его вздрогнуть и испуганно оглянуться.
Маргрет расхохоталась.
- Разве не прелесть? Меня уверяли, что ему триста лет.
Бен скептически оглядел попугая.
- За триста лет можно было научиться чему-нибудь более умному.
- Я прикажу незаметно внести его перед десертом, когда всем будут угрожать снотворные сентенции Уэллса.
- Старик действительно становится скучноват.
Супруги не виделись до следующего вечера, так как Бен уехал в Грейт-Корт посмотреть на свиней и вернулся только к обеду. Обычно он равнодушно относился к обедам Маргрет, иногда даже досадовал на то, что приходится тратить усилия на поддержание разговоров, которые его мало занимали. Случаи, когда удавалось поговорить о свиньях, он мог перечислить по пальцам, а политика, искусство, жизнь общества - ото всего этого его только клонило ко сну.
Сегодня совсем иное дело. У него есть новость, которая заставит позеленеть от зависти даже милейшего Черчилля, всю жизнь подтрунивавшего над его неповоротливостью.
Бен с трудом сдерживал нетерпение, когда отворялась дверь и дворецкий докладывал о приходе нового гостя. Краем уха слушал он рассказ Уэллса, недавно вернувшегося с юга Европы, и с беспокойством косился на Маргрет, способную сесть за стол и без Черчилля. Багровая громада Ванденгейма, которого Маргрет демонстративно называла "дядей Джоном", - он был троюродным братом ее матери, - давно заполнила добрую половину диванчика у камина, и его громкий голос покрывал сдержанные реплики министра государственных имуществ Горация Нельсона.
Наконец, едва дворецкий успел скороговоркой произнести: "Мистер Уинстон Черчилль", толстяк стремительно влетел в комнату, сверкая розовым глянцем широкого лица, широкими лацканами смокинга, широкими шелковыми лампасами брюк, лаком ботинок. Все в нем блестело и лоснилось от самодовольства и уверенности в себе. Сильно выдвинутая вперед челюсть, маленькие глазки, свирепо блестевшие из-под сдвинутых бровей, немного наклоненная голова - все придавало ему сходство со старым бульдогом. Нехватало только обнаженных клыков и свирепого рычания. Впрочем, оно не замедлило послышаться, едва Черчилль увидел поднявшегося ему навстречу хозяина:
- Об успехе вашей миссии говорит весь Лондон!
Неожиданный комплимент заставил Бена растеряться. Он поспешно искал в нем скрытый смысл, так как не мог допустить, что Черчилль способен сказать что-либо действительно приятное.
Бен обратил на оскалившегося в улыбке бульдога растерянно-умоляющий взгляд, но после короткой паузы последовало новое рычание, такое громкое, что его услышали все:
- Говорят, ваше дипломатическое приобретение в Чехии весьма удачно: от его скрещивания с йоркширами можно ждать отличных результатов.
И, не обращая внимания на оторопевшего Бена, еще больше выпятив челюсть, Черчилль устремился к Маргрет.
Обед начался в напряженном ожидании следующего броска бульдога. Но он пережевывал пищу, старательно двигая массивной челюстью, хмурился и молчал. Бену стало невмоготу удерживать просившуюся наружу сенсацию. При первом удобном случае, как только речь зашла о политическом положении в Европе, он сказал:
- На-днях Гитлер пригласил польского посла для секретного разговора...
По тому, как на миг перестала двигаться челюсть Черчилля, а маленькие глазки метнулись в его сторону, Бен понял, что попал в точку: бульдог еще не имел этих сведений. Бен заговорил смело:
- Полякам очень хочется, чтобы война между Германией и Чехословакией произошла, потому что они рассчитывают стащить кость во время драки.
- Из-за этого желать европейской войны? - возмущенно проговорил Уэллс. - Да ведь это значит утратить остатки морали!
- Насколько я понимаю, речь идет не о героях вашего социального романа, а о Гитлере и Беке, - насмешливо проворчал Черчилль в топорщившуюся у его подбородка накрахмаленную салфетку, но так, что могли слышать все.
Приняв это за неожиданную поддержку, Бен еще более оживился:
- Канцлер подчеркнул, что если Польша сама откроет военные действия из-за Тешина, Третий рейх ее тотчас поддержит.
- Боннэ скорее умрет со страха, чем позволит полякам предпринять что-либо подобное, - заметил Нельсон.
При этих словах Ванденгейм нагнулся над столом так, что его салфетка окунулась в соус. Он хотел видеть говорившего. Там, где дело шло о Боннэ, он был кровно заинтересован. Дело Боннэ поддержать в поляках задор, а не мешать им. Свои страхи он может спрятать в карман! За это Джон платил наличными!
Не обращая внимания на спрашивавшую его о чем-то Маргрет, Джон тут же сделал заметку на манжете: "Телегр. Долл. Б". Это значило, что следует, не откладывая, послать телеграмму Долласу с требованием прочистить мозги французскому министру.
Бен поспешил продолжить свое сообщение:
- Гитлер решительно заявил Липскому, что если Чемберлен не заставит чехов удовлетворить его, Гитлера, требований, то он не остановится и перед вооруженным нападением на Чехословакию.
- А если мы их удовлетворим? - спросил Нельсон.
- Похоже на то, что именно этого он и не хочет.
- Следует ли это рассматривать, как желание этого варвара зажечь европейскую войну во что бы то ни стало? - спросил Уэллс.
- Война позволила бы ему коренным образом решить вопрос о Юго-Восточной Европе, которая стоит на его пути на восток, - словно это было его собственное мнение, заявил Бен.
- Вполне разумное желание, - сказал Нельсон. - Нельзя же в конце концов не понимать, что Германия не успокоится до тех пор, пока не получит своего.
- Если мы не даем Гитлеру колоний, то нельзя ему отказывать в расширении за счет Европы, - вставила Маргрет. - Это нам ничего не стоит и ничем не угрожает.
- Речь идет кое о чем большем, нежели простой захват куска земли, глубокомысленно заявил Бен. - Прибалтика, Польша, Чехия, Венгрия, Румыния это барьер, который Гитлер хочет водрузить между Европой и большевиками.
- А раз так, у кого поднимется рука мешать ему? - послышался громкий голос Ванденгейма, и он обвел сидящих за столом налитыми кровью глазами.
Все головы повернулись к нему.
- При всем том, что я никогда не вкладываю в Европу ни одного цента, который не приносит сто процентов дохода, я не пожалел бы ничего на цемент для надежного барьера против русских, - сказал Джон.
- Вы хорошо знаете Советскую Россию? - негромко спросил Уэллс, и все же при этом вопросе за столом наступила тишина.
- Да, - безапелляционно заявил Джон.
- Вы бывали там?
- И не собираюсь.
- На месте американцев я попытался бы спасти мир, прокламируя идеи Сталина, а не загораживаясь от них.
- На месте американцев?! - крикнул Ванденгейм. - Почему англичане не попробуют привить коммунистическую бациллу самим себе?
Уэллс покачал головой и отодвинул тарелку.
- Потому, что мы не можем себе представить никакой другой системы, кроме той, которую в течение семисот лет создавали своими руками на этом острове. Мы слишком стары для новых идей. В этом наша беда.
- Наше счастье! - сердито бросил Черчилль.
Уэллс взглянул на него с сожалением.
- Из-за этого заблуждения мы и погибнем. А Америка молода, она...
Джон прервал его на полуслове:
- Ну, что касается нас, то мы не собираемся погибать и не нуждаемся ни в каких прививках.
- Вы так уверены? - насмешливо спросил писатель.
- Америку оставьте в покое, - отрезал Джон.
Уэллс снова покачал головой.
- Вам не избежать общей участи.
Ванденгейм выдернул из-за жилета салфетку и, комкая ее, сказал еще громче, почти крикнул:
- Так беритесь же за дело, или придем мы!
- Беремся и притом довольно крепко, - сказал Бен, тоже повысив на этот раз голос так, чтобы на него не могли не обратить внимания. - Линия правительства ясна: миром должна управлять твердая рука. Сэр Гораций лучше меня изложит вам нашу точку зрения.